Певец огневой стихии.
В сентябре 1922 года Андрей Белый писал в предисловии к собранию своих избранных стихотворений: “Все мной написанное, - роман в стихах: содержание же романа — мое искание правды, с его достижениями и падениями”.
Белый на протяжении всего своего творчества шел от идей к человеку, поверял живую жизнь высокими духовно-нравственными идеалами, причемсо временем его идейная требовательность к себе, к другим людям, к жизни в целом все более и более усиливалась, становилась все более строгой, более раскаленной. Неодухотворенная эмпирическая реальность для Белого — косная материя или “пепел”, лишенный, говоря словами Н. А. Некрасова, “искры сокрытой”, а не оплодотворенная духовно человеческая плоть — мёртвое, разлагающееся тело. Белый, в отличие от Блока почти что не чувствовал обратных связей, обратного, одухотворяющего воздействия материальной действительности, особенно “сырой” природы, на человека. Только извне одухотворенные человеческая плоть и эмпирическая действительность приобретали свойства бурной “огневой стихии”. Начав в межреволюционный период более глубоко осознавать поэтическую значимость Блока и его преимущество над собой как поэта, Белый в то же время не отказывается от своей роли идейного руководителя Блока, только теперь это руководство осуществляется по - другому. Если раньше Белый в своих статьях и других литературно-критических выступлениях осуждал идейные “измены” Блока в его поэтических произведениях, то теперь Белый как поэт стремится поправлять, идейно корректировать Блока.
В связи с этим стремлением Белый в своей поэзии начал как бы повторять Блока, что стало особенно заметным в годы Октябрьской революции, когда вслед за поэмой Блока “Двенадцать” появилась во многом похожая на нее поэма Белого “Христос воскрес”, о которой М. Кузмин писал: “Последнее произведение довольно слабое, особенно по сравнению с “Двенадцатью” Блока, с которым оно имеет очевидную претензию соперничать...”1 Здесь верно отмечено стремление Белого к соперничеству с Блоком, и хотя это соперничество выразилось в поэтической форме, оно имело преимущественно идейную направленность. Что касается слабости поэмы Белого по сравнению с поэмой Блока, отмеченной М.Кузминым, то это была слабость художественного свойства, выразившаяся в поэтической прямолинейности, однозначности и образной иллюстративности поэмы Белого.
Однако прежде чем обратиться к рассмотрению поэмы “Христос воскрес” и попытки Белого прокорректировать в ней поэму Блока “Двенадцать”, остановимся на составе поэзии Белого революционной эпохи 1917—1921 годов и ее развитии в целом. По плану Белого сборник “Золото в лазури”, существенно переработанный и дополненный родственными мотивами из других книг поэта, должен был стать первой частью его “романа в стихах”, “Пепел” и “Урна”, тоже переработанные, составить вторую часть, а произведения революционных лет, вместе с предваряющей их книгой “Королевна и рыцари”, увидевшей свет только в 1919 году, должны образовать заключительную часть трилогии.
Непосредственно в революционную эпоху 1917—1921 годов Белым были написаны и изданы книга стихов “Звезда” (два издания — 1919 и 1922 годов, в которые были включены и стихотворения предреволюционного периода), поэмы “Христос воскрес” (1918) и “Первое свидание” (1921, 1922), сборник “Стихи о России”, в который вошли и дооктябрьские стихотворения поэта. Книгу стихов “После разлуки” (1922) можно, вероятно, считать одновременно и эпилогом всей поэтической трилогии Белого, и ее заключительной части.
Сборник стихов “Королевна и рыцари” в определенном смысле, а именно в смысле развития идеи и образа Вечной Женственности, явился для Белого примерно тем же, чем были для Блока “Стихи о Прекрасной Даме”, однако с тем существенным различием, что Блок “Стихами о Прекрасной Даме” начинал свою лирическую трилогию, а Белый книгой “Королевна и рыцари” предварял заключительную часть своего “романа в стихах”, уже являясь к этому времени автором едва ли не лучших своих поэтических книг — “Золота в лазури”, “Урны” и особенно “Пепла”. В первых трех книгах Белого тема интимной любви к женщине в ее лирическом выражении не занимала сколько-нибудь важного места и не играла в их духовно-нравственной и эстетической проблематике существенной роли. В немногих стихотворениях “Золота в лазури” и “Урны”, затрагивающих тему любви к женщине, эта тема раскрывалась, как правило, в житейском, психологическом плане и не соотносилась с идеей Вечной Женственности и рыцарским служением этой идее.
В книге стихов “Королевна и рыцари” идея Вечной Женственности в поэзии Белого начинает обнаруживать тенденцию к интимно-личному и конкретно-образному, чувственному воплощению, чему, вероятно, в значительной степени способствовала встреча поэта в 1909 году с А. А. Тургеневой, с Асей, как он ее называет, и сильное, глубокое чувство любви к ней. По свидетельству самого Белого, цикл “Королевна и рыцари” начался для него со стихотворения “Родина” (“Наскучили старые годы…”) написанного под влиянием знакомства с А. А. Тургеневой. “В первые дни по приезде в Москву из Бобровки я встретился с Асей Тургеневой <...> —вспоминал позднее Белый.—Она стала явно со мною дружить; этой девушке стал неожиданно для себя я выкладывать многое; с нею делалось легко, точно в сказке <...> она мне предстала живою весною; когда оставались мы с нею вдвоем, то охватывало впечатление, будто встретились после долгой разлуки; и будто мы в юном детстве дружили <..>
В зеленые сладкие чащи
Несутся зеленые воды.
И песня знакомого гнома
Несется вечерним приветом:
“Вернулась ко мне мои дети
Под розовый куст розмарина”.
Розовый куст — распространяемая от нее атмосфера,— пояснял Белый эти строчки из стихотворения “Родина”.— Стихотворение написано в апреле 1909 года; оно— первое в цикле, противопоставленном только что вышедшей “Урне”: тематикою и романтикой настроения...”1
В стихотворении “Родина” из цикла “Королевна и рыцари” содержался родственный Блоку смутный намек на связь мотива женственности с образом России. В книге “Королевна и рыцари”, состоящей из стихотворений, названных поэтом “сказками”, мотив интимной любви к женщине еще не был выражен непосредственно и оказался скрытым под характерной для Белого маскарадно - аллегорической символикой: любимая женщина представлена здесь в образе королевны, ждущей, когда “ясный рыцарь”, вернувшись “из безвестных, безвестных далей”, освободит ее от плена в замке “рыцаря темного” и “развеет злую тень”:
О королевна, близко
Спасение твое:
В чугунные ворота
Ударилось копье!
То, что в цикле “Королевна и рыцари” ощущалось как нечто подспудное, скрытое под маскарадно - аллегорической символикой, в книге стихов “Звезда” предстало и в своем непосредственном виде: вместо “ясного рыцаря” появился сам поэт со своими чувствами, переживаниями и мыслями, вместо королевны — Ася Тургенева, которой адресованы многие стихотворения этой книги.
Лирический герой книги стихов “Звезда” считает себя активным проводником вселенского, огненного, духовного начала, позволяющего ему смотреть на себя как на предтечу нового воскрешения Христа в душах людей о чем, в частности, Белый говорит в стихотворении ““Я”” (декабрь 1917), предвосхищая проблематику поэмы “Христос воскрес”:
В себе, - собой объятый
(Как мглой небытия), -
В себе самом разъятый,
Светлею светом “я”.
В огромном темном мире
Моя рука растет;
В бессолнечные шири
Я солнечно простерт, -
“Воистину воскрес” -
В просвете бирюзовом
Яснеющих небес.
“Я” — это Ты, Грядущий
Из дней во мне — ко мне —
Залогом духовного воскрешения людей, как об этом говорится в стихотворении “Тела” (декабрь 1916), Белый считает жертву телесного, тварного, беспламенного, бессмысленного и эгоистического существования во имя торжества духа. Жертвы и подвига духовного поэт требовал не только от себя, но и от других людей, и в первую очередь от тех, кто ему был в чем-то близок. Такая требовательность Белого сказалась не только в его взаимоотношениях с Блоком, но и с другими, близкими ему современниками, в частности с Вяч. Ивановым, которому он в 1917 году писал: “Весь мой упор против Тебя невыразим логически: мне претит весь строй Твоей жизни — эгоистический, комфортабельный; мне претит Твоя жизнь, поскольку я извне ее созерцаю; без Любви, без Жертвы все Твои духовные алкания кажутся мне утонченной деталью к “ананасу в шампанском”. Где подвиг Твой? Где жертва Твоя? <...> Нет у Вас правды, нет у Вас подвига!.. Мне очень трудно выразить это Тебе в глаза, ибо Ты всегда очаровываешь душевным богатством и блеском таланта, и душевной добротой; но я знаю, что Ты духовно нищ, духовно не добр”.
Духовно-нравственная требовательность уступает место благоговению в стихотворениях, обращенных к А. А. Тургеневой, взаимоотношения с которой Белый рассматривает не только в интимно-личном плане, но и в плане всеобщем, вселенском, духовном, в результате чего на нее ложится отсвет Жены, облеченной в Солнце “Солнечность” становиться и её свойством, лирического героя, о чем в стихотворении “Асе” (сентябрь 1916) сказано так:
Уже бледней в настенных тенях
Свечей стекающих игра.
Ты, цепенея на коленях,
В неизреченном — до утра.
Теплом из сердца вырастая,
Тобой, как солнцем облечен,
Тобою солнечно блистая
В Тебе, перед Тобою — Он.
Ты — отдана небесным негам