VIII. «Но вот уже прошел XVII съезд партии»
Уже прошел XVII съезд партии, где около трехсот делегатов голосовали против Сталина, - после чего подавляющее большинство участников съезда было репрессировано. Стихи свои репрессированным друзьям Ахматова позже включает в цикл «Венок мертвым». Стихи друзьям – это был способ показать независимость позиции и «избранность» родственных душ.
IX. «Любовь, Россия и вера».
Любовь, Россия и вера это три главные темы ахматовской поэзии. Быстрая и широкая популярность Ахматовой по первоначальному могла казаться несколько подозрительной. В мире, насыщенном сложной и высокой поэзии русского «серебреного века», вдруг прозвучало, что – то очень простое, но в своей простоте как будто снижавшее высокий, почти мистический том, усвоенный русской поэзией, начиная с Владимира Соловьева и пророческих «зорь» раннего символизма. Женская лирика о любви и влюбленности, об изменах и верности, о боли и радости, о встрече и разлуке. Женская лирика о любви, и почти только о любви, совершила нечто насущное в самой русской поэзии, очищая ее изнутри и указывая ее как раз тот путь, которую она всей своей мистической взволнованностью, всей своей болью искала. Русский «серебряный век» незабываем и не повторим. Никогда – ни до, ни после – не было в России такой взволнованности сознания, такого напряжения исканий и чаяний, как тогда, когда, по свидетельству очевидца, одна сторона Блока значила больше, была насущнее, чем все содержание «толстых журналов». Свет этих незабываемых зорь навсегда останется в истории России. Но теперь, спустя столько лет, - и каких лет! – мы не только можем, мы должны сказать, что была в этом серебряном веке и своя отрава, тот «тайный яд», о котором говорил Блок. Была великая правда вопрошаний и исполнений и какая – то роковая двусмысленность в ответах и утверждениях. И ни в чем, быть может, двусмысленность эта не проявилась столь истинно, как именно в главной великой поэзии: в теме любви. С «Трех разговоров» Владимира Соловьева вышло в русскую поэзию, в самую ткань поэтического опыта и творчества, странное и, надо прямо сказать, соблазнительное смешение мистики и эротизма. Не одухотворение любви верою и не воплощение веры в любви, а именно смешение «планов», в котором не удостоверилось плоть, но и не воплощался дух. Мы знали, какой личной трагедии обернулось это смешение в жизни Блока, как «Стихи о Прекрасной Даме» обернулись надрывом «Балаганчика» и каким – то каменным отчаянием «страшного лица» с его ледяными метелями. И вот простые женские, любовные стихи Ахматовой такие, казалось бы «незначительные» на фоне всех этих взлетов и крушений, в атмосфере этого мистического головокружения, на деле было возвратом к правде – той простой человеческой правде о грехе и раскаянии, боли и радости, чистоте и падении, которая одна – потому что она правда – имеет в себе силу нравственно возражения. Сама того не зная и не сознавая , пила стихи о простой и земной любви, Ахматова делала это действительно по-женски, просто и без само оглядки, без манифестов и теоретических обоснований правдой всей своей души и совести. И потому в конечном итоге, она имела право сказать, что творчество ее
Не для страсти, не для забавы,
Для великой земной любви.
В Ахматовой «серебреный век» нашел свою последнюю правду: правду совести. И не случайно, конечно, совесть является единственным настоящим излом ее поздней и замечательной «Поэмы без героя»:
Это я – твоя старая совесть –
Разыскала сожженную повесть.
Эта совесть приходит к ней новогодний вечер и освещает правдой смутную и двусмысленную, как маскарад, давнюю петербургскую повесть всех этих запутанных и тропических жизней, всей этой эпохи, эта совесть дает ее силу, с одной стороны,
Отмахнуться, испугаться, отпрянуть, сдаться
И замаливать давний грех,
а, с другой стороны, все, включая и сам грех, побеждает жалостью и верностью, небесной правдой великой земной любви; из – за которой она «на правую руку надела перчатку с левой руки», - прямой путь к голой, страшной, как распятое тело, но уже действительно ничем не победимой любви «Реквиема».
Ахматова и Россия. Каждый русский поэт имеет свой образ России, каждый на своем творческом пути так или иначе, раньше или позже, но говорить о России, включает ее в свою поэзию. Поэзия Ахматовой не обращена к России как к «объекту» любви или значительно какой – то особой судьбы. Тут тоже можно говорить о женском отношений Ахматовой к России, которые воплощается в чувстве какой – то почти утробной от нее неотделимости. Ахматова несколько раз говорит о своем сознательном отказе от эмиграции, от ухода с родины. В первый год революции на голос, призывавший ее такому уходу, она отвечает:
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Но и в этом мне кажется, вся суть ахматовского отношения к России – стихи эти совершенно свободных от какой бы то ни было «идеологии». Идеологический подход к Родине – этот подход мужской, и таков был, по существу, всегда подход к ней в русской поэзии, причем под идеологией я разумею совсем не обязательно политическую идеологию, ибо возможна и оправданна идеология и художественная. И такой идеологический поход может не только оправдать, но и сделать нравственно неизбежным и необходимым уход, ибо уход этот – ради родины, во имя ее – есть проявление верности ее. Но в том – то все и дело, что для Ахматовой такого выбора не было, ибо она не «относится к России», а есть как бы сама Россия, как мать не «относится» к семье, а есть сама семья. У Ахматовой совсем нет стихотворений «патриотических». Даже в страшнные годы войны, осады Ленинграда родина является ей всегда в образе матери, и притон почти всегда страдающей, - так сказать, «реальной» матери, матери «реальных» детей. Что такое победа, что ей сказать?
Пусть женщины выше поднимут детей,
Так мы долгожданной ответим.
Родина, Россия – это реальные люди, и реально в них прежде всего их страдание. И родина – это тоже живой, свой город, о котором столько писала, который так любила Ахматова, про который в разлуке писала:
Разлучение наше мнимо –
Я с тобой не разлучима.
Вера Ахматовой. И тут опять не обойтись без сравнения. Уже столько было сказано о религиозном вдохновении, о «романе с Богом» русской литературы. Действительно, вся она, на глубине своей, была всегда отнесена к последним вопросам бытия, так или иначе решала для себя вопрос бытия, так или иначе решала для себя вопрос о Боге. Но и тут Ахматова стоит особняком. Как и любовь, как и Россия, вера для нее – не «тема» и не «прблема», не что – то внешнее, о чем можно страдать, соглашаться, не соглашаться, раздумывать, мучиться. Это снова что – то очень простое, ее почти «бабья вера», которая всегда живет, всегда присутствует, но никогда не «отчуждает» в какую – то внешнюю проблему. Ни пафоса, ни громких слов, ни торжественных славословий, ни метафизических мучений. Эта светит из нутри и изнутри не только указывает, сколько погружает в какой – то таинственный смысл. Так, никто, кроме Ахматовой не !заметил», что Блока хоронили в день Смоленской иконы Божьей Матери. И Ахматова не объяснила нам, почему это важно. Но в этом удивительном стихотворении о погребении Блока словно сгоревшего в отчаянии и страдании поэта. И, ничего не объясняя и не разясняя в его страшной судьбе, утешила, примерила, умиротворила и ее поставила на место, все приняла и все простила:
А Смоленская нынче изменится.
Синий ладон над травою стелится,
И стремиться пенье панихидное,
Не печальное нынче, а светлое.
И приводит румяные вдовушки
На кладбище мальчиков и девочек
Поглядеть на могилы отцовские
А кладбище – роща соловьиная,
От сиянья солнечного замерло.
Принесли мы Смоленской заступнице,
Принесли Присвятой Богородице
На руках во гробе серебряном
Наше солнце, в муке погасшее
Александра, лебедя чистого.
Этой верой пронизан «Реквием». И тут тоже она присутствует не как какой – то высший смысл, объединяющий и анализирующий неслыханное человеческое страданье. Она просто есть, и самая страшная бессмыслица, самое бездонное горе не способны ее поколебать. Вот вынесен приговор вот свершилось непоправимое:
И упало надменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего – я ведь была, готова
Справлюсь с этим как – нибудь.
Все в этом удивительном, потрясающем «справлюсь с этим как – нибудь». Больше сказано о вере Ахматовой, чем любой поэт сказал в специально религиозном стихотворении о своей вере. Тут все – и приятие, и смирение, и жалость, и слабость, и таинственная победа – «словно праздник за моим окном». Она перенесла все свое поколение – ни с чем в русской поэзии не сравнимое поколение. Она разделила, приняла всю его страшную судьбу и по праву была наследницей носительницей всей его славы. Через все наше поколение она пронесла, ни разу не изменив, правду и совесть, то есть то, чем всегда светила нам подменная русская литература. И потому, думается, не случайно одно из своих немногих чисто религиозных стихотворений она посвятила не только Матери, стоящей у креста, но и словами, услышанными Матерью:
Хор ангелов великий час восставил,
И небеса расплакались в окне.
Отцу сказал: «Почти меня оставил?»
А Матери: «О, не родной Мене!»
По православному ученью пасхальная победа начинается на самой глубине, в последней темноте Великой пятницы. Поэзия Ахматовой – это свет, светящий во тьме, и которою тьме не объять.
Список используемой литературы
1. А.Найман «Рассказы о Анне Ахматовой»
М., «Художественная литература» 1989 г.
2. Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы.
В., «Центрально – черноземное» книжное издательство 1990 г.
3. Анна Ахматова. Стихи и проза.
Лен.издат., 1976 г.
4. Анна Ахматова. Собрание сочинений в 6 томах
(I том – стихотворения) М., 1998 г.
5. Анна Ахматова. «Узнают голос мой»
М., 1989 г.