Смекни!
smekni.com

Интертекстуальность литературы постмодернизма на примере цитат Б. Гребенщикова в тексте В. Пелевина (стр. 4 из 5)

1991 — Омон Ра

1992 — Принц Госплана

1993 — Жёлтая стрела

Романы:

1993 — Жизнь насекомых

1996 — Чапаев и Пустота

1999 — Generation «П» / Поколение «П», Babylon

2003 — ДПП (NN) / Диалектика переходного периода из ниоткуда в никуда (В этот сборник также входит и роман Числа)

2005 — Шлем ужаса

2006 — Священная книга оборотня

2006 — Empire V

Кроме того, за период с 1989 по 2007 год Виктор Олегович Пелевин написал свыше 50 рассказов и эссе.

Был награждён многими премиям, в том числе премией «Странник-97» за роман «Чапаев и Пустота», «Немецкой литературной премией имени Рихарда Шенфельда» за роман «Generation P». 2000 г., премией «Национальный бестселлер-2003» за роман «ДПП NN» и др. [22]

[22] - Пелевин Виктор Олегович – Википедия - свободная Интернет-энциклопедия. www.ru.wikipedia.org

Что касается основной тематики и проблематики творчества Пелевина, то тут стоит выделить несколько характерных черт, присущих данному автору:

Проблема «детей перестройки» - личностей, сломленных суровыми девяностыми. Активно задействована тема криминальной культуры. («Поколение П», «Числа», «Краткая история Пэйнтбола в Москве»)

Проблема «общества потребления», иллюзорность таких понятий как «элита», «бизнес-элита». При раскрытии проблемы автор часто прибегает к созданию пародий на рекламные слоганы.

Проблема внезапного осознания иллюзорности этого мира («Омон Ра», «Жёлтая стрела»)

Проблема поиска пути к Освобождению («Жёлтая стрела», «Чапаев и Пустота», «СКО»)

Если рассматривать обозначенные проблемы именно в таком порядке, можно заметить соответствие каждой из них одной из четырёх Благородных Истин Буддизма:

Весь мир есть страдание.

Причина страдания – желание.

Прекращение страдания возможно только при устранении иллюзии «самости», которая порождает желания.

Есть Путь освобождения от страдания. Это правильные мысли, дела, речь, помыслы, правильное сосредоточение и др. [23]

Таким образом, для Пелевина характерна переработка и синтезирование российских «реалий» и Восточной философии, в частности Буддизма. При чём первое является в основном симуляцией, а смысловой акцент делается на второе.

[23] - Сущность Буддизма, его истоки и концепция. www.yourbudda.info

II. V. Примеры цитирования Б. Гребенщикова В. Пелевиным

Именно в контексте Восточной философской парадигмы с её направленностью на внутренне самосовершенствование, самоанализ и освобождение от иллюзорных конструкций сознания Пелевин часто прибегает к цитированию одного и того же музыкального исполнителя – Бориса Гребенщикова, лидера рок-группы «Аквариум». Мы можем наблюдать неоднократные цитаты и аллюзии на этого автора в четырёх произведений Пелевина. Никого из представителей массовой культуры Пелевин не цитирует с такой регулярностью, как Бориса Борисовича Гребенщикова.

«Жёлтая стрела».

Современная рок-поэзия часто использует дорожную символику. Каждый знакомый с творчеством Бориса Гребенщикова почувствует непосредственную связь его пронзительных песен про «поезд в огне» с метафорической структурой пелевинского произведения. [24] Там, где бесконечный поезд отождествляется с сансарой – бесконечной цепью перерождений в мире страдания, песня БГ звучит как откровение:

«В одном вагоне сразу в трех местах пели под гитару — и, кажется, одну и ту же песню, гребенщиковский «Поезд в огне», но разные части: одна компания начинала, другая уже заканчивала, а третья пьяно пережевывала припев, только как-то неправильно — пели «этот поезд в огне, и нам некуда больше жить» вместо «некуда больше бежать». [25]

[24] – Гинтс Ф. Ингридиенты страдания. Заметки о прозе В. Пелевина. Официальный сайт Пелевина www.pelevin.nov.ru/

[25] – Пелевин В. Жёлтая стрела. – «Эксмо»: 2007 - C.37

Эта песня, услышанная героем, стала одной из мелких «деталей», сложившихся в нечто целое и побудивших Андрея (гл. героя) принять решение во что бы то ни стало вырваться из этого бесконечного поезда.

Оригинальный текст припева выглядит так:

«Этот поезд в огне, и нам не на что больше жать!

Этот поезд в огне, и нам некуда больше бежать!

Эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе.

Она умрёт, если будет ничьей – пора вернуть эту землю себе!»

«Вернуть землю себе» можно приближенно трактовать как возвращение к истокам, к своей истинной природе. А это значит, надо сойти с горящего поезда, идущего вникуда.

«Поколение П».

В романе «Поколение П» используется не только аллюзия на Гребенщикова, но и ироничная переработка самого образа музыканта в контексте рекламного слогана.

«Парламент» с танками на мосту — сменить слоган. Вместо «дыма Отечества» — «All that jazz». Вариант плаката — Гребенщиков, сидящий в лотосе на вершине холма, закуривает сигарету. На горизонте — церковные купола Москвы. Под холмом — дорога, на которую выползает колонна танков.

Слоган:

Парламент.

Пока не начался джаз».[26]

Здесь мы видим также пример метатектсуальности – связи этого варианта слогана с предыдущим упомянутым в тексте. Ирония над подчёркнуто-духовными ценностями, которые пропагандирует БГ, очевидна в русле рекламного дискурса – на фоне некоего симулякра библейского Вавилона - европейского общества потребления. Тем более его российской уродливой копии.

[26] – Пелевин В. Generation ‘П’ - «Эксмо»: 2006 - C.123

«Чапаев и Пустота».

В этом произведении, в отличие от «Жёлтой стрелы», песня БГ становится не завязкой внутреннего конфликта героя, а сопровождает его кульминацию. Петру Пустоте для окончательного осознания природы Будды и освобождения не хватало как раз того импульса, которым стала песня Гребенщикова, услышанная по радио и растолкованная ему соседом по палате Володиным.

« - Восемь тысяч двести верст пустоты, - пропел за решеткой радиоприемника дрожащий от чувства мужской голос, - а все равно нам с тобой негде ночевать... Был бы я весел, если б не ты, если б не ты, моя Родина-Мать...

Володин встал с места и щелкнул выключателем. Музыка стихла.

- Ты чего выключил? - спросил Сердюк, поднимая голову.

- Не могу я Гребенщикова слушать, - ответил Володин. - Человек, конечно, талантливый, но уж больно навороты любит. У него повсюду сплошной буддизм. Слова в простоте сказать не может. Вот сейчас про Родину-Мать пел. Знаешь, откуда это? У китайской секты Белого Лотоса была такая мантра: "абсолютная пустота - родина, мать - нерожденное". И еще как зашифровал - пока поймешь, что он в виду имеет, башню сорвет». [27]

В данном случае мы видим два совершенно разных по смысловому содержанию текста – оригинальный отрывок из песни, приведённый как услышанное по радио и растолкованный Володиным текст. Наслаиваясь друг на друга, они образуют новый семантический пласт, а в контексте всего романа приобретают и вовсе иное метафизическое толкование. Соединяя светлую тоску оригинального вариатнта песни и прозрачную эзотеричность трактовки-мантры, сознание читателя воспринимает этот палимпсест как нечто синкретичное и в то же время многогранное.

Это один из наиболее ярких примеров цитирования во всём романе «Чапаев и Пустота».

[27] – Пелевин В. «Чапаев и пустота» - «Вагриус»: 1998 – С.209

Соответственно, это позволяет сделать вывод, что Виктор Пелевин избрал объектом цитирования именно Бориса Гребенщикова не случайно.

II. VI. Почему именно Гребенщиков?

Во-первых, БГ – пока такое же явление массовой культуры, как и сам Пелевин. Ссылка или аллюзия на него является ссылкой на окружающую культуру, существующую «в настоящем» (как в «Поколении П»). В то время как содержание самого текста песни отсылает нас в «прошлое» - к учению Будды Шакьямуни (как в «Чапаеве и Пустоте»). Таким образом, цитата находится на пересечении временных и семантических векторов, порождая новый смысловой пласт.

Во-вторых, восприятие содержания песни самой по себе, до её включения в текст в качестве цитаты, отличается от восприятия её в контексте произведения. Но ни о «превичном» и «вторичном» смыслах, ни о «прямом» и «переносном» значении в условиях хаотично разрастающейся семантической «грибницы» не может быть и речи. М.Эпштейн выделяет такое понятие как метабола – образ, не делимый на составные части, на прямое и переносное значение, на описанный предмет и привлеченное подобие, это образование двоящейся и вместе с тем единой реальности. Именно такую – принципиально новую реальность и создаёт цитата.

В-третьих, именно при взаимодействии пелевинского и гребенщиковского текстов наиболее ярко проявляется дифференциальная функция цитаты. В данном случае цитата служит для выделения в тексте точек зрения автора, героя и повествователя (даже если повествование ведется от первого лица). Причем цитаты не только маркируют наличие авторской позиции, но и являются способом ее выражения. Сюжетные, образные и языковые штампы часто выступают как своеобразный протест против обезличивания, против стандартизации быта и бытия. Цитаты могут актуализировать авторскую установку на некий метафизический план произведения. При этом ключ к прочтению может быть подсказан и имплицированной цитатой[28]

В-четвёртых, нельзя не отметить того, что композиционно использование аллюзий на Гребенщикова вписывается у Пелевина в определяющие вектор дальнейшего сюжетного развития моменты произведений, что подтверждает тезис об актуализации авторской установки на метафизический план произведения. Может показаться странным, что при почти полном абстрагировании автора от текста («смерть автора») мы говорим о выражении авторской позиции, но противоречие здесь только кажущееся. Ведь поскольку постмодернизм не признаёт никаких ограничений, то и ограничение в рамках постмодернистской парадигмы в её чистом виде неприемлемо. Рассматривая творчество В. Пелевина, о постмодернистском тексте можно говорить как о пустотной по свое сути форме, наполненной не менее пустотным, но уже другой природы, содержанием - философией Буддизма [29]

Ко всему сказанному стоит добавить, что Пелевин и Гребенщиков знакомы лично и находятся в дружеских отношениях (о чём свидетельствуют множество интервью как БГ, так и ВП). Т. к. одна из характерных черт постмодернизма – стирание грани между литературой и непосредственно жизнью, то можно сказать, что Пелевин вводит личность Гребенщикова в повествование с расчётом на определённый круг читателей, которые знают о личных взаимоотношениях двух деятелей искусства.