Брэдбери пережил то же потрясение, которое примерно тогда же обрушилось на нью-йоркского любителя фантастики Фредерика Пола и на сотни (всего лишь сотни - на всю страну) других: он, неудачник, заблудившийся в воображаемых мирах, нашел таких же, как он, нашел единомышленников - и нашел их в совершенно реальном, вещественном, повседневном мире! Не может быть.
Во-первых, чудес не бывает.
Во-вторых, попробуйте-ка повторить это еще раз - после такого несомненного чуда!
5 сентября 1937 года Рэй Брэдбери, наконец, вышел на скоростное шоссе, по которому его судьба рванула вперед - без светофоров и остановок на дозаправку.
Именно на том заседании кто-то вручил ему первый номер самодеятельного клубного журнала "Imagination" (отпечатанного на машинке, размноженного на ротаторе и пробитого у корешка тремя скрепками), где были опубликованы рассказы и статьи членов Лиги. Брэдбери вдруг осознал, что в таком журнале могли бы публиковаться и его рассказы. Предложить их в настоящий журнал он бы не осмелился, но в такой - почему бы и нет?..
Его первая фэнская публикация состоялась уже через четыре месяца - в январе 1938 года в очередном выпуске "Imagination" появился рассказ "Дилемма Холлербокена". Рассказ был старательно снабжен всеми недостатками любительской прозы, но как минимум сюжетная его идея была свежа: герой накопил невероятное количество энергии благодаря тому, что сумел "остановиться во времени", и эта энергия должна была немедленно высвободиться, если бы он снова начал "двигаться ".
Время, энергия времени, человек и время - все это было уже в самом первом его опубликованном рассказе!
Три года спустя на поразительно похожей идее построит первый из рассказов своего "оружейного" цикла Альфред Ван Вогт - профессиональный писатель и один из любимцев Джона Кэмпбелла. Было что-то?.. или?.. Как бы то ни было, фантастический мир оставался невероятно тесен.
Но Брэдбери был в этом мире пока что почти никем. Он был Шутом. Джокером. Записным остряком, который хохмил в журналах, на встречах, на улице, всегда и по любому поводу. Он бурно общался. Он рассылал юморески и заметки во все любительские журналы, до которых мог дотянуться. "Но под всем этим неуправляемым весельем, - писал спустя всего лишь пять лет его близкий друг Брюс Йерке, - скрывалось глубокое понимание человеческой природы, и уже видны были зарубки, оставленные временем..."
Тогда же клубная жизнь познакомила Брэдбери и с некоторыми писателями-профессионалами из Лос-Анджелеса. На заседания Лиги приходили Генри Каттнер, Артур Барнс, Ли Бреккет, Роберт Хайнлайн. Энергичный и ненасытно жаждущий общения улыбчивый молодой человек временами пугал их своей импульсивностью, а уж бесконечными расспросами о том, как стать профессиональным и успешным писателем, мог довести просто до белого каления.
К тому времени он как раз закончил школу и принялся искать, чем заняться во взрослой жизни. Театр? Графика? Литература?..
Юморески вскоре перестали его устраивать и он перешел к более серьезным формам. Но любительские журналы, привыкшие получать от Брэдбери легкие хохмы, серьезные его рассказы брали не слишком-то охотно. Рэй прекрасно знал, что такие издания вечно испытывают дефицит материалов, и отказам сначала просто удивлялся, а затем с обидой начал подозревать чуть ли не заговор...
Но из этой ситуации выход был найден - летом 1939 года Брэдбери выпустил первый номер своего собственного фэнзина "Futuria Fantasia". В этом журнале ему, как правило, в публикациях не отказывали...
С подготовкой первого номера (всего Брэдбери сделал четыре выпуска) совпало первое (и последнее) политическое затмение, постигшее будущего классика - он увлекся идеями технократии. В 1930-х годах это было весьма модное поветрие, этакая новая химера, рожденная в болотах всеобщего уныния от брака Депрессии с техническим прогрессом. Технократы утверждали, что научные методы управления экономикой позволят сделать ее максимально эффективной, и у общества не останется другого выхода, кроме как немедленно процвесть. Для этого нужно было дождаться, когда неэффективная капиталистическая экономика сама себя скушает. Депрессия - это только начало, говорили идеологи технократии. Если все пойдет так, как предсказывает суровая логика, то к 1945 году Америка будет лежать в руинах. У народа просто не будет иного выхода, кроме как вручить свою судьбу в руки наиболее продвинутых инженеров, ученых и мыслителей, которые смогут подняться над сиюминутными проблемами и объединенными силами решить задачу построения идеально устроенного общества.
Брэдбери в те времена еще вполне бодро принимал предложения по воплощению в жизнь всяческих утопий. Но (машина времени - щелк, щелк, щелк) - уже через несколько лет он будет воспринимать технический прогресс как одно из многих фантастических чудовищ, выпестованных человеческой недальновидностью. А уж утопии, особенно воплощенные в жизнь, станут для него едва ли не главным кошмаром...
Потому что утопии - это те же детские мечты. Став былью, они немедленно оказываются не нужны и погибают.
Но тогда, в 1930-х годах, писатели и любители фантастики относилась к социальным экспериментам без особенных "предубеждений" - если можно было фантазировать в области науки и техники, то почему бы не пофантазировать и по части социального устройства? Некоторые из молодых фэнов, помогая "сделать сказку былью", даже решались на следущий шаг и становились членами компартии США - впрочем, после подписания пакта Молотова-Риббентропа и резкой смены этой партией "генеральной линии " (от тотальной критики фашизма к объявлению Гитлера главным союзником) все они, за редким исключением, партбилеты сдали. При всей любви к фантастике (и, может быть, именно благодаря ей), они все-таки не были совсем уж наивными юношами.
Технократия, хотя и предлагала столь же "научный", как и коммунистическая теория, подход к общественному переустройству, была для американцев все-таки меньшим пугалом, чем "красная угроза". Это был не очень страшный ужас. Кое-кому из молодежи нравилось.
"Мне кажется, - писал тогда Брэдбери, - что технократия сочетает в себе все мечты и надежды фантастики. Именно об этом мы мечтали столько лет - и скоро наши мечты могут воплотиться в реальность..."
Через десять лет, перечитывая эти строки, он испытывал перед некогда превозносимыми им идеями только ужас.
Брэдбери игрался с технократической утопией недолго - в первых номерах "Futuria Fantasia" ей уделялось довольно много места, но постепенно тема сошла на нет. Публиковать фантастические рассказы ему было интереснее, чем социальные прожекты. К тому же, здесь наблюдались определенные достижения: например, для четвертого (и, увы, последнего) номера фэнзина Брэдбери выпросил рассказ у самого Роберта Хайнлайна - почти невероятная удача, даже с учетом того, что Хайнлайн поставил главным условием публикацию рассказа под псевдонимом "Лайл Монро". Обложки для журнала рисовал Ханнес Бок - еще один приятель Брэдбери по Лиге, художник-любитель, тогда еще никому неизвестный.
Именно его рисунки Брэдбери захватил с собой, когда летом 1939 года отправился в Нью-Йорк на самый первый в мире WorldCon - всемирный съезд любителей фантастики. Всемирным этот съезд назывался, скажем прямо, ради красного словца, съехались на него только американцы, но ничего подобного нигде в мире тогда больше не проводилось. Помимо участия в съезде, Брэдбери предпринял в Нью-Йорке еще одно важное для истории деяние - он зашел в редакцию ежемесячника "Weird Tales" и встретился с редактором журнала Фэрнсуортом Райтом. Во-первых, он хотел выяснить, есть ли какие-то перспективы публикации в журнале его собственных рассказов (перспектив, впрочем, тогда не нашлось). Во-вторых, он предложил Райту посмотреть работы Ханнеса Бока - и здесь попадание было точным. Райту стиль иллюстраций понравился, и вскоре с подачи Брэдбери графика Ханнеса Бока стала регулярно появляться в журнале, а сам он быстро сделался одним из популярнейших художников-фантастов.
Сам же Брэдбери нашел в Нью-Йорке нечто большее, чем возможность издаться: он нашел себе литературного агента. Джулиус Шварц был тогда одним из немногих активистов, кто тратил время на пристраивание чужих рассказов в журналы. (Позже он найдет себе более престижное и творческое занятие и останется в истории массовой культуры как ведущий редактор комиксов про Супермена и Бэтмена).
Брэдбери отдал Шварцу свои рукописи и вернулся в Лос-Анджелес - работать.
За неимением других средств к существованию, он работал разносчиком газет. Будущий классик носился по улицам с криком "Последние новости!" добрых четыре года, с 1938 по 1942, одновременно придумывая новые рассказы, наблюдая за людьми, подмечая яркие детали... Если у него хватало на это сил. Вы никогда не бегали по улицам с тяжеленной пачкой газет? Попробуйте. Очень способствует творческому росту, если удастся сохранить дыхание.
Через много лет он написал об этом времени: "Когда я продавал газеты, друзья спрашивали меня: "Что ты тут делаешь?" Я отвечал: "Становлюсь писателем". "Ты выглядишь не по-писательски", - говорили они. "Зато я чувствую себя как писатель!" - возражал я".
Только в 1941 году (через полтора года после знакомства с Брэдбери) Шварцу впервые удалось продать его рассказ. "Мятник", написанный еще в 1939 году и позже переписанный приятелем Брэдбери Генри Хассе, принес соавторам на двоих 27 с половиной долларов (минус причитавшийся агенту процент). Это была история ученого, который во время демонстрации своего изобретения нечаянно угробил два десятка ведущих светил мировой науки и был за это наказан бессмертием - и созерцанием бесконечной смены эпох. Рассказ был откровенно слаб в литературном отношении, но, по какому-то странному стечению обстоятельств, это снова был рассказ о времени.