Смекни!
smekni.com

Бабушкины россказни (стр. 4 из 9)

Горячее вынесут, подают, что кому на потребу: пунш, взварцы, глинтвейны, а дамскому полу - чай, оршад, фрукты, заедки и всякие закуски... Втихомолочку, mon pigeonneau, потчевали нашу сестру и наливочкой, только не при людях, а в задних горницах либо в кладовой... Марья Михайловна - арапка крещеная - тем делом у Сергея Михайлыча заправляла. Славная девка была, даром, что раба... Ежели погода тихая, на тротуарах столы поставят, за карты сядут. Кто постепенней да поскупее - в ломбер, в ламушь, в тентере, а кто помоложе да потароватее - в фараон [банк], в квинтич и в рокамболь. Дамы et demoiselles в наше время тоже охотницы были в картишки-то перекинуться, иные фараон даже метали... А молоденькие девицы - больше в марьяж, в тресет, в басет да в никитишны.

Разгуляются очень, велит Сергей Михайлыч музыкантам играть да архиерейским певчим петь. Тогда в Зимогорске публичный театр уж был: князь Кошавской, тамошний помещик, целу деревню во сто дворов в актеры поворотил, музыке обучал их, танцам и всему другому. Пятнадцать лет бился с сиволапыми, а на своем поставил-таки: всякие пьесы мужики да девки стали у него бесподобно разыгрывать... Музыканты у Сергея Михайлыча бывали театральные, князя Кошавского: арии и рондо всласть разыгрывали - из "Дидоны", из "Редкой вещи", из "Дианина древа", а певчие духовные канты, бывало, поют да хохлацкие песни... Сам владыка, с пуншиком в руках, иной раз, бывало, им подтягивает... Ужесть как было весело!.. И то случалось, что на улице-то полонез почнут водить да менуэты танцевать. Хоть не больно гладко, да не беда - весело-то зато как, смеху-то что!.. Ах, как утешно живали мы в старые годы, mon c?ur... Беспримерно, как утешно!.. Можно чести приписать, уж истинно можно...

Ужину, бывало, подадут тоже на вольном воздухе. На дворе у Сергея Михайлыча, возле кухни, нарочно для этого случая палатку разбивали. Поужинавши, кто постарше, в палатке останутся и пьют там мертвую вплоть до утра, а молодые в сад, с дамами да с барышнями променад пойдут делать. Садище у Сергея Михайлыча десятинах на пяти был - отделан незатейно, зато для утех и веселья очень был способен: аллеи темные, деревья высокие, шпалеры из акации да из сирени густые, а за шпалерами куртины с вишеньем, с малинником да с смородиной... Бывало, после ужина парочки по саду разбредутся... Там шепчутся, тут вздыхают, да то и дело чмок да чмок, чмок да чмок... Всего бывало, mon pigeonneau!.. Ух, чего не бывало, mon c?ur!.. И все-то прошло, все-то миновалось!..

А дамы тогдашние и барышни не того калибра были, что нынешние. Что нынче? Дрянь! Очень уж не в меру лебедки рассентиментальничались. Такими innocentes {невинными (франц.)} хотят себя казать, что смотреть даже гадко... А все притворство одно, лицемерие... Ей-богу! Не верю я им, mon c?ur, и ты не верь - это они так только, дурь одну на себя накладывают. Вся эта ихняя modestie, {скромность (франц.)} вся эта ихняя pudicite {стыдливость (франц.)} - одна только умора, - они один только вздор посадили себе в голову. Поверь, mon petit, что никакая женщина без мужчины дня одного прожить не может... Совсем напрасно они жеманятся и кажут себя inaccessibles... {неприступными (франц.)} Мы это понимали, и оттого в наше время все было просто, к натуре ближе... А теперь?.. Не переродились же они, наши же внучки, - от нас же родились!.. Притворство одно, лицемерие!.. То же самое творят, что и мы в свои годы, втихомолочку только... А это, по-моему, уж гадко... N'est-ce pas, mon petit?.. {Не правда ли, дитя мое? (франц.)} Опять теперь эта la sensibilite {чувствительность (франц.)} - один вздор, mon petit, безотменно один вздор... Ну на что это похоже? Иная словно по кровном покойнике разрюмится, как ходя по лугу цветочек помнет аль бабочку раздавит... Фу, ты, пропасть, какие сентименты!.. Да нас, бывало, мужчины-то самих мяли да давили, а ведь не плакали же мы... А это что за мода такая?.. Одно только безумие, mon petit... Об чем, бишь, я говорила, Андрюша?

- Об вашем кумире, бабушка, об Сергее Михайлыче.

- Oui, mon cher, c'est vrai... Certainement il etait notre idole, il etait idole de nos ames... {Да, мой дорогой, это правда... Он действительно был нашим кумиром, он был кумиром наших душ... (франц.)} Ух, какой бесподобный был!..

- Однако, скажите, бабушка, неужели все до единого перед ним так низкопоклонничали?..

- Ах, mon c?ur, как ты говоришь! Тебя даже слушать неприятно... Ты мартинист - я это вижу... Ах, Андрюша, Андрюша, - не опечаль бабушку-старуху!.. Долго ли, mon petit, к Шешковскому угодить?.. Низкопоклонство, говоришь... Да разве можно так называть это... уважение, это... это... высокопочитание, это... cette consideration et deference que nous avions а {...это уважение и почтительность, которую мы имели к... (франц.)} Сергей Михайлыч... Стыдно, mon petit, нехорошо... Ты то не забудь, что Сергей Михайлыч был штатский действительный советник, а ведь это не quelque chose des vetilles, mon c?ur. {какие-нибудь пустяки, душа моя (франц.)} Тогда же генералы-то не то, что теперь - в диковинку бывали... А главное, то вспомни, mon bijou, что Сергей Михайлыч большую фортуну имел и у него при самом дворе были сильные милостивцы. Сам князь Григорий Александрыч с руки ему был; не раз из Молдавии за солеными огурцами адъютантов к нему присылал!.. А ты - низкопоклонство!.. Стыдись, радость моя!..

- Да как же, бабушка? И ручку-то у него, точно у архиерея, целовали, и палкой-то он всякого бил...

- А зато, mon cher, кроме пользы ничего нельзя было и получить от Сергея Михайлыча. Везде у него были благоприятели, все мог сделать, что только душе его угодно. К местечку ль доходному кого пристроить, тяжба ль у кого, под суд ли кто угодит - всякого Сергей Михайлыч выручит, из глубины морской сухим вытащит, умей только подойти к нему. Надежней его заступы и быть не могло; захочет, говорю, со дна моря вытащит... Ему, бывало, стоит только пером черкануть - все в твое удовольствие будет. В коллегиях ля дело, в сенате ли - ему все равно, потому что везде рука... А уж, бывало, кто под гнев к нему попадет, тот лучше ложись да помирай... Бывали случаи...

- Какие ж это случаи, бабушка?

- Каких ни было, радость моя! Всяких бывало, mon c?ur... И всегда так выходило, что кто ни вздумает супротивничать Сергею Михайлычу, к нему же потом с повинной придет, у него же заступы да милостей станет просить. Человек был - сила. Да помнишь, я думаю, как он смирил Боровкова Ивана Никитича, когда тот за наследством Настасьи Петровны в Зимогорск приезжал?..

- Как же мне помнить, бабушка? Я тогда еще не родился.

- Точно, точно, родной, правду ты говоришь. Да, правду. Так видишь ли, mon petit. Боровков и сам не мелкой руки дворянин: четыреста дворов крестьян у него, век свой в Питере жил, ко двору приезд имел, даже по воскресеньям на куртагах бывал... А как вздумал не уважить Сергея Михайлыча, так он его в бараний рог согнул... Иван Никитич после того ползал-ползал перед ним, прощенье просивши...

А зла не помнил; добрый был человек, незлобивый... Боровкову все вины отдал и все к его удовольствию сделал... Да.... Кроме должного, Сергей Михайлыч ничего от других не требовал: отдай ему аттенцию да поцелуй ручку, так он удавиться готов за тебя.

- Что ж такое с Боровковым-то он сделал?..

- А видишь ли, радость моя, Боровков, Иван Никитич, родным племянником доводился кеславской помещице, вдове премьер-майора, Настасье Петровне Соколовой... Да постой, Андрюша, я лучше тебе про Настасью-то Петровну про самое расскажу... C'etait une femme remarquable, mon c?ur. {Это была замечательная женщина, душа моя (франц.)} Много говорить о себе заставила... Только вот что, не пора ли тебе баиньки, ангел мой?.. И у меня глаза что-то слипаются... Лучше завтра про Настеньку-то я расскажу тебе... А теперь поди-ка с богом - усни со Христом, mon enfant... Дай-ка я тебя перекрещу... Христос с тобой, приятный сон!.. А мне еще помолиться надо... Молчи ты у меня, Андрюша, - будешь богат, mon c?ur, вымолю тебе Воротынец.

II

НАСТЕНЬКА БОРОВКОВА

- Бабушка!

- Что, голубчик?

- А что ж вчерашнее-то обещание?

- Какое обещание, mon petit?

- А про Настасью-то Петровну рассказать.

- Про Настеньку-то? Да разве я тебе обещала, Андрюша?

- А разве вы забыли, бабушка?

- Не помню, голубчик. Хоть убей - не помню. Память-то у меня, не знаю с чего, какая-то стала короткая. От чего бы это, mon petit?

- От старости, бабушка.

- Полно-ка ты... Озорник этакой... Все бы над бабушкой ему потешаться... Молод еще - материно молоко на губах не обсохло... От старости!.. Разве годы мои великие?.. Шестьдесят восемь либо шестьдесят семь - разве это большие годы?.. Вот бабушка моя покойница, княгиня Марья Юрьевна Свиблова, царство ей небесное, жила - так уж можно сказать, что жила... Большие годы имела! Ста десяти годов померла, - царя Алексея Михайловича помнила... Когда великий государь овдовел, по скорости зачал он вдовством своим скучать и указал со всего царства шляхетских девок в Москву свозить, которы были покрасовитее. И выбирал царское величество из тех девок себе в царицы. И бабушку на смотр привозили, а смотрел ее великий государь в постели сонную - на Спиридона-поворота, двенадцатого, значит, декабря. А была бабушка-то из роду князей Сонцевых... И великому государю угодна не явилась - сталась царицей Наталья Кирилловна Нарышкиных... В молодых своих годах сидела бабушка у царицы Агафьи Семеновны в верховых боярынях, а когда царица от временного царствия в вечный покой преставилась, старая царевна Татьяна Михайловна бабушку в мастерскую свою палату взяла и к шитью архиерейских шапок приставила... Чего-то, бывало, не порасскажет покойница! И про стрельцов, как они Москвой мутили, и про капитонов, [капитонами называли раскольников] и про немцев, что на Кокуе [Кокуем называлась немецкая слобода в Москве] проживали... Не жаловала их бабушка, - ух, как не жаловала: плуты, говорит, были большие и все сплошь урезные пьяницы... Франц Яковлич Лефорт в те поры у них на Кокуе-то жил, и такие он там пиры задавал, такие "кумпанства" строил, что на Москве только крестились да шепотком молитву творили... А больше все у винного погребщика Монса эти "кумпанства" бывали - для того, что с дочерью его с Анной Франц Яковлич в открытом амуре находился... Самолично покойница-бабушка княгиня Марья Юрьевна ту Монсову дочь знавала. - "Что это, говорит, за красота такая была, даром, что девка гулящая. Такая, говорит, красота, что и рассказать не можно..." А девка та, Монсова дочь, и сама фортуну сделала и родных всех в люди вывела. Сестра в штатс-дамах была, меньшой брат, Васильем звали, в шамбеляны попал, только что перед самой кончиной первого императора ему за скаредные дела головку перед сенатом срубили... Долго торчала его голова на высоком шесту... Молчи, Андрюша, будь умник, а я тебе когда-нибудь на досуге все расскажу, что бабушка-покойница про эти дела мне рассказывала... Затейные истории, mon pigeonneau, оченно затейные - есть чего порассказать, есть чего и послушать... А теперь-то про что бишь я говорила?