- Нет, рожи, рожи каковы!.. Ваше здоровье, товарищи текстильщики.- За ваше, Григорий Иванович. Это что ж будет, кадриль?- Похоже на то... На душе веселее стало!..- Ничего, князь, не тужите. Мы еще у вас здесь потанцуем.- После основательной чистки.- Ей-Богу, хорошо играют! "Кума, шен, кума, крест"...- Григорий Иванович, перестаньте подпевать.- "Кума, дальше от порога... Кума, чашку разобьешь"... Хочу петь и пою, товарищ Глафира! Кончилось буржуазное засилие!- Но хоть не так громко.- "Что ты, что ты, что ты врешь, сам ты чашку разобьешь..." Это моя няня пела, покойница. Товарищи переплетчики, ей-Богу, та маленькая брюнетка, что танцует с матросом, недурна!- Какая? - переспросила Глафира Генриховна. - Фи, горняшка!- Герцогини, товарищ Глафира, не по сегодняшнему абонементу танцульки. Все маркизы остались дома... Князь, еще по рюмочке?- Валяйте.- Я вас очень люблю, князь... Вот только к политике я бы вас за версту не подпустил.- Ради Бога, Григорий Иванович, оставьте мою политику в покое. Ваше здоровье...- Давайте и со мной чокнемся, Григорий Иванович. Вы страшно милый.- Чокнемся, Мусенька, на прощанье.- Это он милый? Он очень гадкий, Мусенька, вы его не знаете!- Он прелесть, Сонечка.
- Сонечка, уважайте мои седины. За ваше здоровье, гражданки.- Еще бутылочку прикажете, товарищ? - наклоняясь к Никонову, негромко спросил подошедший буфетчик.- Не много ли будет? - усомнился опять Фомин.- На семь человек одной бутылки мало, - решительно сказала Муся. - Дайте нам, товарищ, еще бутылку.- Сию минуту...- Спасибо, товарищ... Да здравствует свобода! - восторженным голосом сказал Никонов. Буфетчик засмеялся и побежал за водкой. Публика с завистью следила за кутящей компанией.- Интересно, за кого они нас принимают?- За советских сановников второго сорта.- Только этого не хватало!- Господа, это мне напоминает нашу поездку на острова в день юбилея папы.- Хорошее было время!- Какую речь вы тогда произнесли, Алексей Андреевич! - сказала Глафира Генриховна. - Я до сих пор помню каждое слово.Князь, смущенно улыбнувшись, поспешно взял с тарелки бутерброд из черного с соломой хлеба с крошечным кусочком колбасы.- Славно мы тогда на островах кутили, товарищ князь, - сказал Никонов. - Впрочем вас с нами тогда не было.- Да, правда, вас не было. А сегодня кого из тех нет?- Мосье Клервилля, Вити и Беневоленского.- Бедный Витя!- Господа, несут денатурат!- Несут, несут, несут!..- Говорят, его отцу совсем туго приходится?- Да, очень.
- Отцу денатурата?- Не остроумно... Мне одну каплю... Довольно, довольно!- Ништо, пейте, товарищ Глафира. Эх, перемелется, мука будет...- Что вы хотите сказать?- Пей, пока пьется, все позабудь, товарищ Глафира Генриховна.- Что вы хотите сказать, Григорий Иванович? А?- Глаша, да он ничего не хочет сказать, что это тебе все в голову приходит?.. Господа, а почему не явился Беневоленский?- Кто его разберет? Сказал, что голова болит.- Интересничает.- Сонечка, выпьем на "ты".- Вот еще! И не подумаю.- Положительно демос ведет себя образцово. Где же оргия?
- Потребуем деньги обратно!- Между этой танцулькой и любым балом по существу нет никакой разницы, - сказал вдруг серьезно Никонов. - Вы говорите: демос. Эти люди самые обыкновенные мещане, добравшись наконец до наших радостей и теперь отдающиеся им с упоением. Взгляните на их самодовольные, счастливые лица!.. И как чинно они танцуют! Вся революция была сделана для танцульки. Какая там оргия, они больше всего на свете хотят походить на нас!.. Правду я говорю, Мусенька?- Доля правды есть, - подтвердил князь.- Но, значит, и мы мещане?- Нет, не значит, но... Впрочем, а кто же мы?- Кланяйтесь, князь Горенский, - сказал Фомин. - Все это, так сказать, если вглядеться в корень вещей. А если без корня вещей, то достаточно и того, что кавалеры не дерутся и не хватают дам за ноги.- Эх, колорита, колорита этого, понимаете ли, нет, господа. Не красочно все это! - говорил актер.- Вот идет колорит, Сергей Сергеевич. Буфетчик хлопнул в ладоши и закричал: "Почтальон! Почтальон!" В залу вошел тот матрос, который сидел внизу с девицей. В руках у него была сумка. Он лениво вытащил из нее ряд конвертов с надписанными номерами и стал разносить их гостям, вглядываясь в картонные кружки. Гости разрывали конверты и медленно, с нахмуренным видом, разбирали написанное. Затем по залу началась сигнализация улыбками, кивками, воздушными поцелуями.- Ах, вот что такое "Почта Амура"! - сказала Сонечка, с жадным интересом следившая за публикой.- Значит, та девица предлагала бумагу для почты. Я думала, она спрашивает документы.- Вдруг, Сонечка, вам подадут записку? Что вы сделаете?
- Это будет зависеть от того, что в ней написано...- Смотрите, ей-Богу, он несет что-то нам!- Нет, правда!- Какой ужас! Почтальон действительно шел к их столику.- Вам письмецо, - сказал он Горенскому, подавая ему конверт.- Спасибо, товарищ, - поспешно сказал Фомин. Почтальон отошел, Горенский разорвал конверт. На клочке бумаги карандашом были выведены каракули!- "Как вы и налетчики... можно... пройтиться..." - разбирал князь. - Господа, поздравляю! Нас принимают за налетчиков. Никонов захохотал.- В самом деле, кто же другой, кроме налетчиков, теперь задает пиры?- Поделом нам.
- Напротив, за то нам и почтение.- От кого письмо?- Что вы ответите, Алексей Андреевич?- Вы, значит, и есть главный налетчик-атаман.- Вы знаете, господа, это не очень мне нравится, - озабоченно сказал Фомин. - Еще за милицией пошлют.- Полноте! Здесь половина публики - налетчики.- А тогда тем более пора восвояси. Не хочу вас пугать, mesdames, но если в нас подозревают богачей, то лучше нам убраться, подальше от греха. И, право, мне кажется, что на нас начинают косо поглядывать...Дамы побледнели. Березин и Горенский согласились с Фоминым. Только Никонов решительно запротестовал.- Что он дичь порет, Фомин! Сам нас сюда привел и теперь наутек. Никакой опасности нет, ерунда!- Опасности, разумеется, большой нет, - заметил рассудительно Березин. - Но согласитесь, что и не так уж здесь интересно.- Вернее, все интересное мы уже видели.- Батюшки, двадцать минут двенадцатого, - сказал Фомин, взглянув на часы. - Мы обещали Тамаре Матвеевне быть не позже одиннадцати дома.- Тогда, в самом деле, надо бежать. Мама будет очень беспокоиться, - сказала Муся. - Платон Михайлович, будьте моим кассиром.- Уже за все заплачено, мы можем идти.- Что за ерунда! - ворчал Никонов. - Я как раз хотел послать письмо брюнеточке...- А того матроса с серьгой в ухе видели? Ему может не понравиться ваш слог, - сказала Глаша.
- Еще посмотрим ки-ки: же тю у тю же [Кто кого: я тебя или ты меня (искаж. фр.)], - бормотал Никонов. - Дайте хоть водку допить.- Допивайте живее.- Да и не осталось ничего.- А они на нас не нападут при выходе? - озираясь, спросила Сонечка. - Взгляните, как тот высокий у стены на нас смотрит!.. Он, верно, кокаинист?.. Правда?..- Зачем кокаинист? Просто лакей, Сонечка.- Господа, мы отрезаны!- Ничего, пробьемся.- Ах, если б опять увидеть городового!.. Бравого статного фараона!- Ах, какое было прелестное зрелище!- Дивное невозвратное виденье!- Позор!- Господа, серьезно, я очень боюсь...- Но ведь вы сами жаждали приключений, Сонечка.- А теперь больше не жажду... Теперь я жажду быть в столовой Тамары Матвеевны.- Идем, господа, - сказала Муся, вставая.Они направились к выходу. Сонечка, замирая, жалась к Березину, Глафира Генриховна к князю. Фомин шел уверенно впереди. "Что, если в самом деле набросятся?" - подумал он, учтиво кланяясь буфетчику, который смотрел на них не без насмешки. Никонов с порога послал воздушный поцелуй брюнетке. "С-сума-сшедший" - прошипела Глаша. - "Трусишки!.. Буржуи!.." - бормотал быстро охмелевший Никонов: он очень давно не пил водки. Князь остановился в коридоре, осмотрелся и, махнув рукой, пошел вниз.Девицы в вестибюле уже не было: она тоже пошла танцевать. Матрос разбирал за столиком новый пакет "Почты Амура". Он неторопливо встал и аккуратно, как театральный капельдинер, выдал по номерку шубы гостям.- Прощайте, товарищи. Пока, - сказал он, открывая дверь. - Завтра бал будет еще лучше, милости просим.- Непременно, непременно, - ответил Фомин. - Пока, товарищ.- Вы что здесь, владелец? - не удержавшись, спросил матроса Горенский.Матрос окинул его подозрительным взглядом и пробурчал что-то невнятное. В это время кто-то вошел в вестибюль из маленькой задней двери. Увидев Горенского, вошедший остановился у порога и выпученными глазами уставился на князя. Горенский надвинул меховую шапку и поспешно вышел на улицу вслед за Мусей.- Только этого не хватало! Мой бывший кучер, - сказал он. В квартире Кременецких не сразу отперли дверь на звонок. Теперь по вечерам - прислуга рано уходила - обычно отворял двери Витя, который, как мог, старался быть полезным в доме. После второго звонка послышались поспешные шаркающие шаги. Дверь отворила - сначала на цепочку - сама Тамара Матвеевна.- Господи! Что случилось, мама? - воскликнула Муся. У Тамары Матвеевны лицо было в красных пятнах, глаза заплаканы. Гости растерянно остановились в передней.Сбивчиво и путанно Тамара Матвеевна рассказала, что полчаса тому назад к ним прибежала Маруся, прислуга Яценко. Николая Петровича вечером арестовали люди из этой новой Комиссии. К нему в дом ворвался отряд солдат, вооруженных с головы до ног, все перерыли, кажется, искали оружия. Затем Николая Петровича увезли неизвестно куда. Витя, сам не свой, поехал наводить справки. С ним отправился и Семен Исидорович.- Я так за папу боюсь!.. Он решил поехать прямо туда, в эту Чрезвычайную Комиссию... Это очень опасно!.. Ах, что вы, разве я не понимаю?.. Но нельзя же было отпустить мальчика одного в таком состоянии!.. Что это за изверги такие, что он им сделал?.. Она, Маруся, плакала навзрыд... Кажется, Николай Петрович не оставил ей ни гроша... Тебя не было, я думала, что с ума сойду одна!.. Я хотела ехать с папой, но он меня не пустил, и я думала, что когда ты приедешь и никого не найдешь, ты одна с ума сойдешь!.. - говорила, вытирая слезы, Тамара Матвеевна. Ее, впрочем, очень утешил приход Муси и друзей. Гости озабоченно слушали и переспрашивали довольно бестолково. "Вот тебе и пир!.. Все-таки хорошо, что чуть-чуть перекусили на танцульке", - печально думал Березин.