Сейчас они лежали в сторонке и, казалось, совершенно забыли о его существовании.
-- Да-а, он волк, а волка не приручишь, -- сказал Уидон Скотт.
-- Кто его знает? -- возразил Мэтт. -- Может, в нем от собаки больше, чем от волка. Но в чем я уверен, с того меня уж не собьешь.
Погонщик замолчал и с таинственным видом кивнул в сторону Лосиной горы.
-- Ну, не заставляйте себя просить, -- резко проговорил Скотт, так и не дождавшись продолжения, -- выкладывайте, в чем дело.
Погонщик ткнул большим пальцем через плечо, показывая на Белого Клыка.
-- Волк он или собака -- это не важно, а только его пробовали приручить.
-- Быть того не может!
-- Я вам говорю -- пробовали. Он и в упряжке ходил. Вы посмотрите поближе. У него стертые места на груди.
-- Правильно, Мэтт! До того как попасть к Красавчику Смиту, он ходил в упряжке.
-- А почему бы ему не походить в упряжке и у нас?
-- А в самом деле! -- воскликнул Скотт.
Но появившаяся было надежда сейчас же угасла, и он сказал, покачивая головой:
-- Мы его держим уже две недели, а он, кажется, еще злее стал.
-- Давайте спустим его с цепи -- посмотрим, что получится, -- предложил Мэтт.
Скотт недоверчиво взглянул на него.
-- Да, да! -- продолжал Мэтт. -- Я знаю, что вы это уже пробовали, так попробуйте еще раз, только не забудьте взять палку.
-- Хорошо, но теперь я поручу это вам.
Погонщик вооружился палкой и подошел к сидевшему на привязи Белому Клыку. Тот следил за палкой, как лев следит за бичом укротителя.
-- Смотрите, как на палку уставился, -- сказал Мэтт. -- Это хороший признак. Значит, пес не так уж глуп. Не посмеет броситься на меня, пока я с палкой. Не бешеный же он в конце концов.
Как только рука человека приблизилась к шее Белого Клыка, он ощетинился и с рычанием припал к земле. Не спуская глаз с руки Мэтта, он в то же время следил за палкой, занесенной над его головой. Мэтт быстро отстегнул цепь с ошейника и шагнул назад.
Белому Клыку не верилось, что он очутился на свободе. Многие месяцы прошли с тех пор, как им завладел Красавчик Смит, и за все это время его спускали с цепи только для драк с собаками, а потом опять сажали на привязь.
Что ему было делать со своей свободой? А вдруг боги снова замыслили какую-нибудь дьявольскую штуку?
Белый Клык сделал несколько медленных, осторожных шагов, каждую минуту ожидая нападения. Он не знал, как вести себя, настолько непривычна была эта свобода. На всякий случай лучше держаться подальше от наблюдающих за ним богов и отойти за угол хижины. Так он и сделал, и все обошлось благополучно.
Озадаченный этим. Белый Клык вернулся обратно и, остановившись футах в десяти от людей, настороженно уставился на них.
-- А не убежит? -- спросил новый хозяин.
Мэтт пожал плечами.
-- Рискнем! Риск -- благородное дело.
-- Бедняга! Больше всего он нуждается в человеческой ласке, -- с жалостью пробормотал Скотт и вошел в хижину. Он вынес оттуда кусок мяса и швырнул его Белому Клыку. Тот отскочил в сторону и стал недоверчиво разглядывать кусок издали.
-- Назад, Майор! -- крикнул Мэтт, но было уже поздно.
Майор кинулся к мясу, и в ту минуту, когда кусок уже был у него в зубах. Белый Клык налетел и сбил его с ног. Мэтт бросился к ним, но Белый Клык сделал свое дело быстро. Майор с трудом привстал, и кровь, хлынувшая у него из горла, красной лужей расползлась по снегу.
-- Жалко Майора, но поделом ему, -- поспешно сказал Скотт.
Но Мэтт уже занес ногу, чтобы ударить Белого Клыка. Быстро один за другим последовали прыжок, лязг зубов и громкий крик боли.
Свирепо рыча. Белый Клык отполз назад, а Мэтг нагнулся и стал осматривать свою прокушенную ногу.
-- Цапнул все-таки, -- сказал он, показывая на разорванную штанину и нижнее белье, на котором расплывался кровавый круг.
-- Я же говорил вам, что это безнадежно, -- упавшим голосом проговорил Скотт. -- Я об этой собаке много думал, не выходит она у меня из головы. Ну что ж, ничего другого не остается.
С этими словами он нехотя вынул из кармана револьвер и, осмотрев барабан, убедился, что пули в нем есть.
-- Послушайте, мистер Скотт, -- взмолился Мэтт, -- чего только этой собаке не пришлось испытать! Нельзя же требовать, чтобы она сразу превратилась в ангелочка. Дайте ей срок.
-- Полюбуйтесь на Майора, -- ответил Скотт.
Погонщик взглянул на искалеченную собаку. Она валялась на снегу в луже крови и была, по-видимому, при последнем издыхании.
-- Поделом ему. Вы же сами гак сказали, мистер Скотт. Позарился на чужой кусок -- значит, спета его песенка. Этого следовало ожидать. Я и гроша ломаного не дам за собаку, которая отдаст свой корм без боя.
-- Ну, а вы сами, Мэтт? Собаки собаками, но всему должна быть мера.
-- И мне поделом, -- не сдавался Мэтт. -- За что, спрашивается, я его ударил? Вы же сами сказали, что он прав. Значит, не за что было его бить.
-- Мы сделаем доброе дело, застрелив эту собаку, -- настаивал Скотт. -- Нам ее не приручить!
-- Послушайте, мистер Скотт. Дадим ему, бедняге, показать себя. Ведь он черт знает что вытерпел, прежде чем попасть к нам. Давайте попробуем. А если он не оправдает нашего доверия, я его сам застрелю.
-- Да мне вовсе не хочется его убивать, -- ответил Скотт, пряча револьвер. -- Пусть побегает на свободе, и посмотрим, чего от него можно добиться добром. Вот я сейчас попробую.
Он подошел к Белому Клыку и заговорил с ним мягким, успокаивающим голосом.
-- Возьмите палку на всякий случай! -- предостерег его Мэтт.
Скотт отрицательно покачал головой и продолжал говорить, стараясь завоевать доверие Белого Клыка.
Белый Клык насторожился. Ему грозила опасность. Он загрыз собаку этого бога, укусил его товарища. Чего же теперь ждать, кроме сурового наказания? И все-таки он не смирился. Шерсть на нем встала дыбом, все тело напряглось, он оскалил зубы и зорко следил за человеком, приготовившись ко всякой неожиданности. В руках у Скотта не было палки, и Белый Клык подпустил его к себе совсем близко. Рука бога стала опускаться над его головой. Белый Клык съежился и припал к земле. Вот где таится опасность и предательство! Руки богов с их непререкаемой властью и коварством были ему хорошо известны. Кроме того, он по-прежнему не выносил прикосновения к своему телу. Он зарычал еще злее и пригнулся к земле еще ниже, а рука все продолжала опускаться. Он не хотел кусать эту руку и терпеливо переносил опасность, которой она грозила, до тех пор, пока мог бороться с инстинктом -- с ненасытной жаждой жизни.
Уидон Скотт был уверен, что всегда успеет вовремя отдернуть руку. Но тут ему довелось испытать на себе, как Белый Клык умеет разить с меткостью и стремительностью змеи, развернувшей свои кольца.
Скотт вскрикнул от неожиданности и схватил прокушенную правую руку левой рукой. Мэтт громко выругался и подскочил к нему. Белый Клык отполз назад, весь ощетинившись, скаля зубы и угрожающе поглядывая на людей. Теперь уж, наверное, его ждут побои, не менее страшные, чем те, которые приходилось выносить от Красавчика Смита.
-- Что вы делаете? -- вдруг крикнул Скотт. А Мэтт уже успел сбегать в хижину и появился на пороге с ружьем в руках.
-- Ничего особенного, -- медленно, с напускным спокойствием проговорил он. -- Хочу сдержать свое обещание. Сказал, что застрелю собаку, значит, застрелю.
-- Нет, не застрелите.
-- Нет, застрелю! Вот смотрите.
Теперь настала очередь Уидона Скотта вступиться за Белою Клыка, как вступился за него несколько минут назад укушенный Мэтт.
-- Вы сами предлагали испытать его, так испытайте! Мы же только начали, нельзя сразу бросать дело. Я сам виноват. И... посмотрите-ка на него!
Глядя на них из-за угла хижины. Белый Клык рычал с такой яростью, что кровь стыла в жилах, но ярость его вызывал не Скотт, а погонщик.
-- Ну что ты скажешь! -- воскликнул Мэтт.
-- Видите, какой он понятливый! -- торопливо продолжал Скотт. -- Он не хуже нас с вами знает, что такое огнестрельное оружие. С такой умной собакой стоит повозиться. Оставьте ружье.
-- Ладно. Давайте попробуем. -- И Мэтт прислонил ружье к штабелю дров. -- Да нет! Вы только полюбуйтесь на него! -- воскликнул он в ту же минуту.
Белый Клык успокоился и перестал ворчать.
-- Попробуйте еще раз. Следите за ним.
Мэтт взял ружье -- и Белый Клык снова зарычал. Мэтт отошел от ружья -- Белый Клык спрятал зубы.
-- Ну, еще раз. Это просто интересно!
Мэтт взял ружье и стал медленно поднимать его к плечу. Белый Клык сразу же зарычал, и рычание его становилось все громче и громче по мере того, как ружье поднималось кверху. Но не успел Мэтт навести на него дуло, как он отпрыгнул в сторону и скрылся за углом хижины. На прицеле у Мэтта был белый снег, а место, где только что стояла собака, опустело.
Погонщик медленно отставил ружье, повернулся и посмотрел на своего хозяина.
-- Правильно, мистер Скотт. Пес слишком умен. Жалко его убивать. ГЛАВА ШЕСТАЯ. НОВАЯ НАУКА
Увидев приближающегося Уидона Скотта, Белый Клык ощетинился и зарычал, давая этим понять, что не потерпит расправы над собой. С тех пор как он прокусил Скотту руку, которая была теперь забинтована и висела на перевязи, прошли сутки. Белый Клык помнил, что боги иногда откладывают наказание, и сейчас ждал расплаты за свой проступок. Иначе не могло и быть. Он совершил святотатство: впился зубами в священное тело бога, притом белокожего бога. По опыту, который остался у него от общения с богами, Белый Клык знал, какое суровое наказание грозит ему.
Бог сел в нескольких шагах от него. В этом еще не было ничего страшного -- обычно они наказывают стоя. Кроме того, у этого бога не было ни палки, ни хлыста, ни ружья, да и сам Белый Клык находился на свободе. Ничто его не удерживало -- ни цепь, ни ремень с палкой, и он мог спастись бегством прежде, чем бог успеет встать на ноги. А пока что надо подождать и посмотреть, что будет дальше.
Бог сидел совершенно спокойно, не делая попыток встать с места, и злобный рев Белого Клыка постепенно перешел в глухое ворчание, а потом и ворчание смолкло. Тогда бог заговорил, и при первых же звуках его голоса шерсть на загривке у Белого Клыка поднялась дыбом, в горле снова заклокотало. Но бог продолжал говорить все так же спокойно, не делая никаких резких движений. Белый Клык рычал в унисон с его голосом, и между словами и рычанием установился согласный ритм. Но речь человека лилась без конца. Он говорил так, как еще никто никогда не говорил с Белым Клыком. В мягких, успокаивающих словах слышалась нежность, и эта нежность находила какой-то отклик в Белом Клыке. Невольно, вопреки всем предостережениям инстинкта, он почувствовал доверие к своему новому богу. В нем родилась уверенность в собственной безопасности -- в том, в чем ему столько раз приходилось разубеждаться при общении с людьми.