Смекни!
smekni.com

Многообразие знаний о культуре (стр. 12 из 53)

Однако для того, чтобы хоть немного овладеть энергией "Оно", культуре самой приходится проникать в его сферу - сферу бессознательного. Культура может руководить человеком лишь постольку, поскольку она сама стала частью его бессознательного, оформилась в качестве особой бессознательной уста­новки, - так можно сформулировать важный вывод Фрейда. Эту установку Фрейд называет "Сверх-Я". "Сверх-Я" выполняет роль внутреннего цензора, который господствует над душевной жизнью человека и благодаря которому человек способен жить как культурное существо, а не как марионетка собственных темных страстей.

Таким образом, человеческое Я, по Фрейду, замкнуто между двумя противоположными полюсами - природной стихией и требованиями культуры. Оба этих полюса представлены в соответствующих бессознательных структурах человеческого "Я" и сталкиваются в нем, пытаясь подчинить себе это Я и друг друга. И чем выше развита культура, тем неутешительнее оказываются ее, так сказать, побочные эффекты. Если культура требует от человека больше, чем он может, "то у индивида это вызывает бунт или невроз, либо делает его несчастным". Культура делает жизнь более безопасной, блокируя человеческие инстинкты, человеческую агрессивность, но платой оказывается психическое здоровье человека, который разрывается между природной психической стихией и культурными нормами, между сексуальностью и социальностью, агрессивностью и моралью. И Фрейд с горечью констатирует: "Сколь же сильным должно быть выдвинутое культурой против агрессивности средство защиты, если последнее способно делать людей не менее несчастными, чем сама агрессивность!"

Учение Фрейда оказало огромное влияние на развитие науки и культуры XX века - без его идей трудно представить себе современную психологию, психиатрию, философию, искусство. Однако, как это часто бывает с первооткрывателями, Фрейд в своей концепции чрезмерно усилил некоторые очень важные, но все же не единственно определяющие стороны дела. Во-первых, он явно биологизировал бессознательное, которое оказалось сведено к чисто природному феномену, к чисто биологическим влечения. Во-вторых, Фрейд акцентировал внимание на одной стороне человеческого бытия - на бессознательном, но потерял из виду другую сторону - личность и свободу человека. Фрейдовское "Я" лишено подлинной свободы, это "Я" есть не свободная личность, а марионетка, за право манипулирования которой бьются одинаково безличные "Оно" и "Сверх-Я", природа и культура, которая у Фрейда сведена к общественно выработанным требованиям. И при изображении этой схватки у Фрейда не нашлось места для самоценной личности, обладающей духовной автономией от природы и общества.

Если Зигмунд Фрейд исследовал бессознательное в качестве природной сущности человека, то Карл Густав Юнг (1875-1961) открыл изначальные культурные истоки бессознательного. Юнг некоторое время сотрудничал с Фрейдом, и многое воспринял из психоанализа, но основы концепции были заложены им самостоятельно.

Как и Фрейд, Юнг начинал в качестве врача-психиатра, однако он не остановился на сексуально-биологической трактовке бессознательного. Исследования Юнга привели его к иному выводу. Юнг обнаружил типичные образы, являвшиеся его пациентам в снах и видениях. И эти образы совпадали с символами, проходящими через всю историю мировой культуры и выражающими приобщенность человека к таинственной (мистической, божественной) сто­роне жизни. Но самое удивительное, что большинство пациентов Юнга в силу своего образования и своей биографии просто не могли знать про эти достаточно сложные культурные символы! Эти символические образы не пришли извне и не изобретались сознательно, поэтому оставалось только заключить, что они рождены общим для всех людей бессознательным.

Однако это бессознательное уже нельзя было понимать как чисто природную силу, подобную фрейдовскому "Оно". Открытое Юнгом бессознательное имеет не природный, а культурный характер и родилось на заре человеческой истории в коллективном психическом опыте. Юнг называет это бессознательное коллективным бессознательным, а его первичные формы (структуры) - архетипами коллективного бессознательного. Архетипы коллективного бессознательного - это своего рода осадок от первичного душевно­го опыта человечества. По Юнгу, коллективное бессознательное имеет культурное происхождение, но передается по наследству биологическим путем. Юнга иногда упрекают за тезис о биологическом наследовании культурных форм, однако этот упрек, на наш взгляд, не вполне справедлив. Дело в том, что, по Юнгу, архетипы коллективного бес­сознательного сами по себе вовсе не тождественны культурным образам или символам. Архетип - это не образ, а некое фундаментальное переживание, "тяготение" человеческой психики, которое само по себе лишено какой-либо предметности (образ же всегда предметен). Архетип - это психический смысл в чистом виде, но не просто смысл, а первосмысл, незримо организующий и направляющий жизнь нашей души.

Юнг сравнивает архетипы с осями кристаллической структуры, по которым растет кристалл в насыщенном растворе. Подобно этому на архетипах построена вся психика человека: все сознательные смыслы имеют свою архетипическую основу и так или иначе выражают соответствующий архетип. Для примера укажем на два архетипа - архетип "священного" и архетип "тени". Священное, по Юнгу, есть чувство чего-то всемогущего, таинственно­го, ужасающего и в то же время неодолимо притягивающего и обещающего полноту бытия. Этот архетип выражен в самых разнообразных представлениях и символах, в образах богов различных религий. "Тень" - это темный бессознательный двойник нашего Я

Самой древней, исходной формой психического опыта является миф, поэтому все архетипы так или иначе связаны с мифологическими образами и переживаниями. Миф лежит в самой основе человеческой души, в том числе и души современного человека, - таков вывод Юнга. Именно миф дает человеку чувство единения с первоосновами жизни, приводит душу к согласию с ее бессознательными архетипами. Отсюда, по Юнгу, вытекает универсальная роль мифа: "Мифы религиозного происхождения можно интерпретировать как вид ментальной терапии для обеспокоенного и страдающего человечества в целом - голод, война, болезнь, старость, смерть".

Как и Фрейд, Юнг считает, что современный человек, гордящийся своим сознанием и волей, отнюдь не является господином своей душевной жизни. Напротив, он сам подвластен таящимся в нем бес­сознательным силам, своего рода "демонам души". "Девиз: "Где есть воля, там есть и путь" - суеверие современного человека. Он слеп к тому, что, несмотря на... рациональность..., он одержим "силами", находящимися вне его контроля. Его демоны и боги не исчезли, они всего лишь обрели новые имена". Фундаментальное различие между Фрейдом и Юнгом состоит в понимании сущности этих "демонических" сил и их отношения с культурой.

По Фрейду, жизнь культурного человека составляет неразрешимое противоречие, ибо человеческая душа разрывается между своей изначальной природой и внедренными культурными запрета­ми. Юнг исходит из других представлений о соотношении человека и культуры. Для него основа души (бессознательное), хотя и имеет архаическое происхождение, но все же может жить в мире с культурой. Конечно, нельзя укротить "демонов души", но их можно приручить, сделать их проявление относительно безопасным и даже поставить их на службу культуре.

Человек призван не игнорировать бессознательные силы, а найти для них адекватное культурно-символическое выражение. Ведь бессознательное - это "податель всего", подлинный источник жизненных сил, без которых нет ощущения красочности жизни, пол­ноты жизни. Именно архетипы дарят человеку вдохновение и являются источником творческой энергии. Вместе с тем, символическое выражение бессознательного необходимо для того, чтобы оградить человека от опасностей непосредственной встречи с "демонами души" (например, от переживания всемогущества и притягательного ужаса смерти ("священное") или от беспомощности перед темной стороной собственного Я, т.е. перед собственной "тенью"). "У человечества никогда не было недостатка в могучих образах, которые были магической защитной стеной против жуткой жизненности, таящейся в глубинах души. Бессознательные формы всегда получали выражение в защитных и целительных образах... ". Использование культурных символов позволяет контролировать "психических демонов", противопоставив темной силе одного светлое могущество другого. Особая роль здесь принадлежит религии. Например, верующий, обуреваемый греховным желанием ("искушаемый бесами"), может помолиться и призвать на помощь Бога. По Юнгу, и "Бог" и "бесы" есть психические силы (архетипы) самого человека, символически выраженные в соответствующих культурных образах. Но от своего собственного имени человеку было бы очень трудно (а может быть и вовсе невозможно) справиться с ситуацией.

Таким образом, культура, по Юнгу, призвана вести не борьбу, а диалог с бессознательным, стремясь обеспечить целостность человеческой души. Однако этот диалог постепенно утрачивается с развитием цивилизации и тотальной рационализацией жизни. Жизнь рационализируется, но человек не становится более рациональным по своему психическому устройству. Рушится прежний символический мир, и вместе с ним уходит в прошлое культурное выражение и осуществление архетипов; наступает "ужасающая символическая нищета", в которой жизнь человека обесцвечивается и обессмысливается. Крушение символов означает также утра­ту символического управление могучими "демонами души", остающимися теперь без присмотра. "Современный человек не понимает, насколько его "рационализм" (расстроивший его способность отвечать божественным символам и идеям) отдал его на милость психической "преисподней". "Демоны" вырываются из-под контроля слабеющей культуры, и XX век становится веком неслыханных психических эпидемий, распространяющихся под маскирующей их подлинную природу идеологической окраской. "... Любого рода внешние исторические условия - лишь повод для действительно грозных опасностей, а именно социально-политических безумий, которые... в главном были порождены бессознательным". И словно продолжение этой мысли: "Я даже думаю, что психические опасности куда страшней эпидемий и землетрясений. Средневековые эпидемии бубонной чумы или черной оспы не унесли столько жизней, сколько их унесли, например, различия во взглядах на устройство мира в 1914 г. или борьба за политические идеалы в России"