Смекни!
smekni.com

Тема войны и революции в романе "Тихий Дон" М.А. Шолохова (стр. 4 из 12)

Строгие параллелизмы с единоначатием («И сколько ни будут...»), с нагнетанием отрицаний («не дождаться», «не замыть тоски») и идущие следом поэтические сопоставления («Травой зарастают могилы — давностью зарастает боль») придают повествованию траурную величавость. Это реквием.

Подчеркнуты интонационно глаголы («билась головой», «билась баба», «ползала в корчах», «гуртились детишки», «выли») которые сменяются потом рядом экспрессивных обращений («Рви ворот... Рви волосы... кусай свои в кровь искусанные губы...») и снова повторы с этими беспощадными «нет» и «никто» — все это возвышает тон повествования до трагического пафоса. В каждом слове— жестокая обнаженность правды: «простоволосые казачки», «ворот последней рубахи», «жидкие от безрадостной, тяжкой жизни волосы...», «раздавленные уста лью...». Только писатель, переболевший болью за трудовой люд, мог так вот просто и выразительно сказать о страшном.

Войны обычно связаны в памяти народа с именами городов, сел, полей, рек. В древности были Дон, Куликово поле. Потом Бородино, Шипка, Цусима. Мировая война — это обагренные кровью трудового люда поля Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии. Все эти географические обозначения обросли новым страшным смыслом.

Галиция — символ неисчислимых народных бед, бессмысленно пролитой крови, это осевшие холмы могил, простоволосые казачка, выбегающие на проулки, раздирающий вопль матерей и детишек.

«Трупами легли». Из каких же далеких времен пришли эти слова! «Полегоша на землю русскую». Но тогда клали головы за свою землю, и утрата переносилась легче. А тут за что?..

Шолохов создал величественный скорбный плач о погибших под орудийный гул, проклял преступные войны. Всем памятен эпический образ: «Позаросли бурьяном высокие холмы братских могил, придавало их дождями, позамело сыпучим снегом...»

Разоблачая карьеристов, а авантюристов, привыкших распоряжаться чужими судьбами, всех тех, кто во имя грабежа гонит свой народ на другие народы — прямо на минные поля и колючие заграждения, в сырые окопы, под пулеметный огонь, и страшные кавалерийские и штыковые атаки, решительно протестуя против любого посягательства на право человека жить свободно и радостно, Шолохов противопоставил преступлениям перед народом красоту человеческих чувств, счастье земного бытия, гуманизм, победное шествие нарождающейся жизни. Страницы романа, посвященные дружбе, родственным чувствам, любви, состраданию всему истинно человеческому, поразительны.

…Мелеховы получили известие с фронта, что Григорий «пал смертью храбрых». Эта весть сразила всю семью. Но вот на двенадцатый день после этого получили два письма от Петра. «Дуняшка еще на почте прочитала их и понеслась к дому, как былинка, захваченная вихрем, то, качаясь, прислонялась к плетням. Немало переполоху наделала она по хутору, и неописуемое волнение внесла в дом.

— Живой Гришка!.. Живой наш родненький!..— рыдающим голосом вопила она еще издали.— Петр пишет!.. Раненый Гриша, а не убитый!.. Живой, живой!..»

И трудно сказать, где Шолохов добивается большей художественной силы: в описаниях фронтовых зрелищ ила этих эмоций, волнующих своей искренностью и человечностью.

Убивают друг друга люди на фронте. И что с Григорием — никто не знает. А в доме Мелеховых берет свои права неискоренимая жизнь. «Пантелей Прокофьевич, услышав на базу о том, что сноха разрешилась двойней, вначале руками развел, потом обрадовано, потурсучив бороду, заплакал и ни с того ни с сего накричал на подоспевшую бабку-повитуху:

— Брешешь, канунница! - он тряс перед носом старухи когтистым пальцем.— Брешешь! II не зараз переведется мелеховская порода! Казака с девкой подарила сноха. Вот сноха — так сноха! Господи, бож-же мой! За такую-то милость, чем я ей, душечке, отхвитаю?»

Неудержимо зрели в народе внутренние силы протеста, которые умножались со дня на день и нависли над царским строем грозовой тучей. Народ не хотел войны.

Гаранжа разъясняет: «Трэба, нэ лякаясь, повернуть винтовки. Трэба у того загнать пулю, кто посылае людэй’ у пекло».

Фронтовики стали смелее разговаривать с офицерами. Накалялся гнев. К концу 1916 года «коренным образом изменились казаки по сравнению с прошлыми годами»,— пишет Шолохов.

Когда есаул Листницкий запретил солдатам разводить костры, «во влажном взгляде бородатого дрожали огневые светлячки.

— Обидел, сука!

— Э-э-эх!..— протяжно вздохнул один, вскидывая на плечо ремень винтовки».

Валет отпускает пленного: «Беги, немец, у меня к тебе злобы нету». Дозорные на дорогах, вместо того чтоб задерживать беглецов, отпускают их.

Война обнажила классовые противоречия, еще больше отделила солдат от реакционных офицеров, а в деревне — трудовой народ от верхушки.

В «Тихом Доне» показан процесс постепенного пробуждения и роста народного сознания, движение масс, определившее весь ход истории. Царизм свергнут. События развиваются дальше. Разгорается классовая борьба. Идея мира, свободы, равенства овладевает всеми трудящимися, их невозможно повернуть назад. «Раз превзошла революция, к всему народу дадена свобода,— говорит казак Манжулов,— значится, должны войну прикончить, затем что народ и мы войну не хотим!» И станичники дружно поддерживают его.

Идея революции выношена и выстрадана «низами». Лагутин говорит Листницкому, что у его отца четыре тысячи десятины земли, а у других — нет ничего. Есаул озлился:

«— Вот чем начиняют тебя большевики из совдепа... Оказывается, недаром ты с ними якшаешься.

— Эх, господин есаул, пас, терпеливых, сама жизня начинила, а большевики только фитиль подожгут...»

Так народ искал и находил выход из трагического тупика истории, вставая под большевистское знамя. «Тихий Дон» резко отличается от тех книг о мировой войне, герои которых, проклиная действительность, не в силах найти выход и впадают в отчаяние или примиряются. Роман и по сей день остается непревзойденной книгой о той страшной мировой катастрофе.

3. Гражданская война.

Ой ты, наш батюшка тихий Дон!

Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь?

Ах, как мне, тиху Дону, не мутну течи!

Со дна меня. Тиха Дона, студены ключи бьют,

Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит.

Вооруженное сопротивление свергнутых эксплуататорских классов привело к длительной и упорной гражданской войне. Ее сущность и причины определены в работах Ленина, документах партии и правительства.

После войны публикуются архивные материалы, исследования, воспоминание, создается «История гражданской войны». Эта тема интересовала многих писателей. Еще до «Тихого Дона» появились такое книги, как «Партизаны» «Бронепоезд» Вс. Иванова, «Падение Даира» А. Малышкина, «Неделя» Ю. Либединского, «Два мира» В. Зазубрина «Гуси-лебеди» и «Андрон Непутевый» А. Неверова, «Перегной» и «Виринея» Л. Сейфуллиной, «Чапаев» и «Мятеж» Д. Фурманова, «Города и годы» К- Федина, «Железный поток» А. Серафимовича, «Барсуки» Л. Леонова, «Ветер» и «Сорок первый» Б. Лавренева, «Разгром» А. Фадеева, и другие, которые отражали пафос революционного народа в борьбе с контрреволюцией, интервентам и одновременно разрешали сложную проблему — давали образ нового героя, который рос, приобретал опыт вместе с революцией и становился сознательным творцом истории.

Но в то же время писателей интересовал и внутренний мир людей, которые с трудом находили верный путь, ошибались, -даже совершали тяжкие преступления перед революцией.

Во многих названных книгах присутствуют и образы белогвардейцев — насильников, вешателей, хладнокровных истязателей.

Шолохов взял эту тему значительно шире. Он наблюдает белогвардейское движение изнутри, вскрывает причины его временного успеха и окончательного поражения. Шолохов обезоруживает белоэмигрантов — активных участников движения, печатавших свои мемуары и исследования в Париже, Берлине, Константинополе. Брюсселе. Все они, как известно, играли роль правозащитников России.

Шолохов выступил как художник и одновременно как историк, вооруженный всеми необходимыми документами. Огромная сила воображения совмещается в нем с умом вдумчивого аналитика. Иногда художникам прощался некоторый дилетантизм в подходе к точным знаниям, что, конечно, неверно, особенно в наш век усовершенствованных методов наблюдения и исследования. История часто входила в произведения искусства лишь внешне — общие приметы быта, моды, речь, вещи, анекдоты — или подгонялась насильственно. И дилетантизм, и субъективизм, и приблизительность, и самовольное от ношение к фактам начисто исключались Шолоховым. История предстала у него выверенной, документированной, научной. Но это не было простым переложением, копированием документов. Конкретное, фактическое служило лишь опорой художественного изображения.

Писатель воссоздает в романе подлинные факты, которые показывают, по чьей вине разгорелась гражданская война, прослеживает нити заговора, активную роль мятежных генералов, монархистов, кадетов, эсеров, националистов, буржуазных автономистов. Многие из них выведены под собственными именами; Керенский, Родзянко, Савинков, Корнилов, Алексеев, Каледин, Чернецов, Краснов, Деникин, Алферов, Попов, Кутепов, Назаров, Агеев и другие.

Московское совещание в августе 1917 года, корниловский путч, быховское заточение генералов, собрание Войскового круга в Новочеркасске в апреле 1918 года, избравшего атаманом Краснова, его переговоры с добровольческой армией в станице Манычской, совещание военных — все это нашло место в романе.

Страницы, посвященные этим событиям, подтверждены документами: воззвание Корнилова, его телеграмма Каледину, телеграмма Романовского штабу Северного фронта, письмо Корнилова Духонину ответ Войскового правительства на требования Военно-революционного комитета, постановление выборных от хуторов Каргинской и других станиц о смертной казни подтелковцев и приговор военно-полевого суда, письмо Краснова немецкому император Вильгельму.