– Девчонка не виновата, запуталась, – сказал добродушный купец, - надо снисхождение дать (с. 81).
Матвеевна говорит: ослобонят, а я говорю: нет, говорю, касатка, чует моё сердце, заедят они её… (с. 115)
Придёт какой-нибудь: где тут бумага какая, или ещё что, а я вижу, что ему не бумага нужна, а меня так глазами и ест… (с. 116)
Но когда он вместе с присяжными вошёл в залу заседания, и началась вчерашняя процедура… – он почувствовал, что хотя и нужно было сделать это, он и вчера не мог бы разорвать эту торжественность (с. 123).
Свидетель-городовой на вопросы председателя, обвинителя, защитника безжизненно отрубал: «Так точно-с», «Не могу знать»… (с. 124)
Ну, а если только может вытянуть у вас двадцатипятирублёвый билет – зубами вырвет (с. 158).
А каждое такое дело стоит огромного труда. Ведь и мы тоже, как какой-то писатель говорит, оставляем кусочек мяса в чернильнице (с. 159).
На другом конце гостиной у стола с чаем сидели барыни и стояли мужчины – военные и штатские, и слышался неумолкаемый треск мужских и женских голосов (с. 192).
- Сплошь драка пойдёт, – сказал старик с белой бородой и смеющимися глазами. – Бабы друг дружке все глаза повыцарапают (с. 233).
– Куда! Нынче так набиваются во все места, что беда. Хозяева швыряются народом, как щепками. Везде полно (с. 243).
Но когда прошло известное время, и он ничего не устроил, ничего не показал, и когда … представительные и беспринципные чиновники вытеснили его … то всем стало ясно, что он был … очень ограниченный и малообразованный, хотя и очень самоуверенный человек… (с. 255)
Всякие попытки его изменить эту жизнь разбивались, как о каменную стену, об ее уверенность, поддерживаемую всеми ее родными и знакомыми, что так нужно (с. 284).
– Пожалуйста, не лови меня на словах (с. 290).
Когда кончился монолог, театр затрещал от рукоплесканий (с. 304).
– Ведет князя смотреть своих малышей, – смеясь, закричал генерал от карточного стола, за которым он сидел с зятем, золотопромышленником и адъютантом. – Отбудьте, отбудьте повинность (с. 433).
…она продолжает любить меня и для моего же блага отказывается от меня и навсегда сжигает свои корабли, соединяя свою судьбу с Симонсоном», – подумал Нехлюдов, и ему стало стыдно (с. 436).
Люди должны в поте лица хлеб есть, а он их запер; как свиней, кормит без работы, чтоб они озверели (с. 441).
Отношения между людьми
Записка была продолжением той искусной работы, которая вот уже два месяца производилась над ним княжной Корчагиной и состояла в том, что незаметными нитями всё более и более связывала его с ней (с. 16).
Нехлюдову же было удивительно, как это он, этот дьячок, не понимает того, что всё, что здесь да и везде на свете существует, существует только для Катюши и что пренебречь можно всем на свете, только не ею, потому что она – центр всего (с. 58).
Он знал, что в ней была эта любовь, потому что он в себе в эту ночь и в это утро сознавал её, и сознавал, что в этой любви он сливался с нею в одно (с. 60)
Нехлюдов приехал сюда, чтобы развлечься, и всегда ему в этом доме бывало приятно, не только вследствие того тона хорошей роскоши, которая приятно действовала на его чувства, но и вследствие той атмосферы льстивой ласки, которая незаметно окружала его (с. 94).
… он ничего не сказал ей такого, что бы связывало его, не делал ей предложения, но по существу он чувствовал, что связал себя с нею, обещал ей, а между тем нынче он почувствовал всем существом своим, что не может жениться на ней (с. 101).
- Верно, перед богом говорю, барин. Будьте отцом родным! (с. 181)
Мика … может иметь другие недостатки, но вы знаете, как он добр. Все эти несчастные заключённые – его дети (с. 194).
- Да мы разве не уважаем тебя? – сказал старик. – Нам тебя нельзя не уважать, потому мы у тебя в руках; ты из нас верёвки вьёшь (с. 208).
- Подпишись, говорит, - продолжал лохматый мужик своё суждение о речи барина. – Подпишись, он тебя живого проглотит (с. 227).
Теперь он нами владеет. Как хочет, так и ездит на нас (с. 244).
Так и видно в нем было – в его позе, его взгляде, которым он обменялся с женою, – властелин, собственник красивой жены (с. 304).
Он чувствовал, что нет больше той Наташи, которая когда-то была так близка ему, а есть только раба чуждого ему и неприятного черного волосатого мужа (с. 352).
Ведь все эти люди … все они, если бы не были губернаторами, смотрителями, офицерами, двадцать раз подумали бы о том, можно ли отправлять людей в такую жару и такой кучей, двадцать раз дорогой остановились бы и, увидав, что человек слабеет, задыхается, вывели бы его из толпы, свели бы его в тень, дали бы воды, дали бы отдохнуть и, когда случилось несчастье, выказали бы сострадание. Они не сделали этого, даже мешали делать это другим только потому, что они видели перед собой не людей и свои обязанности перед ними, а службу и ее требования, которые они ставили выше требований человеческих отношений (с. 353).
– И не говори, так присмолилась ко мне, что как одна душа (с. 360).
Общая характеристика человека/людей
– Ах, кобель бритый! Что делает, - проговорила рыжая… (с. 114)
– То-то шкура барабанная! Чего гогочет! – сказала Кораблёва, покачав головою на рыжую… (с. 114)
Тот, как бишь его, лохматый, носастый, – тот, сударыня моя, из воды сухого выведет (с. 115).
Придёт какой-нибудь: где тут бумага какая или ещё что, а я вижу, что ему не бумага нужна, а меня так глазами и ест, – говорила она, улыбаясь и как бы в недоумении покачивая головой. – Тоже – артисты. (с. 116)
Когда придёт в контору, посадишь его чай пить, – улыбаясь, говорил приказчик, - разговоришься – ума палата, министр, – всё обсудит, как должно (с. 226).
Только жена у него из русских, – такая-то собака, что не приведи бог (с. 244).
И он точно не сомневался в этом не потому, что это было так, а потому, что если бы это было не так, ему бы надо было признать себя не почтенным героем, достойно доживающим хорошую жизнь, а негодяем, продавшим и на старости лет продолжающим продавать свою совесть (с. 273).
Как ни тяжело мне было тогда лишение свободы, разлука с ребенком, с мужем, все это было ничто в сравнении с тем, что я почувствовала, когда поняла, что я перестала быть человеком и стала вещью (с. 297).
Суд имеет целью только сохранение общества в настоящем положении и для этого преследует и казнит как тех, которые стоят выше общего уровня и хотят поднять его, так называемые политические преступники, так и тех, которые стоят ниже его, так называемые преступные типы (с. 326).
– Что ж это, барин, правда, что двенадцать человек арестантов уморили до смерти? … Ужли ж им ничего за это не будет? То-то дьяволы! (с. 346)
Погоди, говорит, старуха, бабенка – робенок вовсе, сама не знала, что делала, пожалеть надо. Она, може, опамятуется (с. 359).
Баба ухватистая да молодая, в соку (с. 360).
В это время из-за стены послышался взрыв брани, толкотня ударяющихся в стену, звон цепей, визг и крики…
– Вон они звери! Какое же может быть общение между нами и ими? (с. 401)
Умственные силы этого человека – его числитель – были большие; но мнение его о себе – его знаменатель – было несоизмеримо огромное и давно уже переросло его умственные силы (с. 403).
Да… это был весь хрустальный человек, всего насквозь видно. Да… он не то что солгать – не мог притворяться. Не то что тонкокожий, он точно весь был ободранный, и все нервы наружу (с. 411).
Предметы и явления мира природы
Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, … липы надували лопавшиеся почки… (с. 5)
Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети (с. 6).
Изредка тучу разрезали молнии, и с грохотом вагонов все чаще и чаще смешивался грохот грома (с. 354).
Факты духовной культуры
Явления общественной жизни
В конце же недели поездка в государственное учреждение – участок, где находящиеся на государственной службе чиновники, доктора – мужчины, иногда серьёзно и строго, а иногда с игривой весёлостью. Уничтожая данный от природы для ограждения от преступления … стыд, осматривали этих женщин и выдавали им патент на продолжение тех же преступлений, которые они совершали со своими сообщниками в продолжение недели (с. 14).
– Ну что же, подрывали основы? – сказал Колосов, иронически употребляя выражение ретроградной газеты, восстававшей против суда присяжных (с. 93).
И ведь сколько и каких напряжённых усилий стоит это притворство, – продолжал думать Нехлюдов, оглядывая эту огромную залу, эти портреты, лампы, кресла…вспоминая…всю армию чиновников, писцов, сторожей, курьеров, не только здесь, но во всей России получающих жалованье за эту никому не нужную комедию (с. 126).
Ему никакого дела не было до того, каким образом начался мир, по Моисею или Дарвину, и дарвинизм, который так казался важен его сотоварищам, для него был такой же игрушкой мысли, как и творение в шесть дней (с. 396).
Революция, в его представлении, не должна была изменить основные формы жизни народа…, не должна была ломать всего здания, а должна была только иначе распределить внутренние помещения этого прекрасного, прочного, огромного, горячо любимого им старого здания (с. 396).
Нехлюдов видел, что людоедство начинается не в тайге, а в министерствах, комитетах и департаментах и заключается только в тайге; что его зятю, например, да и всем тем судейским и чиновникам, начиная от пристава до министра, не было никакого дела до справедливости или блага народа… (с. 417)
Образ жизни людей
За неё сватались, но она ни за кого не хотела идти, чувствуя, что жизнь её с теми трудовыми людьми, которые сватались за неё, будет трудна ей, избалованной сладостью господской жизни (с. 9).
Она с соболезнованием смотрела теперь на ту каторжную жизнь, которую вели в первых комнатах бледные, с худыми руками прачки, из которых некоторые уже были чахоточные, стирая и гладя в тридцатиградусном мыльном пару с открытыми летом и зимой окнами, и ужасалась мысли о том, что и она могла поступить в эту каторгу (с. 12).
И с тех пор началась для Масловой та жизнь хронического преступления заповедей божеских и человеческих, которая ведётся сотнями и сотнями тысяч женщин не только с разрешения, но под покровительством правительственной власти, озабоченной благом своих граждан, и кончается для девяти женщин из десяти мучительными болезнями, преждевременной дряхлостью и смертью (с. 13).