На первом месте для героев Успенского – преданность любимому делу. Иван Иванович Буре, «гарантийный мастер» старых часов, продолжает жить в часах и содержать их в порядке даже после окончания срока гарантии. Свою кукушку Машку он воспитывает в том же духе: «Ты кукуешь не для кого-нибудь, а потому, что так надо. Кукуй, кому говорят!» Колобок, заведующий Неотложным Пунктом Добрых Дел, и его заместитель Булочкин не спят, не едят — расследуют загадочное исчезновение мальчика. Одна страсть владеет старухой Шапокляк — бескорыстная, самоотверженная страсть к искусству скандала. А бабушки все силы кладут на то, чтобы накормить внуков.
Обычное для детской литературы «двоемирие» взрослых и детей разделено у Успенского границей решительно и четко. К безнадежно взрослым писатель относится с насмешкой: все они для него «граждане» и «гражданки», им суждено вечно быть «вне игры», существование их абсурдно. Напротив, самые экстравагантные поступки «детских» героев находят логическое оправдание. Одни герои строят и перестраивают мир по своим игровым правилам, а другие всячески им мешают — такова в самом общем виде схема конфликтов. Внимание писателя часто переходит с темы жизнестроительства на тему борьбы. Борьба ведется во имя права жить свободно, по собственной склонности и разумению.
В целом педагогика Успенского строится на постулате личной свободы при условии: не мешать другим. Такая система воспитания входит в противоречие с общепринятой, построенной на идеях подчинения взрослым, общественного долга и т. п. Поэтому многие книги Успенского, при всей их популярности, трудно приживаются в обычной школе (исключение составляют ранние его повести-сказки). Писатель остро язвит по поводу типовой школьной системы, предлагая строить учение по правилам, исходящим от самих учеников. Он предлагает отказаться от старых привычек и открывать новые истины (вроде той, что бутерброд лучше класть колбасой на язык: так вкуснее).
Однако он убежден и в безотказности старых истин (например, той, что добра в мире больше, чем зла).
Писатель легко переиначивает жанры народной сказки, детектива, деревенских и городских баек и даже производственной прозы. Его персонажи будто передразнивают героев «серьезной» литературы:
«Булочкин распахнул дверь, и вошла пожилая гражданка молодежно-спортивного типа с судками. Колобок посмотрел на нее пронизывающими глазами:
– Вы очень взволнованы, — сказал он.
– Как вы догадались?
– У вас пальто наизнанку и на голове кашпо».
Объектами пародии для Успенского могут послужить и шедевры бюрократической письменности, и ставшие популярными изречения знаменитых современников, и фрагменты школьных сочинений. Стихия пародирования влияет на жанр и структуру его произведений: складывается некий каламбур из анекдотов, детских страшилок, броских фраз, приказов, заявлений, протоколов, статей из учебников, газетных передовиц и заметок – словом, из той «литературы», в которую реально погружен современный ребенок. В результате любое произведение Успенского превращается в пародию на нашу жизнь и культуру. Эти пародии дают отчасти решение проблемы сатиры в детской литературе.
Сказочная повесть, сделавшая писателя знаменитым, — «Крокодил Гена и его друзья». Она полюбилась взрослым не меньше, чем детям, благодаря созвучности с настроениями поколения шестидесятников. Метафора города, где каждый, подобно забытой игрушке, одинок и хотел бы найти друга, пережила свою эпоху и сохраняет очарование поныне. Заметим, что положительные герои сказки — интеллигенты с хорошими манерами (хотя не все они отличаются добрым расположением к окружающим). Даже старуха Шапокляк обращается к собеседникам всегда на «вы» (ее образ восходит к типу комической старухи из взрослых водевилей и детских анекдотов). Крокодил Гена имеет свою литературную родословную: его «предки» – крокодилы Ф. Достоевского и К. Чуковского – комические воплощения типа русского интеллигента, поборника общественной справедливости.
Автор рассказывал: «У Чебурашки не было прототипа. История его появления состоит как бы из двух этапов. Однажды мне предложили написать сценарий к документальному фильму про Одесский порт. Я смотрел отсняые материалы, и вдруг мое внимание привлек следующий эпизод: на экране показывали склад, куда привезли тропические фрукты, и на одной из банановых связок испуганно притаился маленький хамелеончик. Сцена эта запомнилась... Образ... сложился, когда я увидел на улице маленькую девочку в шубе, купленной ей явно на вырост. Бедняга... двигалась неуклюже и все время шлепалась на землю. « – Ну вот, опять чебурахнулась», – сказал кто-то из стоящих рядом со мной. После этого нужно было только прибавить немного фантазии».
Мультфильм, снятый по сказке, показал, насколько близка таланту Успенского драматургия. Но и в дальнейшем многие свои идеи автор воплощал сначала в прозе и только потом в драматургии. А тему преодоления одиночества он развил в повестях-сказках «Дядя Федор, пес и кот» и «Гарантийные человечки».
В сказке «Вниз по волшебной реке» был поставлен творческий эксперимент: герои волшебных сказок говорят и действуют в ней как традиционно, так и по-новому. Столкновение глубокой старины и новейшей эпохи дает множество забавных эффектов. Несмотря на ряд замеченных критикой недостатков, сказка эта явилась этапной для писателя. Стихия эксперимента определяет все дальнейшее его творчество. Автор как бы предлагает читателю — юному или взрослому – ставить опыты и делать выводы. Познавать мир у него могут и отличники, к которым он питает уважение, и двоечники, неудачники, пользующиеся особым авторским вниманием и симпатией.
Выводы имеют, как правило, житейско-обиходный характер. Наиболее сложным моментом является мера их соответствия общепринятой этике. В «Письмах ребенку» автор делится собственным детским опытом с дочерью и дает такой, например, вывод-совет: «Хочешь пугать население — пугай, но учись всегда на «отлично». И одевайся аккуратно всегда»; а наряду с этим – и такой: «Прежде чем признать вину, постарайся спихнуть ее на начальство». Ирония в подтексте наставления рассчитана скорее на взрослого читателя.
3.3 «Настоящие сказки» Л. Петрушевской
О Петрушевской Л., известном современном писателе старшего поколения, много спорят. Драматургия и проза Петрушевской производят впечатление реалистической, но какой-то сумеречной. Еще одно движение, и начнется нечто иное, что именно, пока неясно, будущее покажет.
Современная литературная критика связывает Петрушевскую с "другой литературой", осваивающей прежде "табуированные" для советской литературы жизненные реалии – тюрьму, "дно" общества и т.п., что характерно для новой "натуральной школы". Основная тема Петрушевской – именно погибшая жизнь. Герои и героини произведений писателя часто внезапно умирают от горя или выбирают самоубийство как ответ недостойному бытию. Характерно, что обычно такие герои обладают определенным семейным статусом - жены, мужа ("Упавшая", "Грипп").
В интервью с Л.Петрушевской “Литературной газете” (марте 2000 года) писательница сказала: “О мой читатель, повторяла я, я еще в самом начале своей литературной деятельности знала, что он будет самым умным. Самым тонким и чувствительным. Он поймет меня и там, где я скрою свои чувства, где я буду безжалостна к своим несчастливым героям. Где я надену маску рассказчицы из толпы. Где я прямо и просто, не смешно, без эпитетов, образов и остроумных портретов, без живых диалогов, скупо, как человек на остановке автобуса, расскажу другому человеку историю третьего человека. Расскажу так, что он вздрогнет, а я – я уйду, оставив его догадываться, кто ему рассказал эту историю и зачем. И свои загадочные, странные, мистические истории я расскажу, ни единым словом не раскрывая их тайны… Пусть догадываются сами. Я спрячу ирреальное в груде осколков реальности”[6].
Подобный отбор жизненного материала и его осмысление повлекли за собой разнообразие жанрового творчества. Петрушевской тесно в рамках традиционного рассказа или новеллы, и она изобретает особые жанры реквиема и настоящей сказки. Первый из них родился из элегии (подсказку такого рода дает и писательница, называя один из реквиемов "Элегией"). Второй жанр, в отличие от классической народной или литературной сказки, сильнее укоренен в реальности. Ее пьесы, рассказы и повести обычно ужасают, а сказки, напротив, радуют – такой уж дар у этого художника слова. Петрушевская в последние годы интенсивно пишет сказки для взрослых. В интервью Российскому радио летом 2000 года она заметила: "Новелла предполагает печаль, сказка - свет"7. И в самом деле, все сказки писательницы имеют счастливые финалы.
Когда мы отдаем все для того кого любим, не оставляя себе ничего – это должно кончится хорошо”, - так думает герой сказки Л. Петрушевской “За стеной”.
Принцесса Ира, которую все считают глупой, а она просто мученица искренности, найдет такого же “глупого принца” (“Глупая принцесса”), одинокий как перст мужчина разыщет семью (“Отец”), маленькая девочка спасет мир от “язвы” открытой Достоевским (“Дедушкина картина”). И все заживут, как в сказке, но в “настоящей”, “реально существующей”.
Настоящая сказка может быть веселой или немного грустной, но непременно с хорошим концом. Чтобы каждый, кто ее прочтет, почувствовал себя счастливее и добрее. "Настоящие сказки" Петрушевской – о счастье, которого так не хватает нам всем. И значит, читать их могут все: и самые маленькие, и умудренные жизнью. К тому же все герои этих сказок – принцессы и волшебники, пенсионеры и работники телевидения, а также куклы Барби - наши соседи и современники. Сказки адресованы как для взрослых, так и для детей: "Жил-был будильник", "Ну, мама, ну!" – "Сказки, рассказанные детям" (1993); "Маленькая волшебница", "Кукольный роман" (1996). Причем сказки разные: они о счастье, которого так не хватает нам всем, а значит, читать их могут люди всех возрастов.