По словам Пушкина: «Военные, повинуясь долгу, живут в Грузии, потому что так им ведено. Молодые титулярные советники приезжают сюда за чином асессорским толико вожделенным. Те и другие смотрят на Грузию, как на изгнание. Климат тифлисский, сказывают, нездоров. Здешние горячки ужасны...»[16]
Большая работа была проведена по изучению Кавказа, его научному, камеральному, описанию.
Можно назвать «ряд фамилий, например губернского секретаря В. Золотницкого, коллежского регистратора Хотяновского, также трудившихся над составлением камеральных описаний территорий Закавказья.
Необходимо упомянуть имя еще одного чиновника — коллежского асессора И. И. Шопена, советника Армянского областного управления, впоследствии надворного советника, члена-корреспондента Статистического отделения Совета Министров внутренних дел. Благодаря его энергии, образованности и чувству ответственности мы получили разностороннее описание Армянской области — неизменный источник, которым пользуется не одно поколение исследователей.
Все названные лица по инициативе Завелейского составляли финансовое и статистическое, так называемые «камеральные», описания закавказских провинций. На их основе был создан 4-томный труд — «Обозрение российских владений за Кавказом в статистическом, этнографическом, топографическом и финансовом отношениях» (СПб. 1836), который и поныне не потерял своего значения и остается опорным при изучении истории Закавказья первой половины XIX века. Более обстоятельно об авторах этого труда можно прочесть в захватывающе интересной публикации И. Андроникова в альманахе «Прометей» (М. 1968. Т 5).[17]
Усилиями русской бюрократии на Кавказе была заложена фундаментальная источниковая база по объемному исследованию этого полиэтнического и многоукладного региона.
Часть 2.5. Человеческий фактор.
Замечательные личности воплощали правительственные замыслы в кавказские реалии. Трудно сказать, сколь аналогична сегодня ситуация в Чечне, но описание современников очень живо и весело. Привожу его по возможности без сокращений и ремарок. Кстати, Раевский считается в Новороссийске героем, основателем города. Впрочем, прочтите сами:
«Князь Михаил Семенович ВОРОНЦОВ[18]
Князь Михаил Семенович от природы не был одарен ни какими мало-мальски выдающимися дарованиями, но, особенно в возмужалом возрасте, он служил примером как разумное и прекрасное воспитание и образование в состояние обратить самое обыкновенное существо в замечательнаго Государственнаго деятеля.
Воспитание и образование Князя Воронцова развили в нем гуманность, справедливость, высокое благородство во всех его поступках, настойчивость, никогда и ни в чем не ослабевающую, деятельность, доходящюю до совершеннаго самозабвения, и постоянную наблюдательность, обсуждаему здраво мышлением.
В семейном отношение счастие ему не поблагоприятствовало и он глубоко чувствовал это, зная все распутство его жены. Единственный его первый ребенок, дочь Иозефина, умерла в юности, остальные дети, носящие его имя, по чертам их лиц во все видение были не его дети, несмотря на это Князь был постоянно добр и нежен к ним.
С самого прибытия в Тифлис Воронцов, еще мало известный в своем егерском сюртуке, отправлялся пешком прогуливаться, и увидев вывеску француза дамского парикмахера зашел в этот магазин. Хозяина не было дома и его встретил красавиц, молодец в шинели Грузинскаго гренадерскаго полка — которым тогда командовал флигель-адъютант Копьев[19]. На распросы Князя Михаила Семеновича гренадер передал, что он отдан из полка в учение дамскаго парикмахера, и недавно поступил вместо однополчанина, утопившегося с отчаяния скверной жизни, так как хозяин принуждает к самым отвратительным черным работам, бьет без пощады и кормит самым скверным образом в проголодь, так <как> казенный его — гренадера — паек удерживается в полку. Вернувшись домой, Воронцов тотчас послал в Штаб за справкою, каким образом из полка отдан строевой гренадер на обучение мастерства женских причесок? Оказалось, что воспоследовало предписание Нейдгарда всем полковым командирам и начальникам отдельных частей отдать солдат, командуемых ими частей в обучение разным приезжим мастерам и ремесленникам. Воронцов приказал полиции на утро собрать перед домом всех нижних чинов находящихся в Тифлисе не при своих частей. Таких солдат собрали более шести сот человек. <...>
Евгений Александрович ГОЛОВИН[20]
Назначение его Командиром Отдельнаго Кавказскаго корпуса было для него нелегко. Войска Закавказия были до того распущены, что строевые солдаты выходили на большие дороги вооруженные, где стреляли и грабили проезжих. Начальники хвастовством заносились до наглой лжи: например, командир Нижегородского драгунского полка Безобразов[21] представлял реляции, что со своим полком в рукопашном бою он истребил значительные шайки Лезгин, а на поверку оказалось, что во всем полку не было ни одной шашки отточенной.
По гражданской части злоупотребления, и не выразимые безпорядки далеко превышали военные.
Граббе[22] был известен как нестерпимый подчиненный[23] и теперь он не стесняясь шел против Головина, когда по Высочайшему повелению под Главным начальством Головина и непосредственным начальством Граббе повелено образовать Черноморскую береговую Линию под начальством Генерала Майора Раевского, человеку решительно ни к чему не способному не смотря на свой большой ум и огромную енсиклопедическую начи<тан>ность, совершенно поверхностную, чуждую всякой специальности.
С перваго же лета Раевскому (был) дан отряд для занятия указанных мест на Черкесских берегах Чернаго моря и возведения на этих местах укреплений; на него было возложено ежедневные военные журналы, которые по команде шли к докладу Государя. Раевской ухитрялся включать в них им же вымышляемые, будто исторические сведения, повествования о обычаях и взаимных отношениях горских племен, тоже от начала до конца им самим выдуманные.
Эти военные журналы так понравились Императору Николаю, что он стал их читать Императрице, которая до того ими увлеклась, что из<ъ>явила желание их чаще получать, в последствие чего воспоследовало Высочайшее повеление, чтобы независимо от военных журналов, представляемых Раевским по команде чрез Тифлис, он представлял копии с них прямо к Военному Министру[24]. Тогда Раевский стал вводить в эти журналы загадочные предметы, которые в частных письмах он пояснял своим придворным связям, как контролирующий и обвиняющий своих непосредственных начальников: Граббе и Головина, над которыми он едко издевался, выставляя обоих пошлыми дураками. Впрочем, при этом Раевский все-таки, хотя сколько-нибудь, да сохранял призрак осторожности; но когда неприятель стал овладевать нашими прибрежными крепостями, и что по Высочайшему повелению воспоследовал запрос Головину и Граббе и Раевскому, и по получение их ответа Военный Министр послал им бумагу, по слогу явно продиктованную Императором, — которого слог совершенно отличался своим повелительным тоном, — начинающаяся словами: «усматривая совершенное разноречие в отзывах трех Главных Начальников Кавказа!»... тогда Граббе и Раевский гласно стали провозглашать, что сам Государь признает их равными Корпусному Командиру! в последствие чего Граббе отстранил от себя власть Корпуснаго Командира, фактически отделяясь от него, а Раевской с циническою наглостью стал официально поднимать на смех повеления Граббе и Головина, отвечая на их формальные бумаги едкими колкостями и пошлыми насмешками.
Все эти обстоятельства, добавленные к прежним опалам, окончательно сломили природную неприклонную энергию Головина и он письмом Государю просил увольнения от занимаемаго им поста, что и получил.
Николай Николаевич РАЕВСКОЙ[25]
Сын славного сподвижника деятелей Отечественной войны он четырнадцати лет от роду с братом своим участвовал в этой Эпопеи Русской Армии, и когда корпус отца его отрезывался неприятельскою колоною, доблестный Корпусной командир Раевской, впереди своих двух сынов, держащих по знамени, <встал> и пошел на пролом вражей колоны.
Само собою, Николай Николаевич, с столь юных лет состоя в рядах Русских Героев, не мог иметь удовлетворительных воспитания и образования, но, одаренный большим умом и восприимчивостью, он пополнил недостатки своего образования большою начитанностью, в последствие придавшее ему поверхносные энциклопедические познания, которые в нем развели самое искустное Шарлатанство, отличающееся своею наглостью.
Все это в совокупности соделало из Н.Н. Раевскаго замечательную умную личность без веры религиозной и общественной, глубоко но не потрясаемому убеждению, презирающего Свет, Людей, их деяния и учреждении над которыми он с глубочайшим цинизмом смеялся.
Большие, придворные связи и воспоминанья о заслугах его отца ему сильно покровительствовали.