А. Ю. БУШЕВ, доцент кафедры коммерческого права СП6ГУ, кандидат юридических наук
Институт ценных бумаг по-прежнему вызывает интерес многих исследователей. Огромный массив правовых норм и научных работ, посвященных этому многозначному явлению, предоставляет любому автору, к тому же заинтересованному, владеющему техникой юридического толкования, самые широкие возможности для творческих исканий: выявления противоречий и попыток их устранения (например, при объяснении природы бездокументарной ценной бумаги), сравнения понятий через установление их существенных и несущественных признаков (например, определение понятия ценной бумаги, с одной стороны, вещи и имущественного права — с другой), для выявления и соотношения родовых и видовых понятий и т. д. В самом деле, достаточно вспомнить тот факт, что юридические понятия, включая базовые, в большинстве своем сами по себе являются дискуссионными, а понятие ценной бумаги строится законодателем как раз на стыке таких неоднозначных явлений. Поэтому в зависимости от того, какой теоретический подход разделяется исследователем, например, по вопросу о содержании имущественного права, о допустимости «права на право», наконец, о соотношении вещных и обязательственных прав и т. д., допустимо выстроить взаимоисключающие конструкции ценной бумаги и ее видов. Очевидно, что прочность каждого отдельного построения будет не столь уж долговечна: едва ли она выдержит испытание критикой, фундамент которой возведен с привлечением внешне того же, а по сути уже иного вполне обстоятельного общетеоретического и (или) законодательного материала. В результате, спор можно подогревать то с одной, то с другой стороны.
Сложившееся положение дел, а именно — когда остается неясным, какая именно формула теории или законодательства о ценных бумагах отражает сущность этого явления, — подчас приводит к тому, что, увлекшись дискуссией, оппоненты при аргументации своего взгляда оперируют как истинными либо отдельными нормами законодательства, либо положениями теории, или же прибегают к удобным и подходящим для выражения своих взглядов фрагментам и законодательства, и теории. Все более популярной становится апелляция к зарубежному опыту, представляющему из себя еще большее разнообразие иллюстраций.
Во всяком случае, даже при беглом знакомстве с современными публикациями о ценных бумагах ясно то, что доктрина не удовлетворена состоянием законодательства, а законодатель, находясь под бременем нужд предпринимательского оборота, не убеждается доктриной. В подобных обстоятельствах судебная практика, как это и случилось по вопросу о природе бездокументарных ценных бумаг, нередко формирует собственный подход.
Такая же участь отведена не только ценным бумагам, но и многим иным правовым институтам, востребованным нуждами современного коммерческого оборота и нехарактерным для традиций гражданского права.
О моментах противоречия
Работа А. 0. Рыбалова представляет собой интересный и глубокий анализ многих базовых институтов гражданского права. При формулировании своих выводов автор демонстрирует комплексный взгляд, рассматривая возникающие по поводу бездокументарных ценных бумаг правоотношения на различных стадиях их динамики, включая, что чрезвычайно важно, этап исполнения соответствующего судебного решения. Несомненно, заслуживает внимания и одобрения анализ норм абстрактного (позитивного) права через призму их практической применимости в суде.
Между тем если аргументация и выводы автора могут вполне соответствовать нуждам гражданского оборота, традиционно обслуживающего удовлетворение известных имущественных и неимущественных потребностей граждан в быту, то едва ли все соображения А. 0. Рыбалова распро-странимы на предпринимательские отношения.
Трудно возразить против того, что вещи и права требования имеют различную материальную природу. Об этом, как справедливо отмечает мой оппонент, говорили еще римские юристы. Конечно же, особенности объекта права диктуют необходимость применения различных средств правовой защиты, тем более, когда объекты отличаются между собой по существенным признакам. И с этим поспорить нелегко, хотя, конечно же, возможно. Не требует дополнительной аргументации наблюдение А. 0. Рыбалова о том, что пробелы закона, в том числе по вопросу о возможности виндикации бездокументарных ценных бумаг, должны восполняться обращением к нормам более высокого уровня — к родовым.
В то же время рассуждения автора, как представляется, не вполне учитывают изменившуюся среду, в которой многие ставшие уже догматическими, если не архаичными, положения римского гражданского права предлагается применять в их изначальном понимании. Неслучайно, вероятно, оставлены без внимания некоторые приведенные мною «основные» аргументы, равно как и упоминавшаяся в моей работе практика Конституционного Суда РФ (в части, касающейся переоценки значения виндикации вещей). В ряде случаев, возможно в результате применения той же методологии, критике подвержены те аргументы, которые, будучи изъятыми из контекста моей работы и взятыми в отдельности, могут действительно показаться даже абсурдными. Нет необходимости доказывать то обстоятельство, что «Земля вращается вокруг Солнца», ссылкой на то, что «Луна вращается вокруг Земли». Оба эти факта уже очевидны!
Если согласно догме гражданского права виндикация возможна только в отношении индивидуально-определяемых вещей, то это положение, очевидное в силу разных причин для бытовых отношений граждан, не столь уж бесспорно для иных отношений (предпринимательских). Для предпринимателя очевидными могут быть иные положения, находящие подтверждение в тенденциях судебной практики.
О поисках компромисса
У читателя есть возможность самостоятельно оценить все «за» и «против», ознакомившись с обеими опубликованными работами. В данной статье я лишь подброшу «дополнительную пищу для размышлений», которая, я надеюсь, будет способствовать формированию критериев при рассуждениях о том, «что такое — хорошо и что такое — плохо»! Предлагаемые вниманию читателей положения, думаю, позволят взглянуть на обсуждаемую проблему с позиций, являющихся менее дискуссионными.
Об отличиях между вещью и правом требования юристами уже сказано немало. Далее же речь пойдет о явлениях, способствующих отысканию общего между вещами и правами требования в условиях современного оборота, а также о применимости этих общих положений к бездокументарным ценным бумагам.
ВЫВОД 1. НОРМЫ ГРАЖДАНСКОГО И КОММЕРЧЕСКОГО ПРАВА ВО ВСЕ ВРЕМЕНА ВСТУПАЛИ В ПРОТИВОРЕЧИЕ. ПРИ ТОЛКОВАНИИ И ПРИМЕНЕНИИ НОРМ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА НЕОБХОДИМО УЧИТЫВАТЬ ИЗМЕНЯЮЩУЮСЯ СРЕДУ.
Об истории конфликта
Истории развития частного права (и не только российского) известны многочисленные примеры, когда, казалось бы, устоявшиеся институты и догмы с какого-то момента переставали устраивать нужды оборота. Чаще всего конфликт происходил между институтами гражданского права и потребностями предпринимательства. Как известно, регулирование предпринимательских (коммерческих, торговых) отношений на протяжении многих веков осуществлялось автономно от государства — самим торговым сообществом.
В дальнейшем при объединении двух правовых отраслей в частное право процесс введения специальных институтов торгового права в общие родовые институты права гражданского не был простым и всегда сопровождался обильными дискуссиями, а чаще всего сопротивлением. Вот что заметил по этому поводу известный российский цивилист В. А. Удинцев: «Можно сказать, пожалуй, что некоторые институты торгового права с трудом укладываются в общую систему права. Но ведь в общепринятую систему не укладываются, как известно, и многие институты гражданского права»1. Не удалось миновать этой участи и институту ценных бумаг, являющемуся детищем торгового оборота. Еще в середине XIX века Д. И. Мейер сетовал на сложности введения в гражданский оборот векселя: «они не поняли основного различия между векселем и другими долговыми актами»2.
Гражданское право неохотно принимало институты права торгового. С другой стороны, активно применявшиеся в торговом обороте и нередко впоследствии использовавшиеся в отношениях между гражданами некоторые ценные бумаги, по мнению К. Цвайгерта и X. Кётца, как раз и способствовали кодификации частного (гражданского) права3.
Противостояние между «классикой», «устоями», с одной стороны, и «новыми веяниями» — с другой, встречается во всех областях человеческой деятельности. То, что привычно и уже оправдало себя, часто кажется правильнее, активно защищается, а изменение условий применения длительное время либо не замечается, либо представляется несущественным.
Однако в итоге прежние взгляды, включая правовые, отступали под натиском жизненных реалий, преодолевались, а затем и уточнялись (одна «чистая теория» уступала место другой, со временем также становившейся классической). Будучи элементом социальной жизни, право испытывало на себе действие диалектических законов: количественное накопление, происходившее в процессе единения и борьбы противоположностей, приобретало новое качество как результат «отрицания отрицания».
Как иллюстрацию можно привести появление права справедливости, смягчавшего инертность и излишнюю формальность («позитивизм») общего английского права; постепенное признание диспозитивности судейского решения в континентальном праве — отход от формального следования букве закона, если это противоречило справедливости, добрым нравам и иным подобным категориям, оценка которых в каждом конкретном случае могла быть осуществлена судьей; признание оборотоспособности не только вещей, но и прав требования; защита продуктов интеллектуальной деятельности и применение к ним гражданской вещно-правовой терминологии — интеллектуальная «собственность» и т. д.