Смекни!
smekni.com

Политические конфликты и пути их урегулирования (стр. 6 из 9)

Со стороны такое общество может показаться просто склочным. Постоянно дискутируются какие-то вопросы, связанные с пунктом А параграфа В закона С. Споры идут о каждой формулировке, циф­ре, запятой. На известных общественных деятелей изливаются ушаты компромата, суды полны тяжб по самым пустяковым пово­дам. Только кончились выборы в высший орган власти, как началась избирательная кампания в местное самоуправление. А это опять рек­лама, полемика претендентов, агитационные шоу, вскрытые злоупот­ребления кандидатов в депутаты. Но в сравнении с обществом «пол­ного единодушия», где на каждом шагу встречаются «временные трудности» и «досадные сбои», это шумливое сборище спорщиков может иметь весьма отлаженный механизм исполнения и контроля. И нет ни ежегодных битв за урожай, ни перебоев со снабжением, ни кампаний по повышению политической грамотности, ни бесплатно­го сбора металлолома для помощи национальной металлургии.

Хороший шахматист отличается от плохого тем, что думает не над ближайшим ходом, а о вариантах дальнейшего развития борь­бы. Поздно думать о победе за один ход до неизбежного мата, ко­торый тебе приготовил противник. Так и в демократическом об­ществе обсуждают «правила игры», продумывая их практические последствия. Сенат древнего Рима при выборе вариантов строи­тельства водопроводов руководствовался правилом: предпочесть тот проект, по которому акведук проработает триста лет. Лучше спорить на стадии принятия плана, чем в момент обнаружения просчета в готовой конструкции. Свобода выражать и защищать свои мнения породила и логику, и науку, и правосознание. Уча­ствуя в выработке новых правил, каждый член общества не толь­ко вносит свой интеллектуальный вклад, но и принимает на себя ответственность за поддержание утвержденного большинством по­рядка. Здесь заложена наивысшая гарантия исполнения приня­того правила. Так формируются правовые отношения.

В тоталитарном обществе право и закон не различаются. Пра­во – это та привилегия, которую дал закон. А закон – это фикси­рованное волеизъявление правителя. Захотел правитель – и из­менил закон, а тем самым и правовые отношения. Кому-то приба­вил привилегии, а кому-то и урезал. В обществе с устойчивыми демократическими традициями право – это закрепленные в об­щественном сознании, поддержанные авторитетом общества пра­вила, гарантирующие свободу в исполнении определенных дей­ствий, в удовлетворении определенных потребностей. Закон лишь оформляет право. Поэтому власть может издать закон, который будет признан обществом как неправовой. И в этом случае обще­ство получает основание для смещения правительства.

Европейские государства средневековья не были демократичес­кими по политическому устройству. Но в них были демократичес­кие подсистемы. Например, существовали сословные институты: ремесленные цехи, налоговые городские парламенты, имперские сеймы, сословные суды. Европа признала ценность римского пра­ва. Поэтому важнейшая в социальной жизни система вассалитета зиждилась на договорной основе. Если сеньор нарушал договор, то вассал был обязан, именно обязан, отстаивать свои права – либо в сословном суде, либо с оружием в руках. И не один правитель был свергнут своими вассалами как клятвопреступник, нарушив­ший ленные права.

Если закон опирается лишь на волю правителя, он представ­ляет собой юридическую формулировку, которую всегда можно изменить. Если же закон опирается на систему права, то он под­крепляется волей тех, кто его вырабатывает и воплощает. Право проникает в сознание каждого его носителя как норма социаль­ной справедливости и делает этого носителя его самым активным защитником.

Для примера приведем два эпизода из XVI века. Когда в 1564 г. Иван Грозный покинул Москву, то жители столицы с ужасом поняли, что осиротели. Они бросились в Александровскую сло­боду, куда удалился царь, и стали упрашивать его вернуться в столь­ный град, уступая ему во всем. Пусть казнит каких угодно ослушников, только не покидает свое бедное стадо. Так был расчищен путь опричнинному террору.

Чуть позже французский король Генрих VI захотел вступить в свою резиденцию – в Париж, но парижане не пустили его, пока король не согласился принять их условия, которые горожане считали соответ­ствующими праву. Готовность короля и его подданных вести перегово­ры на основе права стала источником прекращения кровавой религи­озной войны.

Законы как таковые правителю не нужны, если у него есть сила. Реальный закон по своей сути есть договор власти с обще­ством на добровольное поддержание определенной нормы. В этом случае закрепляются права социальных низов. Сохранность этих прав через имеющийся закон и их расширение через новый ук­репляет систему правовых отношений. Поэтому конфликты, ко­торые возникают между властью и обществом, направлены на зак­репление и расширение правопорядка. И Европа только выигры­вала, что конфликт принимал форму споров о законах в сеймах, парламентах, судах присяжных и даже в университетах, которым приходилось рассматривать тяжбы подданных с королями. Реше­ния по конкретным случаям (прецедентам) входили в корпус за­конодательства, укрепляя систему права. Великая хартия воль­ностей, утвержденная английским королем в 1215 г., до сих пор является действующим юридическим документом, основой бри­танской правовой системы.

Но можно сказать и больше. Конфликт при выработке власт­ных решений был положен в основу функционирования управ­ляющей системы. Помимо сословных объединений в Европе реально существовало еще несколько сообществ, обладавших определенной независимостью от короны. Это католическая цер­ковь, имевшая нравственный авторитет и подчиненная папе рим­скому. Это университеты, которые обсуждали вопросы научной истины без мелочной административной опеки государственной власти. В университетской науке существовали разные школы. Даже церковь дозволяла монашеским орденам иметь свой устав, нормы поведения, специфический подход к духовному поприщу (например, августинцы уделяли большое внимание познаватель­ной деятельности, францисканцы выступали как нищенствую­щее братство).

В XVII-XVIII вв. Локк и Монтескье теоретически обосновали идею разделения властей, выделив три независимых ветви: зако­нодательная, исполнительная и судебная. Эта идея легла в осно­ву конституционного устройства Соединенных Штатов Америки, а затем стала всеобщим завоеванием демократической цивилиза­ции. Все три ветви власти подчинены конституции, созданной общественной волей (волей нации, народа). Благо нации — это то, что определяет и ограничивает действия институтов власти. Кон­ституция является важным законом – притом законом прямого действия. Никакое правительственное или судебное решение не может быть в противоречии с конституцией.

Это значит, что общество в целом может контролировать дей­ствия власти, соотнося их решения с конституционным законом. Через выборы в органы управления общество контролирует за­конодательную власть, при необходимости вполне законным путем ее смещает или сменяет. У каждой из трех ветвей есть своя компетенция, и ни одна власть не может подменять деятельность другой. Разделение властей обеспечивает познавательную пол­ноценность, объективность в оценке действительности и выра­ботке планов. Две власти не дают третьей злоупотребить своими возможностями из соображений сиюминутной выгоды. Согласие же между ними стоит многого.

Если три независимые системы в обработке информации совпа­дают в своих выводах, то их объективность возрастает. Надо за­метить, что «рассредоточение» реальной власти осуществляется не только по трем руслам. Признанной четвертой властью явля­ются средства массовой информации, которые сильны обществен­ным мнением. Все большее влияние оказывает на жизнь общества наука, у которой свои критерии истины. Политические партии не просто вербуют себе сторонников, они формируют определенный взгляд на мир и программы воздействия на ход событий. Развива­ется эффективная система обратных связей. Каждое крупное со­бытие обсуждается внутри властных и общественных структур и между ними. Возможная реакция других учитывается при пла­нировании действия своей группы. Формируется то, что А.Г. Здравомыслов назвал «рефлексивной политикой».

Принципы демократии и либерализма делают власть более гиб­кой, более устойчивой и более гуманной. Но это не значит, что она становится совершенной. Поклонники политической мифологии обещают своим последователям идеальную жизнь. Но они тут сле­дуют правилу: уж если мечтать, то ни в чем себе не отказывать. Сторонники демократии отказываются от подобного утопизма.

Демократия обращена к человеку, активно реализующему свои намерения на свое личное благо. И было бы странно, если бы ус­пех демократической власти не зависел от совокупного личност­ного потенциала. Люди различны: среди них есть умные и глу­пые, ленивые и трудолюбивые, ответственные и равнодушные. Все они наделены одинаковыми гражданскими правами, но вносят разный вклад в социальное взаимодействие и в социальное твор­чество.

Равное избирательное право (один человек – один голос) дано гражданам не потому, что они одинаково совершенны и преданны общественным идеалам. Просто любые способы отбора «достой­ных» подразумевают наличие отбирающих и знание ими точных мерок совершенства. Есть группы, которые обладают правом от­бора: это судьи в спортивных состязаниях, ученые советы по при­суждению научных степеней, экспертные комиссии по присуж­дению воинских и иных званий. Но все они осуществляют част­ный отбор, и несогласие с ними можно высказать, обращаясь в суд или к общественному мнению. А как опротестовать неправильные действия специалистов «по общественному благу»? Прерогатива защищать общественное благо может быть в распоряжении толь­ко у всего общества. В этих условиях общество постоянно вступает в конфликты с бюрократическим аппаратом. Вебер эффективность бюрократии связывал с тем, что она способна использовать высококлассных специалистов (функциональный принцип) и выстраивать систе­му их подчинения (иерархический принцип). Бюрократия долж­на быть нейтральной в разрешении всех конфликтных ситуаций, подведомственных ей: пользоваться формальной системой правил; реагировать не на лица и интересы спорящих, а на обоснованность их аргументов; не извлекать никакой выгоды для себя при при­нятии любого решения. Короче говоря, строго соблюдая правила и законы, служить «делу, а не лицам», не быть продажной. Но даже математика XX века осознала, что не бывает абсолютно точ­ного знания. Согласно теореме Геделя, любая математическая си­стема сталкивается с утверждениями, по поводу которых она не может решить: ложные они или истинные. А что говорить о запу­танной социальной жизни? Любые законы имеют «щели» и «дыры», и бюрократия, естественно, будет их использовать в свою пользу. Регулирование конфликта общества с бюрократией идет в нескольких направлениях.