У бюрократии принципиально иной правовой статус, чем у граждан.
Гражданин имеет право делать все, что не запрещено законом. Поэтому потенциально возможные действия гражданина нельзя исчерпать никаким списком. Чиновник же, наоборот, имеет право делать только то, что установлено законным образом. Действия чиновника могут быть перечислены списком его полномочий.
Из распоряжения бюрократии нужно изъять максимальное количество собственности, передав ее в частные руки. Только тогда бюрократическое воровство сократится. Как можно большее количество опекаемой бюрократией собственности должно быть под контролем общества. Документы в запертых архивах, картины в закрытых запасниках музеев пострадают значительно больше от краж и подлогов чиновников, чем от любопытства любителей истории или живописи, от свежего воздуха или солнечных лучей. Любой член общества, пользующийся государственной собственностью, проверяет ее состояние значительно лучше, чем государственная инвентаризационная комиссия. Действия бюрократии могут быть обжалованы в судебном порядке. Контроль над ней ставит избранный всенародно законодательный орган. Ее действия обсуждают свободные средства массовой информации.
Столь же устойчивым является конфликт по поводу политической компетентности граждан. Одним кажется, что механически подсчитанное большинство голосов само по себе содержит решение поставленных проблем («народ не ошибается»). Другие больше доверяют ответственности и компетентности политической элиты. Популисты апеллируют к количественному аспекту демократии, а элитисты – к качественному. Американский социолог Антони Обершелл в книге «Социальный конфликт и социальные движения» так описывает борьбу двух тенденций в американской политике: «Внутри американской демократической политической традиции, основанной на идеалах политического равенства и принципах народного суверенитета и правления большинства, всегда существовала и будет существовать – и, скорее всего, будет существовать всегда – напряженность между элитистской (Гамильтоновской) и популистской (Джефферсоновской) ориентациями. Действительно, каким образом предпочтения большинства народа могут быть превращены в закон? Те, кто не доверяет народной мудрости, и те, кто, напротив, не доверяют мотивам народных избранников и хотят минимизировать неравенства, являющиеся результатом политической дифференциации граждан, предпочитают различные формы структурной организации претворения демократических принципов в жизнь. Популисты считают, что законодатели – это необходимое зло и они должны быть лишь исполнителями народной воли. Элитисты рассматривают законодателей в качестве полезного посредника между предрассудками общественного мнения и формированием общественной политики. Популисты выступают за частные и прямые выборы, имея в виду, что первичные выборы проверяют влияние партийных боссов, действующих группами и объединение. Они используют референдум как противовес влиянию законодателей. Элитисты находятся в оппозиции к этим институтам. Распространение элитизма подрывает демократию в пользу олигархии. А распространение популизма вполне может способствовать установлению диктатуры и подавлению прав меньшинства нетерпеливым большинством. Успех демократической традиции в значительной мере основывается на противоречиях и напряженности, существующих между этими двумя конфликтующими ориентациями...»
Конфликт этот имеет достаточно глубокую основу. Одна сторона симпатизирует просвещенному меньшинству, другая — здравомыслящему большинству. Изысканный интеллект просвещенного меньшинства может сотворить заумный и нереальный план или, что еще хуже, направить свои силы на укрепление власти этих умственных аристократов (породить олигархию). Здравый же смысл большинства рискует оказаться слишком грубым инструментом для решения тонких политических проблем и толкнуть на упрощенный вариант. А при последующей неудаче большинство может просто склониться к диктатуре.
Фрейду принадлежит мысль, что здравая идея говорит спокойно и негромко, но стойко и целенаправленно. В шуме мирской суеты к ней прислушиваются не сразу, но со временем она обретает все больше сторонников. Идея демократии обрела свою первую жизнь в Древней Греции. Свободный житель греческого города-государства (полиса) был владельцем земельного участка, семьянином, гражданином и воином. Как собственник земли он являлся ответственным за дело хозяином. Как гражданин он принимал участие в управлении государством и выработке его законов, принимаемых народным собранием. Как воин он был самым последовательным защитником своего очага и своего государства. Таких граждан в Афинах было около 20 тысяч, а население всего полиса исчислялось 100 тысячами. В современном крупном городе один район имеет больше жителей. Но эта маленькая Греция стала матерью европейской культуры и колыбелью демократических идеалов. По Европе прошли железные имперские легионы Рима, орды Атиллы и Алариха, наемники великих католических монархов; прошествовали крестовые походы и прокатились погромные религиозные войны. Но огонек греческой демократии не затухал. Он пламенел в городах-республиках средневековой Италии, породив дух Возрождения; разгорелся в скромной по размерам, но мужественной Голландии; а затем в англо-американской политической системе стал светочем современной цивилизации.
Древние греки понимали, что конфликт может быть источником гармонического устройства только через чувство меры. Поэтому меру они ценили очень высоко. Приведем слова, которые прозвучали почти две с половиной тысячи лет назад. Их произнес Перикл над павшими воинами в 430г. до н.э., замечательно описав ту власть, ради которой стоит жить и не страшно умирать.
«Обычаи в нашем государстве незаемные: мы не подражаем другим, а сами подаем пример. Называется наш строй народовластием, потому что держится не на меньшинстве, а на большинстве народа. Закон дает нам всем равные возможности, а уважение воздается каждому по его заслугам. В общих делах мы друг другу помогаем, а в частных не мешаем; выше всего для нас законы, а неписаные законы выше писаных. Город наш велик, стекается в него все и отовсюду, и радоваться нашему достатку мы умеем лучше, чем кто-либо. Город наш всегда для всех открыт, ибо мы не боимся, что враги могут что-то подсмотреть и во зло нам использовать: на войне сильны мы не тайною подготовкою, а открытою отвагою. На опасность мы легко идем по природной нашей храбрости, не томя себя заранее тяжкими лишениями, как наши противники, а в бою бываем ничуть их не малодушнее.
Мы любим красоту без прихотливости, и мудрость без расслабленности; богатством мы не хвастаем на словах, а пользуемся для дела; и в бедности у нас не постыдно признаться, а постыдно не выбиваться из нее трудом. Мы стараемся сами обдумать и обсудить наши действия, чтоб не браться за нужное дело, не уяснив его заранее в речах; и сознательность делает нас сильными, тогда как других, наоборот, бездумье делает отважными, а раздумье нерешительными. А друзей мы приобретаем услугами, и не столько из расчета, сколько по свободному доверию. Государство наше по праву может считаться школой Эллады, ибо только в нем каждый может найти дело по душе и по плечу и тем достичь независимости и благополучия.
Вот за такое отечество положили жизнь эти воины. А мы, оставшиеся, любуясь силою нашего государства, не забудем же о том, что творцами ее были люди отважные, знавшие долг и чтившие честь. Знаменитым людям могила — вся земля, о них гласят не только могильные надписи, но и неписаная память в каждом человеке: память не столько о деле их, сколько о духе их». Политический конфликт – один из видов социального конфликта, столкновение политических субъектов по поводу властных отношений (борьба за власть и властные полномочия).
Одна из особенностей политического конфликта состоит в том, что он непосредственно или опосредованно затрагивает интересы больших социальных групп, социальных слоев, классов, общества в целом. Поэтому субъекты политического конфликта (политические организации, институты и отдельные лидеры) всегда выступают от имени определенной социальной общности. Для защиты своих интересов и ценностей отдельные граждане объединяются в сообщества, создают свои организации и институты и таким образом становятся субъектами политического конфликта. Следовательно, политический конфликт – это всегда организованный, институциональный конфликт.