Смекни!
smekni.com

Транспортная метафорика Макса Вебера (стр. 13 из 18)

Weber 1922 — Weber M. Gesammelte Aufsätze zur Wissenschaftslehre. Tübingen: Mohr (Siebeck). [1. Aufl. — 1920].

Weber 1923 — Weber M. Gesammelte Aufsätze zur Religionssoziologie. Bd. 3. Das antike Judentum. Tübingen: Mohr (Siebeck). [1. Aufl. — 1921].

Weber 1989 — Weber M. Gesamtausgabe. Ser I, Bd. 19 / Hrsg. von H. Schmidt — Glintzer. Tübingen: Mohr (Siebeck).

1) В переводе Б. Дубина — оба «не порождают новой манеры» (Арендт 2002, с. 178).

2) В переводе Б. Дубина — «абсолютная оригинальность, которая существует без предшественников и обходится без последователей» (Там же).

3) См. ее работу 1944 г. «Еврей как пария: скрытая традиция». Название этого очерка было впоследствии так или иначе использовано в заглавиях немецкого, американского и французского сборников эссе Арендт, посвященных еврейской теме. Осмысление концепции Арендт в контексте немецко-еврейской мысли веймарского периода дано в статье М. Ямпольского (2004).

4) Кафка — не только один из четырех главных героев очерка «Еврей как пария» (наряду с Генрихом Гейне, Бернаром Лазаром и Чарли Чаплином), но и вообще один из центральных персонажей сознания Арендт (см.: Ямпольский 2004, с. 83—84).

5) Выдающаяся роль евреев в развитии социального и гуманитарного знания XIX—XX вв. стала за последние десятилетия темой многих исследований, имеющих разную дисциплинарную прописку — от истории и социологии науки до гебраистики. Не вдаваясь в подробное рассмотрение, укажем лишь несколько работ, так или иначе затрагивающих эту тему: Liebeschütz 1970, König 1971, Gay 1978, Bauman 1991, Harshav 1993, Käsler 2002 [1999], Кертис 2004. Свойственные подобным работам концептуальные ходы были недавно использованы для переформулирования той же самой проблематики уже не в национальных, а в чисто географических категориях: см. статью Г. Тиханова (2002).

6) Применительно к социологии эта дилемма была подробно рассмотрена в работе Lepenies 1985.

7) Ср. хотя бы две оценки. Риккерт, 1903: «Величие Макса Вебера как ученого заключается в том, что он создал такую науку о культуре, в которой история связана с систематикой и которая поэтому не укладывается ни в одну из обычных методологических схем; но именно благодаря этому она указывает новые пути специальному исследованию» (цит. по: Неусыхин 1994, с. 589); Ясперс, 1920: «…это его видение представляет собой до сих пор не существовавшее соединение истории и систематики. <…> эта универсальность — не случайное нагромождение раз-личных исследований, все они группируются вокруг одного центра — социологии, которая должна была получить систематическое изложение в его последнем труде» (Ясперс 1994, с. 554). Таким образом, веберовская систематичность должна пониматься двояко: это и систематизирующий подход к истории, и систематическое изложение доктрины — не осуществившееся до конца, но в принципе мыслимое и запланированное самим Вебером (см. его посмертно изданный труд «Хозяйство и общество», 1921).

8) Ср. излюбленную фразу Вебера, которую цитирует Марианна Вебер в предисловии к третьему тому «Сочинений по социологии религии» (1920): «То, что мне не дано сделать, сделают другие» (Weber 1923, S. V).

9) Впрочем, надо подчеркнуть, что оценка наследия Вебера по этому параметру будет зависеть от выбранного нами апперцептивного фона. Если при сравнении с Бахтиным или Беньямином интеллектуальная родословная Вебера кажется относительно однородной, то при сужении угла зрения до того или иного монодисциплинарного контекста немецкой науки конца XIX — начала XX в. наследие Вебера предстает как результат ярко выраженного междисциплинарного скрещивания. В этом состоит исходная мысль книги Turner & Factor 1994, к выводам которой мы полностью присоединяемся. См. также примеч. 10.

10) Неклассифицируемость Вебера — главная тема траурной речи Ясперса: «Кем же он был? На это он и сам не дал ответа, и не знал его. <…> Так кем же был Макс Вебер, если по профессии он не был ни политиком, ни ученым, а по своему мировоззрению ни стоиком, ни христианином? Если на это ответить, что он был философом, то не философом в уже известном до него смысле» (Ясперс 1994, с. 563, 564). «The Puzzle of Weber’s Originality» — так назвали специальный раздел во введении к своей книге Стивен Тёрнер и Реджис Фактор (Turner & Factor 1994, p. 7—10). В отличие от таких вебероведов, как Фридрих Тенбрук и Вильгельм Хеннис, объяснявших позднейшие мифологизированные представления об абсолютной оригинальности Вебера элементарным незнанием контекста немецкой гуманитарной мысли конца XIX — начала XX в., Тёрнер и Фактор подчеркивают реальную и весьма специфичную оригинальность Вебера по отношению к этому контексту: «Вебер был в первую очередь реконцептуализатором материала, разработанного другими учеными. <…> Во многих самых знаменитых работах Вебера — например, его очерках о восточных религиях — прямая опора на предшественников граничит с плагиатом. Но при этом результаты новы, и зачастую новы поразительно» (Turner & Factor 1994, p. 8).

11) Вопрос о степени известности и влиятельности Вебера в немецкой научной жизни 1910—1930-х гг. стал предметом детального рассмотрения в начале 1980-х гг., прежде всего в работах Гельмута Фогта (Fogt 1981; см. также в целом сб. Lepsius 1981) и Дирка Кеслера (Käsler 1984). Гюнтер Рот коротко резюмирует ситуацию так: «При жизни Вебер был всего лишь одним из светил в галактике блестящих ученых, и ничто не позволяло предсказать, что его голос вырвется из шума битвы и будет услышан будущим» (Roth 1995а [1988], p. 9). Более нюансированную оценку дает Вольфганг Моммзен: «При жизни Вебер оказывал лишь ограниченное влияние на развитие социальных наук. Это особенно касается его вклада в оформление социологии как особой дисциплины, хотя и не следует недооценивать его роль как основателя Немецкого Социологического общества, как организатора коллективных научных действий и особенно как вдохновителя конкретных эмпирических исследований. <…> Вопреки давно утвердившемуся мифу, Вебер был наиболее цитируемым и наиболее влиятельным социологом в Германии Веймарского периода» (Mommsen 1987, p. 1); в подтверждение такой оценки Моммзен ссылается на работы Фогта и Кеслера. Подобные демифологизирующие констатации, однако, ничуть не опровергают тезиса о славе Вебера как о специфически посмертном феномене. Ср. слова Марианны Вебер из ее письма Паулю Гонигсгейму: «Я думаю, что слава Вебера сейчас только начинается. Люди будут поражены, когда получат доступ к его трудам (10—12 томов). Я живу ради его земного бессмертия» (цит. по: Roth 1995а [1988], p. 9). Марианна Вебер писала так в 1926 г., завершив издание трудов Вебера и свою работу над монументальным «Жизнеописанием» Вебера. Невозможно не заметить, что по отношению к Веберу его жена Марианна сыграла (хотя и в смягченной форме) ту же роль, какую по отношению к Кафке сыграл Макс Брод.

12) При том, что еще в довоенном Гейдельберге Вебер являлся центром притяжения для весьма обширного круга интеллектуалов (другим, альтернативным центромпритяжения был Стефан Георге — см.: Honigsheim 1968 [1963], p. 2, 79—80; наиболее широкоохватное новейшее описание гейдельбергских микросообществ см. в сб. Treiber & Sauerland 1995), — ни тогда, ни впоследствии Вебер не сформировал никакой школы «веберианцев», о которой мы могли бы говорить в том же смысле, в каком мы говорим о школе дюркгеймианцев в социологии или о фрейдистской школе (психоаналитическом движении).

13) Cр. попытку аналогичного подхода к наследию Вебера в книге Е.И. Кравченко: «Все, написанное им [Вебером], одновременно существует в двух, легко и свободно перетекающих друг в друга измерениях — чисто научном и глубоко личностном, экзистенциальном. <…> [Книга Кравченко] предназначена для читателей, которым мало известна судьба немецкого мыслителя и, стало быть, внутренние, глубоко личностные мотивы его творчества» (Кравченко 2002, с. 8—9). Впрочем, анализ экзистенциального измерения трудов Вебера, развиваемый у Е.И. Кравченко, расположен в иной плоскости, нежели анализ, предлагаемый в нашей статье.

14) Весь жизненный путь Пеппера был подчинен, по его собственным словам, «жгучему желанию познать истину». В поисках истины он прошел сквозь многие горькие разочарования (богословие, физика, идеалистическая философия, догматический материализм), чтобы в конце концов найти истину в прагматизме и гештальтпсихологии (Pepper 1948, p. VII).

15) В своей последней книге, «Понятие и качество» («The Concept and the Quality», 1967), Пеппер дополнил этот список еще одной, пятой гипотезой, принадлежавшей ему самому: он назвал ее «селективизм», а в качестве коренной метафоры указал «целенаправленный акт»: это была гипотеза о выборе между гипотезами. Тем не менее список Пеппера получил известность именно в своем первоначальном, четырехчленном виде.

16Эту особенность концепции Пеппера отмечал Хейден Уайт, использовавший пепперовскую четырехчленную схему как один из опорных элементов в общей четверичной системе своей «Метаистории»: «Определенно, величайшие философы — Платон, Аристотель, Декарт, Юм, Гегель, Кант, Милль — сопротивляются редукции к архетипам, заданным Пеппером. Если угодно, их мысль представляет собой опосредование между двумя и более типами доктрин, выделенных Пеппером. Между тем, идеальные типы Пеппера представляют собой очень удобную классификацию более упрощенных философских систем или мировоззрений» (Уайт 2002, с. 33). Именно благодаря книге Уайта концепция Пеппера сохраняется в нынешнем — преимущественно американском — гуманитарном обиходе.

17) Бросается в глаза контраст между схоластическим (в основе своей) подходом Пеппера к конструированию множеств и эвристически гораздо более продуктивным подходом, который в эти же годы разрабатывался другим поклонником гештальтпсихологии — Людвигом Витгенштейном (мы имеем в виду витгенштейновскую «теорию семейных сходств»).

18) Маккормак 1990, с. 384, с изменением термина «базисный» на «базовый».

19) О метафорах «жизненный цикл организма» (онтогенетическая метафора) и «эволюция вида» (филогенетическая метафора) в связи с работами Фердинанда Брюнетьера см. вкратце: Козлов 1990, с. 116—117.

20) О метафорах «генеалогическое древо» и «семейное сходство» см. статью КарлоГинзбурга: Ginzburg 2004.

21) Наклапанесуперобложкикниги Pepper 1942 издательскаяаннотациягласит: «The author who is Professor of Philosophy and Aesthetics and Chairman of the Depart-ment of Art in the University of California, is well known as the chief proponent of Contextualism». Символическая капитализация понятия «контекстуализм» здесь явлена вполне наглядно.