При этом американские монополии сосредоточивали в своих руках значительную часть (3/10) канадского промышленного потенциала.
Концентрация и централизация национального канадского капитала и капиталов, находящихся под иностранным контролем, достигла в третьем десятилетии нынешнего века чрезвычайно высокого уровня. Этому наряду с прочими факторами способствовала прошедшая в 20-х годах, вторая, наиболее значительная по своим масштабам и последствиям за всю предшествовавшую историю страны волна слияний и поглощений канадских компаний. Из 374 слияний и поглощений, имевших место в Канаде с 1900 по 1933 г., 58 приходятся на 1909—1912 гг. и 231 — на 1925—1930 гг. По своей роли в формировании монополистической структуры экономики волна централизации капитала в Канаде в 20-х годах соответствовала буму слияний и поглощений в 1898—1902 гг. в США (в то время как первая волна 1909— 1912 гг. соответствовала аналогичной первой волне слияний и поглощений, прошедшей в Соединенных Штатах в 1888—1892 гг.)13.
Уже к 1930 г. на долю предприятий обрабатывающей промышленности Канады, выпускающих продукцию на сумму свыше 1 млн. долл. в год и составляющих лишь 2,7 % от общего числа предприятий отрасли, приходилось 59 % всего производства. Столь же высока была и концентрация рабочей силы: компании с числом занятых свыше 500 концентрировали более четвертой части всех занятых в обрабатывающей промышленности, хотя в общей численности компаний они составляли всего 0,8 %.
Еще выше был уровень концентрации и централизации капитала (преимущественно национального по происхождению) в кредитно-финансовой сфере. Число коммерческих банков страны постоянно снижалось: с 41 в начале 90-х годов прошлого века до 30 в 1910 г. и до 11— в 1925 г., и с тех пор (вплоть до принятия нового банковского законодательства в 1980 г.) оставалось почти неизменным. В 1927 г. всего на три крупнейших из них приходилось почти 70 % активов банковской системы Канады. Аналогичным образом в 1926 г. 4 ведущих траст-компании страны располагали 43 % всех активов и 95 % собственности клиентов, находящейся на доверительном хранении в компаниях отрасли. Подобная степень концентрации производства и капитала объективно обусловливала превращение монополии в решающую силу экономического развития Канады.
В целом к середине 20-х годов американский капитал в Канаде уже представлял собой внушительную силу. Он контролировал 30 % капитала в обрабатывающей (иностранный в целом — 35 %) и 32 % — в горнодобывающей и металлургической промышленности (весь иностранный контроль — 38 %). Всего же под американским контролем находилось 15 % капитала нефинансовых отраслей канадской экономики (17 % — под иностранным контролем в целом)17. Таким образом, американский капитал еще не занял в буквальном смысле доминирующих позиций в промышленности страны.
Слияние и сращивание капиталов, принадлежащих группировкам крупной национальной буржуазии, теснейшие связи ведущих собственно канадских монополий кредитно-финансовой сферы и некоторых нефинансовых отраслей, подкрепляемые общностью акционеров и личной унией руководства,— все это привело к складыванию национального финансового капитала Канады. Конкретное свое выражение процессы слияния и сращивания национальных монополистических капиталов промышленности и банков нашли в уже сформировавшихся к этому времени первых национальных финансовых группах страны. К их числу относилась прежде всего группа с ядром, включающим «Бэнк оф Монтриол», «Ройял траст», страховую компанию «Сан лайф ашуранс», железнодорожную «Кэнейдиан пасифик рейлуэй», сталелитейную «Стил компани оф Кэнада», а также «империя», у истоков которой стоял сенатор Дж. Кокс и которая в состав ядра наряду с прочими включала такие крупнейшие финансовые компании, как «Бэнк оф ком-мере», «Нэшнл траст», «Кэнада лайф ашуранс», «Сентрал Канада лоун энд сейвингз компани», «Империал лайф ашуранс», «Прови-дент инвестмент компани» и т. д.
Таким образом, только к 20-м годам нынешнего века монополия в Канаде стала определяющей силой экономического и политического развития, в целом сформировался национальный финансовый капитал и страна вошла в эпоху монополистического капитализма. Как писал Т. Бак, «концентрация производства и капитала за 10 лет, прошедшие после первой мировой войны и Великой Октябрьской социалистической революции, превратила молодую разнородную систему „конкуренции без всяческих помех" в высокомонополизированную экономику».
В 1945 г. американские прямые инвестиции в Канаде составляли 5 млрд. долл. За первое послевоенное десятилетие они более чем удвоились, достигнув 10,3 млрд. долл. в 1955 г., а последующее десятилетие выросли еще в 2,3 раза, составив 23,2 млрд. долл. в 1965 г. Но своего максимума нетто-приток новых американских капиталовложений достиг только на рубеже 70-х годов. К этому времени совокупный иностранный контроль в нефинансовых отраслях канадской экономики составил 36 %. Иностранцами контролировалось более 3/4 нефтегазовой, 7/10 горнодобывающей и 3/5 всей обрабатывающей промышленности (в том числе, в среднем около 4/5 — контролировалось американским капиталом).
Активная экспансия гигантских промышленных монополий США в Канаде, особенно в условиях значительной разницы в экономическом потенциале двух стран, во многом предопределила ориентацию канадского финансового капитала на сотрудничество с американскими корпорациями как в самой Канаде, так и за ее пределами. Сложившаяся к концу 60-х годов система раздела канадской экономики на «сферы влияния» национальных и иностранных монополий позволяет выдвинуть в определенной степени условный тезис о том, что сама «отраслевая специализация» национального финансового капитала служила источником воспроизводства подчиненной роли значительной его части по отношению к финансовому капиталу США.
Вместе с тем уже в 70-х годах произошли существенные изменения в соотношении сил национальных и иностранных монополий в Канаде, вызванные быстрым ростом и укреплением позиций национального финансового капитала, вступившего в современный этап своего развития. Важным фактором этих изменений явилось значительное сокращение притока новых частных прямых инвестиций из-за рубежа. Еще в первую половину 70-х годов он составил 4,1 млрд. долл., что явилось рекордно большим притоком по сравнению с любым другим предшествовавшим пятилетним периодом. А уже во второй половине 70-х годов нетто-приток прямых инвестиций был самым низким по сравнению с любым другим пятилетием начиная с 1950 г. (1,7 млрд. долл.). В 1981 г. вследствие рекордного по объему вывоза капитала из Канады и выкупа контроля над рядом крупнейших канадских предприятий, ранее принадлежавших иностранцам, даже наблюдался беспрецедентный нетто-отток прямых инвестиций в размере 5,3 млрд. долл.
Канадское государство прямо и косвенно создавало благоприятные условия для национального финансового капитала с целью облегчить выкуп иностранных фирм, а также приняло не посредственное участие в выкупе канадских корпораций, принадлежащих иностранному капиталу. Вместе с тем следует подчеркнуть, что “канадизация” иностранных компаний в первую очередь была обусловлена глубокими объективными процессами, связанными с дальнейшим развитием и укреплением позиций национального финансового капитала Канады.
Те специфические черты, которые присущи процессу монополизации и концентрации в канадских условиях, в целом не выходят за рамки общих закономерностей, отмечаемых в других высокоразвитых капиталистических государствах. Вместе с тем в ходе этих процессов закладывается основа, формируются в конечном счете главные особенности финансового капитала и финансовой олигархии Канады.
Первичным звеном, исходным уровнем концентрации производства и капитала служит капиталистическое предприятие. Уже здесь заложены практически все основные противоречия концентрационного процесса.
Основой процесса концентрации производства является прогресс в общественном разделении труда, поэтому сама концентрация вслед за разделением труда предстает как результат двойственного процесса: с одной стороны, технического (технологического) , а с другой — собственно общественного разделения труда. Оба эти момента разделения труда находятся в тесном диалектическом единстве. С прогрессом производства технологическое разделение труда превращается в общественное, а последнее, в свою очередь, есть не только результат, но и предпосылка развития технического разделения труда. Производственная единица, отдельное предприятие — это именно тот уровень, на котором проходит во многом условная и чрезвычайно подвижная граница между двумя сторонами разделения труда. Концентрация на уровне предприятий поэтому обусловлена взаимодействием двух четко выраженных групп факторов — технико-экономических и общественно-экономических (специфически общественных форм).
Обычно исходными показателями концентрации производства служат рост доли крупнейших предприятий в общей численности занятых и в совокупном обороте промышленности. Наиболее крупные предприятия (с численностью занятых свыше 500), составляя лишь 1,1 % от общего числа предприятий, сосредоточивают почти 3/10 всей рабочей силы. В то же время на другом «полюсе» — 31 % всех предприятий (величиной до 5 занятых)—дают работу всего лишь 1,3 % совокупной рабочей силы канадской обрабатывающей промышленности (включая работающих владельцев, но без учета занятых в штаб-квартирах)1.