Швейцария включилась в систему международного движения капиталов еще в XVIII веке, но ее превращение в своеобразную “сейфовую гавань” произошло лишь в ХХ столетии. Этому способствовало географическое положение в центре Европы, а также крушение в результате первой мировой войны двух соседних могущественных империй - Германской и Австро-Венгерской. К тому же следует добавить широкое распространение в стране трех основных языков континентальной Европы [25, стр.63].
Подавляющая часть производства и около 75% занятых пятнадцати ведущих швейцарских корпораций уже смещена за пределы национальных границ (у “Nestle”, например, на долю внутреннего производства приходится лишь 4,8—5% общефирменных показателей). Вместе с тем решающая часть инновационных разработок и внедрения новейшей продукции (до 75%) происходит внутри страны [35, стр.77-79]. Поэтому в отличие от корпораций из крупных развитых стран, которые опираются, прежде всего, на емкие внутренние рынки, швейцарским фирмам приходится рассчитывать, прежде всего, на зарубежную экспансию [19, стр.20].
Швейцария является высокоразвитой страной с экономикой, ориентированной по преимуществу на мировые рынки. Специфика Швейцарии состоит в том, что большинство крупнейших фирм страны уже интегрировано в систему международного разделения труда.
2.3.2. Союзы предпринимателей и их взаимодействие с государством
Государственный сектор Швейцарии очень слаб по сравнению с другими странами. Больше того, наверное, ни в одной другой стране попытки государства более активно. Вмешиваться в дела большого бизнеса не встречают такой острой оппозиции со стороны кругов предпринимателей, как это имеет место в Швейцарии (точно так же, как кантоны и общины издавна противятся усилению федеральной власти) [23, стр. 24].
Экономические союзы, организации предпринимателей и профсоюзы оказывают большое влияние как на политическую жизнь страны, так и на разработку и реализацию экономических программ правительства. Им даже порой удается полностью предотвратить, например, вмешательство государства в ту или иную область экономики или взять на себя выполнение государственных задач. Таким образом, нынешние формы взаимодействия деловых кругов Швейцарии и государства позволяют говорить об образовании некой промежуточной сферы – “парагосурства” [10, стр. 91].
Ключевые отрасли хозяйства почти полностью находятся в руках частного капитала. Исключение составляют лишь железные дороги, поскольку их строительство и эксплуатация в условиях гористой местности требует особенно больших средств. Однако даже железные дороги в Швейцарии национализированы в меньшей степени (примерно на 60 %), чем в большинстве других стран Западной Европы [29, стр. 8].
Отраслевые объединения, которых в стране насчитывается несколько десятков, входят на правах секций в центральные союзы, существующие в каждой области хозяйства — в промышленности, сельском хозяйстве, банковом и страховом деле, на транспорте и т. д. Важнейшими из них являются Торгово-промышленный союз, Крестьянский союз и Объединение швейцарских банкиров. Без участия и согласия этих монополистических объединений государственными органами не проводится ни одно существенное экономическое мероприятие.
Большое распространение в Швейцарии получили так называемые контрольные общества («холдинг компании»), не создающие, как правило, производственных предприятий, а скупающие акции других фирм как в стране, так и за границей. В конце 1959 г. насчитывалось 2414 таких компаний с капиталом в 2,2 млрд. фр. На их долю приходилось свыше 16% всего акционерного капитала, т. е. значительно больше, чем на банки. За один лишь 1959 г. возникло 174 компании этого типа. Монополии используют эти формально независимые общества для расширения своей экспансии на мировом на рынке, поскольку законодательство ограничивает прямое их участие в заграничных предприятиях [29, стр.7].
Логика взаимодействия государства и бизнеса довольно ясна: экономические союзы обращаются к государству за помощью для защиты их коллективных интересов, решения таких задач, которые невозможно выполнить самостоятельно. Государство признает часть их требований в качестве “общественного интереса”, связывает их со своими целями и поручает союзам осуществить соответствующие политические программы. В результате, используя инструменты государства, союзы расширяют поле деятельности в пользу своих членов, а государство освобождается от бремени заниматься исполнением своей экономической политики [10, стр. 91].
Концентрация огромной мощи в руках финансовой олигархии позволяет ей контролировать практически всю экономику страны. Более того, она оказывает решающее воздействие на формирование внутренней и внешней политики страны [23, стр. 26].
Проблема “лоббизма” стоит в Швейцарии, возможно, острее, чем во многих других странах. Чураясь по традиции государственного влияния на бизнес, монополии проявляют максимальную активность, чтобы посадить в законодательные органы “своих” людей или завербовать их на свою службу. “Своих” людей финансовая олигархия Швейцарии имеет повсюду: во всех официальных инстанциях от общинных органов до верховных органов кантонов и конфедерации. Это облегчается во многом тем, что в Швейцарии практически нет ограничений для участия депутатов в бизнесе. Исключения существуют лишь в некоторых кантонах [23,стр. 26].
Многие члены парламента прямо связаны с отдельными предприятиями, так как они сидят в их административных советах. В Национальном совете они составляют 81 % общего числа депутатов, а в Совете кантонов — даже 91 % [23, стр. 27].
Участие в советах правления фирм, банков, страховых компаний – дело чрезвычайно выгодное. Помимо дивидендов на акции, которые им вручаются, парламентарии получают вознаграждения за участие в заседаниях правлений, исчисляемые многими десятками тысяч франков [23,стр. 28].
В отличие от депутатов парламента членам федерального правительства и государственным чиновникам законом запрещается принимать активное участие в бизнесе. Впрочем, это требование даже при соблюдении всех формальностей трудновыполнимо на практике.
Многие члены правительства являются выходцами из крупнейших монополий. Бывший член бундесрата Челио до своего избрания в правительство в течение многих лет возглавлял алюминиевый концерн “Алюсюис” [23, стр. 29].
Усиление взаимодействия между государством и частным сектором экономики, нынешнее растущее влияние экономических союзов на политику правительства обусловлено рядом причин:
1) в политических традициях и культуре швейцарцев прочно укоренились «антицентралистское» мышление, самостоятельность, принцип субсидарности, действующий в основе государственного устройства Швейцарии. При таком понимании важнейшие решения должны приниматься не узким кругом лиц, причастных к государственной бюрократии, а представителями всех заинтересованных групп на основе консенсуса.
2) уникальный политический инструмент прямой демократии - референдум и право выдвижения народной инициативы дает реальную возможность заинтересованным группам вносить поправки в Конституцию, в частности по вопросам передачи новых компетенций федерации. Ведь именно у экономических союзов есть финансовые, экспертные и организационно-технические предпосылки воспользоваться этой процедурой: собрать необходимое количество подписей, обоснованно сформулировать предложения, обеспечить их продвижение в парламенте, провести агитацию населения перед референдумом.
3) прошедшие десятилетия ознаменовали собой превращение государства в гибкий механизм инициатив и действий. В условиях динамичного развития и непрерывно возникающих проблемных ситуаций законы должны постоянно соответствовать реальным условиям. Поэтому они порой содержат в основном целевые нормы, принципы их исполнения определяют структуры, ответственные за их реализацию. Экономические союзы одобряют такого содержания законодательные акты лишь при условии участия в процессе исполнения.
Современные формы взаимодействия государства и предпринимателей показывают, что при участии союзов происходит не только обмен информацией, но инициируются реальные программы, направленные на регулирование рынка. Их реализация приносит реальные результаты и ведет к выработке скоординированной стратегии. Содержание взаимодействия носит при этом политический (разрешение конфликтов между группами, выражающими различные интересы) и функционально-экономический характер (постановка и достижение определенной цели) [10, стр. 93-94].
Вместе с тем активная роль государства ограничивается, принятые в узком кругу решения, несмотря на явную недостаточность, часто преподносятся как оптимальные. В отдельных сферах доминируют частные интересы, а роль государства сводится лишь к минимизации конфликта. Это приводит к преобладанию соответствующих частных краткосрочных интересов. Поэтому постепенно возникает чувство отсутствия власти и влияния. Созданные институты становятся все консервативнее, не восприимчивыми к изменяющимся условиям и новым проблемным ситуациям. Чрезвычайно дифференцированная их структура, например, в сельском хозяйстве, показывает, что децентрализованные решения и «достижения» лоббистов ведут к ухудшению общеэкономической ситуации.
И, наконец, важнейшая проблема - демократический контроль. Партии и парламент ввиду отсутствия должных ресурсов едва ли в состоянии поставить нынешний механизм взаимодействия государства и частного сектора под эффективный политический контроль. Поэтому целью предстоящих реформ этого механизма, по мнению многих исследователей в этой области, должны стать, прежде всего, усиление роли парламента и партий, большая прозрачность деятельности государственных структур, механизма принятия решений [10, стр. 96].