Лопуховский действительно приводит ряд документов, подтверждающих то, что эсэсовцы стояли в обороне – в засадах. Но и у Ротмистрова и в приведенных Лопуховским документах есть противоречия и неточности. К примеру, Ротмистров упоминает участие в бою с немецкой стороны «пантер», но во 2 танковом корпусе СС их не было. А в документе Центрального Архива Министерства обороны имеются такие строки: «На этом (главном) направлении противник сосредоточил большое количество танков Т-VI, самоходных пушек «Фердинанд», а также других противотанковых средств». [31] Но тут же у Лопуховского есть пометки о том, что «тигров» было всего четыре, а «Фердинанды» наступали на северном фасе дуги. Так или иначе, доподлинно до сих пор нет точных данных о действиях сторон под Прохоровкой и о потерях с немецкой стороны. Это сражение породило огромное количество вопросов, на которые еще предстоит ответить. Одним из таких вопросов это то, почему понеся огромные потери за 12 июля (43% танков). 5-я гвардейская танковая армия продолжала участие в Курской битве, а части 2-го танкового корпуса, потерявшие по немецким данным всего 5 танков, были переброшены в Италию без боевых машин? Но, на мой взгляд, это не самое главное, а самое главное это то, что танкисты-гвардейцы выполнили приказ, они не пустили врага в Прохоровку (стратегический пункт) и заставили его в конечном счёте отступить с занятого рубежа. Ценою больших потерь они исполнили свой долг и выиграли Курскую битву. Считаю необходимым еще сказать несколько слов в защиту генерала П.А. Ротмистрова, поскольку именно его, как командующего обвиняют в больших потерях 5-й гвардейской танковой армии. Правильно он поступил, или нет бросив с ходу в бой силы своей армии? Я думаю, что у генерала не было выбора. Манштейн бросил все силы на Прохоровку, и времени на укрепление обороны и засад вокруг Прохоровки у танкистов уже не было. Зато был шанс вывести из сражения авиацию противника ближним боем с сухопутными частями врага, что и было сделано. А если бы танкисты Ротмистрова перешли к обороне, то, не имея мощных противотанковых средств и при господстве вражеской авиации в воздухе оборона советских войск могла бы не выдержать удара эсэсовцев, как это было продемонстрировано немцами 5-11 июля на стыке участков 6-й гвардейской и 69-й армий Воронежского фронта. Сложная ситуация была и на участке 2-й танковой армии (командующий генерал П.Л. Романенко) Центрального фронта. Эта армия была введена в сражение 6 июля и вместе с 19 танковым корпусом нанесла контрудар по врагу, вклинившемуся на 8 километров в оборону нашей 13-й армии. Этот контрудар успеха не имел. Ударная группировка немцев генерала Моделя со своей стороны блокировала контрудар при поддержке тяжелых танков и самоходных орудий «Фердинанд». Немецкие войска продолжали продвигаться вглубь нашей обороны. Вот что писал об этом командующий Центральным фронтом К.К. Рокоссовский: «К исходу третьего дня сражения почти все фронтовые резервы были втянуты в бой, а противник продолжал вводить все новые и новые силы на направление своего главного удара. Можно было ожидать, что он попытается бросить в бой все, что у него имеется, пойдет даже на ослабление своих частей на второстепенных участках фронта. Чем удержать его? И я решился на большой риск: послал на главное направление свой последний резерв – 9 танковый корпус генерала С.И. Богданова, который располагался в районе Курска, прикрывая город с юга. Это было полностью укомплектованное соединение, наша надежда и гордость». [32] И Рокоссовский не ошибся, танковый корпус действительно сыграл большую роль – противник к 11 июля прекратил наступление. В.Ф. фон Меллентин процитировал в своей книге высказывание генерала Г. Гудериана, который побывал в 9-й армии генерала Моделя: «Генерал Гудериан так описал свое посещение наступавшей там 9-й армии: «… 90 «тигров» фирмы «Порше», которые действовали в составе армии Моделя, были не способны вести ближний бой, поскольку, как оказалось, у них не было боеприпасов. Положение усугублялось еще тем, что у танков не было пулеметов. Попадая на территорию, занятую неприятельской пехотой, они были вынуждены буквально лишь пугать врага видом своих орудий…. Атака войск Моделя захлебнулась, пройдя едва 6 миль, они были остановлены». (У танков «тигр» конструкции Ф. Порше был курсовой пулемет, в данном случае речь шла о самоходной установке «Фердинанд»).[33]
Германские военачальники сделали выводы и по факту завершения операции «Цитадель» на юге от Курска. Ф.В. фон Меллентин: «Наши потери в личном составе были незначительными, тогда как потери в танках – просто ошеломляющими. «Пантеры» не оправдали возложенных на них надежд, они легко загорались от вражеских снарядов, системы смазки и питания были недостаточно хорошо защищены, а экипажи плохо подготовлены. Из 80 «пантер», принимавших участие в боях, к 14 июля осталось в строю только несколько машин. Танковый корпус СС находился не в лучшем положении, а наступавшей с севера 9-й армии удалось продвинуться в глубину русской обороны не более чем на 7 миль. 4-я танковая армия углубилась в расположение русских на 12 миль, но ей оставалось пройти еще около 60 миль, чтобы соединиться с армией Моделя». Во время второй фазы Курской битвы (наступательная операция Красной Армии под кодовым названием «Румянцев») в сражениях участвовали сразу несколько танковых армий. Но все же ход летних операций наших танковых армий оказался не столь успешным, как это было под Сталинградом. Советский Союз в течении 1943 года безвозвратно потерял 19970 танков, но и Германия немногим меньше – 19300 танков. [34] Почему же потери в танках у нас в 1943 годы были почти такими же, как и в 1941 году? прежде всего, это было связано с изменением построения обороны противником. Об этом пишет все тот же Меллентин, анализируя действия своих войск после Курской битвы: «Методы противотанковой борьбы 1941 года перестали бить эффективными, поскольку они не годились на новом этапе войны – когда русские стали применять большие массы танков. Стало ясно, что отдельное противотанковое орудие или даже батарея будут быстро обнаружены и уничтожены. По этой причине стал использоваться новый метод, который в немецких танковых частях получил название – фронт противотанковой обороны. Группы орудий общей численностью до десяти единиц в каждой ставились под командование одного человека, который отвечал за сосредоточение их огня по отдельной цели. Эти группы были распределены по всему прикрываемому ими участку фронта. Идея такой организации противотанковой обороны заключалась в том, чтобы встретить атакующие танки фланговым огнем». [35] На 1943 год у Красной Армии еще не было опыта прорыва мощной позиционной обороны, да и техническая оснащенность была не та (отсутствовали тяжелые танки, способные эффективно бороться с обороной противника). Поэтому развитие операций, задуманных как глубокие, не могли осуществляться в полной мере. «В то же время любая задержка наступления давала противнику возможность осуществить перегруппировки и подтянуть резервы к участкам прорыва, что ставило под угрозу срыва не только сам прорыв, но и всю операцию».[36] Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что единственным выходом из ситуации был преждевременный ввод в сражение танковых армий, что наглядно продемонстрировало Прохоровское танковое сражение. Летом 1943 года танковые армии, начиная с второй-третьей позиции, должны были сами пробивать себе брешь в глубоко эшелонированной германской обороне, насыщенной противотанковыми средствами. Не предназначенные для прорыва мощной обороны противника легкие и средние танки несли большие потери. Так, в Орловской операции 2-я танковая армия потеряла 112% танков от своего первоначального состава, из них 74% составляли Т-34. 3-я гвардейская танковая армия потеряла 60% танков Т-34 и 73% танков Т-70. В результате 2-я танковая армия, 3-я гвардейская танковая армия и 4-я танковая армия на Орловском направлении так и не смогли вырваться на оперативный простор и в дальнейшем успешно развивать самостоятельное наступление.
Лучше в этом отношении действовали уже упоминавшаяся 1-я танковая армия и 5-я гвардейская танковая армия на Харьковско-Белгородском направлении. Но даже на этом участке фронта, действия вместе с общевойсковыми соединениями в прорыве тактической зоны обороны противника, сильно подорвали ударные возможности танковых армий, что не могло не сказаться на их действиях в оперативной глубине. Темп и общая глубина продвижения 1-й танковой армии и 5-й гвардейской танковой армии оказались относительно невелики (соответственно 15-20 км в сутки, в общей сложности, 120км). Это свидетельствует о сильном огневом противодействии неприятеля, соответственно, о сложности выполнения боевой задачи подразделениями 5-й гвардейской и 1-й танковой армии.
У советских танковых частей в 1943 году появилась еще одна проблема – в распоряжении немецких танкистов появились новые тяжелые танки «Тигры» и «Пантеры». Эти новейшие танки в совокупности с дальнейшим ростом огневой мощи и защищенности других образцов германской бронетехники резко сократили возможности наших танковых соединений по отражению контрударов танковых группировок противника в условиях значительного отрыва от главных сил фронта. Поэтому в тех случаях, когда германские танки действовали в обороне, выдвигаясь своевременно на направление действий наших танковых армий, последним приходилось также переходить к обороне. А так как основные технические характеристики танков противника стали намного выше основных характеристик наших машин, танки Красной Армии несли большие потери, особенно если противнику удавалось навязать бой на выгодных ему условиях.
Глава 4
Итоги и уроки использования бронетанквых сил РККА в ходе Курской битвы