С этим докладом был полностью согласен и Генштаб, поэтому на совещании в Ставке вечером 12 апреля 1943 года этот вывод был положен в основу разработки будущего плана действий и принято предварительное решение о переходе войск Красной Армии к преднамеренной обороне. Следует отметить, что принятие этого решения требовало от советского Верховного командования определённого мужества, веры в собственные силы и стойкость частей Красной Армии. В период, предшествующий Курской битве, как правило, наша полевая оборона не выдерживала сильных танковых ударов при поддержке авиации. Согласно данным разведки, немецкое командование делало ставку как раз на такой способ ведения наступления. Повторения ситуации 1942 года Ставка допустить не могла. Курский выступ удерживали два фронта, имевшие в своём составе более миллиона человек. Потеря такой столь мощной группировки была бы равносильна катастрофе. Поэтому Верховный Главнокомандующий поставил задачу Генштабу и командующим фронтам: ни в коем случае не допустить глубокого вклинения танковых группировок немцев в оборону Центрального и Воронежского фронтов, а остановить их в тактической глубине и обескровить их ударные соединения – танковые и моторизованные дивизии.
В беседе с генералом П.А Ротмистровым осенью 1943 года И.В. Сталин так изложил те причины, по которым он согласился принять решение о переходе к преднамеренной обороне, заведомо зная, что РККА по численности и количеству основных типов вооружения превосходит противника: «Наша пехота с артиллерией очень сильна в обороне и нанесёт большое поражение наступательным силам гитлеровцев. Наши танковые войска … доказали, особенно в битве под Сталинградом, что они вполне способны успешно вести бой с сильнейшими танковыми группировками противника в маневренных условиях. Однако в той ситуации, когда фашисты имели почти такое же количество танков, как и Красная Армия, но обладали численным превосходством в тяжёлых танках, риск был необоснованным. Вот почему и было принято такое решение, и оно себя полностью оправдало.
Поскольку разведка сообщала о переносах сроков начала наступления, генерал Н.Ф. Ватутин по-прежнему считал, что наши войска теряют драгоценное время и лучше будет, если Красная Армия первой нанесёт удар. Его доводы в очередной раз не убедили Генштаб, и тогда Николай Фёдорович 21 июня обратился в Ставку с предложением разрешить Воронежскому фронту перейти первым в наступление с целью окружить и уничтожить немцев западнее р. Ворсклы. После всестороннего анализа этот план не получил поддержки советского стратегического руководства. Решение о переходе к преднамеренной обороне было правильным, мужественным, дальновидным и, как показали события Курской битвы, наиболее целесообразным в той тактической и стратегической обстановке. «Изюминкой» плана советского Верховного командования по отражению удара противника на Курской дуге стала система нескольких глубокоэшелонированных оборонительных полос со сложными и многообразными инженерными заграждениями (в т.ч. и взрывными), сооружениями и препятствиями. Это в также в полной мере указывает на то, что советское военное командование верно оценило характер предстоящего немецкого наступления, т.е. массированного применения бронетехники как средства прорыва нашей обороны, и верным образом организовало оборону.
Вывод: немецкие планы стратегического наступления представляли серьёзнейшую угрозу для Красной Армии. Учитывая качественное превосходство немецкой бронетехники над отечественными образцами, наиболее правильным решением советского Верховного командования был переход к стратегической обороне, что означало на время уступить инициативу противнику. Данное решение, как показали боевые действия, полностью себя оправдало.
Глава 3
Боевое применение бронетанковых сил РККА в Курской битве.
3.1 Боевое применение бронетанковых сил РККА в ходе оборонительного этапа Курской битвы.
В данной главе будет рассмотрен ход боевого применения танков и САУ РККА в оборонительной фазе Курской битвы.
Достоверные разведпризнаки дали возможность советскому командованию сделать вывод о том, что немецкое наступление начнётся 5 июля.
Было принято решение упредить противника и провести в полосе предполагаемого наступления противника огневую контрподготовку. В полосе Центрального фронта к ней привлекалась вся артиллерия 13 армии и артиллерия соединений смежных флангов 48 и 70 армий: 967 орудий и миномётов, 100 реактивных установок М-13. В полосе Воронежского фронта к огневой подготовке привлекалась артиллерия 40 армии, 6 и 7 гвардейских армий: 591орудие и миномёт, 95 установок М-13. Основные цели-пехота и танки в исходных для наступления районах. Противник понес урон в людях и технике, огонь его артиллерии был в какой-то мере дезорганизован. Несомненно, личный состав его частей, изготовившихся к наступлению, испытал и психологический шок. Какое-то время немцы надеялись, что русские покинут свои оборудованные позиции и перейдут в атаку. Это был бы для них самый выгодный вариант. В реальности же немецкое командование было вынуждено с сожалением констатировать, что “противнику стал известен срок начала наступления, поэтому выпал элемент внезапности”. В свою очередь, огонь сотен орудий и минометов благотворно повлиял на моральное состояние наших войск, длительное время находившихся в напряженном ожидании наступления врага.
Но основное значение этой меры в контексте моей работы заключается в том, что некоторая часть бронетехники противника в районах сосредоточения, попав под огонь советской артиллерии, оказалась небоеспособна. Это хоть и незначительно, но уменьшило натиск немецких частей на наши передовые оборонительные рубежи.
В первые часы немецкого наступления значительную роль в отражении атак сыграли САУ СУ-122, вооружённые гаубицами. Основным их предназначением было поддержка наступающих танков и пехоты путём подавления огневых точек противника. Именно по этой причине данная боевая машина и была вооружена гаубицей. При отражении немецких атак проявилась способность этих боевых машин эффективно уничтожать немецкие танки и штурмовые орудия, несмотря на отсутствие в боекомплекте кумулятивных и бронебойных снарядов. Благодаря мощному ударному и фугасному действиям гаубичных снарядов вражеские машины получали тяжёлые повреждения. Причём во многих случаях пробития брони немецких машин не было. Снаряды орудий СУ-122 сбивали с вражеских машин гусеницы, лишая их подвижности, заклинивали их орудия и башни. При попаданиях с близкой дистанции члены экипажа немецких боевых машин получали контузии. В ещё большей степени достаточно высокие возможности по борьбе с немецкими танками продемонстрировали САУ СУ-152, вооружённые ещё более мощными орудиями калибром 152 миллиметра.
Советская оборона была глубокоэшелонированной, прикрытой многочисленными минно-взрывными заграждениями, в том числе и радиоуправляемыми. Все танкоопасные направления были хорошо пристреляны артиллерией. В оборонительную систему огня артиллерии и пехоты были чётко увязаны позиции самоходной артиллерии и танков. Бронетехника была укрыта в капонирах и тщательно замаскирована. Также были оборудованы запасные позиции и макеты техники для введения в заблуждение лётчиков-штурмовиков противника. Вспоминает командир САУ СУ-122 лейтенант Василий Крысов: «За двое суток экипажи оборудовали основные огневые позиции и по две запасных позиции для каждой самоходки».[18] До начала немецкого наступления огромное внимание уделялось советским командованием вопросу повышения уровня боевой подготовки экипажей танков и САУ. Экипажи боевых машин занимались подготовкой системы огня и практическими тренировками по его ведению.
Наступление германских войск началось рано утром, в 6 часов 30 минут. Наступление началось артподготовкой, после неё в атаку пошли пехота и бронетехника. Советские противотанковая артиллерия, САУ и танки, пехота не обнаруживали своего расположения, пока противник не входил в зону их действительного огня.
Первое время после начала немецкого наступления советские танки преимущественно вели бой из замаскированных капониров, подпуская противника на минимально возможную дистанцию. Хорошая маскировка и заглубленность техники в землю значительно снижали потери личного состава и материальной части от авиаударов и артиллерийского огня немцев. Кроме того, в таких условиях наводчикам немецких танков было труднее производить прицеливание.
На северном фланге Центрального фронта немцы бросили в бой значительные пехотные силы при поддержке тяжёлых танков «Тигр», тяжёлых штурмовых орудий «Элефант» и «Насхорн». 1454-й самоходно-артиллерийский полк, занявший оборону в районе Змиевки, в первые часы битвы принял на себя удар шести «Тигров» при поддержке танков T-IV и штурмовых орудий «Насхорн».
Немецкие боевые машины двигались на пониженной скорости, пытаясь спровоцировать обороняющиеся советские войска на преждевременное открытие огня. Это позволило бы немецким танкистам успешно подавлять наши огневые точки и бронетехнику, находясь вне зоны их действительного огня. Командир полка проявил выдержку и отдал приказ на открытие огня самоходкам только тогда, когда дистанция до ближайших немецких машин сократилась до 600-700 метров. Полковые СУ-122 немедленно открыли огонь, но на этой дистанции снаряды их орудий не могли пробить броню немецких машин. Экипажи наших самоходок сразу же изменили тактику: огонь теперь вёлся по гусеницам немецких танков, чтобы лишить их способности двигаться. Также применялся сосредоточенный огонь нескольких САУ по одному вражескому танку. «-Батарея! По головному танку! Целиться под башню! Сосредоточенным! Огонь!» - раздалась команда командира полка. <...> От залпового удара у «Тигра» сорвало башню. Тут же полыхнула багрово-чёрным пламенем вся машина! «Тигр» горел!». [19]Этот боевой пример показывает достаточно высокую выдержку и уровень боевой подготовки экипажей самоходных орудий. Экипажи выгодно для себя использовали преимущества своей боевой техники: низкий силуэт, мощное фугасное действие гаубичных снарядов. Даже если неприятельский танк не получал значительных повреждений от попаданий гаубичных осколочно-фугасных снарядов, его экипаж получал сильную контузию, соответственно, лишался возможности вести бой. Кроме того, во вражеском танке выходили из строя системы прицеливания и связи.