3. Индивидуация не предусматривает не только растворения личности в чем-либо или ком-либо, но наоборот, это процесс последовательного самовычленения из общества. В теории Маслоу самоактуализированные люди то и дело пытаются раствориться или любимом деле или в любимых людях.
4. В отличие от самоактуализации, для которой требуется только выполнение, удовлетворение базовых потребностей, развитие личности в теории Юнга требует обязательного сочетания «иррационального зова», необходимого давления внешних обстоятельств и осознанного морального выбора человека. В этом аспекте теория Юнга гораздо ближе к «экзистенциализму», чем к «гуманизма».
5. Если в теории Юнга говорится о трансценденции, то преимущественно как о чем-то символически объединяющем противоположные черты, свойства, гармонизующем светлое и темное во имя достижения конечной цели. В теории Маслоу явно просматривается момент, когда самоактуализация трансцендируется, то есть отбрасывается. Это положение вытекает из п.2.
6. Мнение автора данной работы по разграничению «самоактуализации» и «самореализации» изложено в соответствии с позицией Р.Ассаджиоли, приведенной в данной работе ранее.
Экзистенциальная психология исследует конфликты, обусловленные столкновением человека данностями существования. Эти конфликты осознаются путем глубокой личной рефлексии и, как правило, связаны с переживанием человеком экстремального жизненного опыта. Экзистенциальная психология считает, что нет в человеке предзаданных свойств, сил, способностей. Направление развития личности определяется теми выборами, которые делает человек, «заключенный» в ситуацию. Д.Леонтьев (1997 — III) отмечает, что «неправильный выбор, плохое осознание альтернатив, бегство от ответственности за выбор — это предпосылки «нездорового развития», то есть какой-то однозначной направленности или сущности у человека нет» (с.41). Дж.Роуэн констатировал «методологическую несовместимость» экзистенциальной и личностно-центрированной психологии (все начинается с поля — всё предзадано).
Формальное начало экзистенциального направления связано с С.Кьеркегором и относится к 1834 году, когда он (Кьеркегор) решил, что слишком много людей (философов, изобретателей, религиозных деятелей) дружно старается облагодетельствовать человечество, всячески стремясь облегчить его жизнь. Возникает опасность что станет «слишком легко». И.Ялом (1995) пишет о Кьеркегоре: «Возможно нужен кто-то, кто вновь затруднит жизнь. Он решил, что открыл свое предназначение. Подобно новому Сократу, он должен отправиться на поиски трудностей. Каких именно? Найти было нетрудно. Достаточно было поразмыслить о ситуации собственного существования, собственном смертельном страхе, стоящих перед собой выборах, своих возможностях и ограничениях… «Ты должен что-то сделать, но поскольку твои ограниченные способности не позволяют тебе облегчить что-либо еще более, чем оно есть, то ты должен, с тем же гуманитарным энтузиазмом, как у других, приняться за то, чтобы что-либо затруднить» (с.20).
Реализуя установку на «затруднение» жизни, экзистенциальные психологи подводят человека к конечным данностям бытия, сформулированных в четырех проблемах:
1. Проблема смерти — наиболее очевидная из всех, соотносится с экзистенциальным конфликтом между осознанием неизбежности смерти и желанием продолжать быть; сейчас мы существуем, но наступит день, когда мы перестанем существовать. Эта ужасающая правда наполняет сердца ужасом, леденит разум, парализует волю. Говоря словами Спинозы, «все сущее стремится продолжать свое существование»; противостояние между сознанием неизбежности смерти и желанием продолжать жить — это центральный экзистенциальный конфликт.
2. Проблема свободы — в экзистенциальном смысле есть отсутствие внешней структуры. «Свобода как первичный принцип порождает ужас» (И.Ялом). Повседневная жизнь дарит нам утешительную иллюзию, что мы приходим в хорошо организованную вселенную, устроенную по определенному плану, и такую же покидаем. На самом деле индивид несет полную ответственность за свой мир — иначе говоря, сам является его творцом. С этой точки зрения «свобода подразумевает ужасающую вещь: мы не опираемся ни на какую «почву», под нами и над нами — бездна, которой нет ни конца ни края. Открытие этой истины об отсутствии структуры вступает в конфликт с нашей потребностью в структуре и почве.
3. Проблема изоляции — это не изолированность от других людей с порождаемым его одиночеством, и не внутренняя изоляции (от частей своей собственной личности) это фундаментальная изоляция: сколь бы ни были мы близки к кому-то, между нами всегда остается последняя непреодолимая пропасть; каждый из нас в одиночестве приходит в мир и в одиночестве из него уходит. Конфликт — это напряжение между осознанием собственной абсолютной изоляции и потребностью в контакте, защите, принадлежности к большему целому.
4. Проблема смысла — заключается в динамическом конфликте, проистекающем из дилеммы ищущего смысл существа, заброшенного без его согласия в не имеющий смысла универсум. Мы должны умереть; мы сами структурируем свою вселенную; каждый из нас фундаментально одинок в равнодушном мире — какой же тогда смысл в нашем существовании? Почему мы живем? Как нам жить? Если изначально ничего не предначертано — значит каждый из нас должен сам творить свой жизненный замысел. Но может ли это собственное творение быть достаточно прочным, чтобы выдержать нашу жизнь?
Ключевая идея экзистенциальной психологии наиболее ярко сформулирована Ж.-П. Сартром (1989): «Существование предшествует сущности» (с. 323). Другими словами «в человеке нет никаких предзаданных сущностей или «природы человека», которая бы определяла, что разовьется на ее основе в дальнейшем. Человек в каждый момент своей жизни решает, чем он будет дальше и куда будет развиваться. Человек творит самого себя и он есть лишь то, что сам из себя делает… Всё, что в жизни есть: тревога, вина, страх, отчаяние, с одной стороны, и надежда, свобода, ответственность и любовь, с другой, — все это не сваливается на человека неизвестно откуда, не заложено в него изначально, а порождается его собственными выборами и его собственными усилиями» (Леонтьев Д., 1997 — III, с.43).
Ж.П.Сартр разработал «экзистенциальный психоанализ». «Это метод, предназначенный для выявления в строго объективной форме субъективного выбора, посредством которого каждая личность, делает себя личностью, то есть дает себе знать о том, что она есть». Человек должен сводить отдельные формы поведения к фундаментальным отношениям, а не к сексуальности, «к бытию, выражающемуся в этих формах поведения. Следовательно, он идет с самого начала к пониманию бытия, и не может иметь другой цели, кроме обнаружения бытия и способа бытия перед лицом этого бытия» (цит. по Тихонравов Ю., 1998, с.37). Сартр считает, что «…экзистенциальный психоанализ — это моральное описание, ибо он открывает нам этический смысл различных человеческих проектов» (там же). Отдавая должное психоанализу Фрейда, Сартр считает, что Фрейд и его последователи идут в правильном направлении, но не доводят дело до конца, застревая на промежуточных результатах. Сартр отвергает понятие «бессознательное», различая сознание и познание, причем статус познания — выше (осознание — это еще не познанное). Отвергаются так же «великие объяснительные идолы нашего времени — наследственность, образование, среда, психологическая конституция» (там же, с.38). Ключевые понятия анализа по Сартру — «первоначальный проект» и «кристаллизация».
Под «первоначальным проектом» Сартр имел в виду «последнее, далее не редуцируемое основание, к которому можно прийти при анализе человеческой личности, изначальный сознательный выбор самого себя по отношению к бытию» (Тихонравов Ю., 1998, с.41). Этот выбор лежит в основе всех решений и выборов, которые человек осуществляет в дальнейшем на протяжении всей своей жизни. Вокруг этого выбора происходит «кристаллизация» (наиболее близкий термин из психоанализа — «фиксация»). Кристаллизация не обязательно связывается с сексуальностью, а может осуществиться и вообще вне эмоциональной связи с другим человеком. Она происходит в то время, когда у человека нет осмысления и поставленной цели. И пока не произойдет осмысления, человек может считать себя связанным первоначальным выбором и кристаллизацией. Это состояние уверенности в своей несвободе Сартр описывает термином «дурная вера», причем парадокс заключается в том, что на дорефлективном уровне сознания, человек знает, что лжет себе и это знание дает основание считать, что из темницы «дурной веры» выход есть. Выход осуществляется путем «реконструкции первоначального проекта», в результате чего как отмечают Л.Филиппов и Ю.Тихонравов, реставрируется «нутряноé отношение к миру». Мир становится антропоморфным. Вместо монотонной и бесцветной сетки естественнонаучной «картины мира» перед человеком открывается красочный и рельефный — живописный океан бытия… Натурфилософия досократиков, античный символизм и алхимический миф средневековья вступают в свои права… место понятий у Сартра занимают метафоры… В результате мир превращается в совокупность нуждающихся в расшифровке символов» (Тихонравов Ю., 1998, с.43).
Реальная человеческая жизнь, по Сартру, зависит от цели, которую он перед собой ставит. Причем должна быть конечная цель. Конечной целью может быть «тот идеал, который можно назвать Богом… Быть человеком — это стремиться быть Богом, или, если угодно, человек — это фундаментальное желание быть Богом» (там же, с.48). Быть Богом — это быть всем и понимать всё, ничего не иметь вне себя, не признавать границ и условий, реализовываться во всех формах. Человек желает быть всемогущим и всезнающим, но это лишь свойство его сознания — жажда, лежащая в основе всех потребностей и устремлений. Однако трагедия заключается в том, что сознание никогда не может стать реальностью и, следовательно, фундаментальный проект никогда не может быть реализован. Сознание живет, надеется, страдает, а реальность состоит из безжизненных фактов. Даже если нечто реализовывается, то цена этой реализации — омертвение. «Ценности, направляющие человеческую жизнь, остаются таковыми до тех пор, пока они не реальны, едва они считаются реализованными, как оказываются несовершенными или дефективными» (Аббаньяно Н., 1998, II, с.149). Следовательно, другие люди так же являются для моего сознания вещами, не существуют на равных со мной, и я для других являюсь лишь вещью. «Любовь завершается крахом, потому что каждый из двух partners хочет быть для другого целым миром, и тогда конфликт неизбежен; или, если один из них отказывается от этой претензии, то, с одной стороны, рождается мазохизм, а с другой — садизм. Сама смерть не составляет для человека никакой границы или исхода: она факт, как и рожденье; и, подобно рождению, она абсурдный факт» (там же, с.150). Таким образом человек — это творец, обреченный в глобальном масштабе на неудачу. Эта обреченность по существу уравнивает все выборы, делает равно абсурдным и бессмысленным все выборы «…так что в сущности одно и то же — пьянствовать в одиночестве и вести за собой народы». Если один из этих видов деятельности выше другого, — писал Сартр, — то не по причине реальной цели, а по достигнутому осознанию его идеальной цели: и в этом случае апатия одинокого пьяницы выше потусторонней агитации предводителя народов» (там же, с.151). По существу приведенные рассуждения Сартра имеют основу в выявленной С.Кьеркегором «парализующей мощи возможного», порождающей фундаментальную тревогу. Этот вид тревоги связан с односторонним акцентом внимания на негативные аспекты всех данных как возможностей, любых проектов, деятельности, в которую мы можем вовлечься. Этот стиль рассуждений — «родовая» черта экзистенциальной философии и психологии. Любое событие, действие, деятельность оказывается бессмысленным, бесполезным в контексте слишком широком, рамки которого включают рождение и смерть как абсурдные факты. За пределами этого отрезка сознание ожидает Ничто, поэтому нет надежды рассчитывать на оценку своих усилий «извне, со стороны». Может ли человек следовать своим путем, осуществить «прорыв», не надеясь на рай, при полном знании того, что всё, к чему он прикоснется омертвеет?