В авторском предисловии к «Иллюзиям» мы находим следующее подтверждение: «What if somebody came along who... could teach me how my world works and how to control it?...What if a Siddhartha or a Jesus came into our time with power over the illusions of the world because he knew the reality behind them?..»
Мессия в романе — a reluctant messiah из заглавия — сделал свой выбор: мессианству и толпе он предпочел мир аэропланов и зеленых лугов, столь близкий миру Баха. («Like attracts like», читаем мы в романе.) Выбор каждым их них своего мира обусловил встречу. Выбор встречи и общения обусловил постижение Ричардом тех знаний, которыми обладает Мессия. Выбор Мессией своей судьбы обусловил происшедшую трагедию, в результате которой он гибнет от выстрела из толпы, и т. д. Таким образом, все действие в романе подчиняется закону причинно-следственной связи, и задача Ричарда, и вместе с ним читателя, — понять, что в ее основе лежит добровольный выбор.
«Смысл притчи не в том, каков характер человека, а в том, какой нравственный выбор он совершает»/ЭСЮЛ, с.233/.
Сам автор дает подсказку к определению жанра романа в первой главе, представляющей собой своеобразную «притчу в притче». Ее герой, Мастер (аллегорический образ Дональда Шимоды и, вместе с тем, пародия на Иисуса Христа), «always spoke to them (to his listeners — A. A.) in parables»/ Illusions, p. 13/.
Ключевое слово «parables» — «притчи» выходит за рамки микроконтекста и экстраполирует свое значение как на главу, так и на роман в целом, своеобразная логическая структура которого имеет под собой притчевую основу.
2.2. Структурно-композиционные особенности романа
2.2.1. Значение структуры текста при его декодировании
Четкое структурирование текста как один из способов упорядочивания информации, содержащейся в тексте, в терминах стилистики декодирования отвечает цели защиты сообщения от помех. Упорядоченность текста может быть внутренней (семантические связи, темпоральные связи, синтаксический рисунок, различные виды выдвижения, и т. д.) или внешней, отражающей логическое членение текста: деление на части, главы, параграфы, абзацы.
Как правило, подобное деление напрямую связано с композиционными особенностями, а также с функцией времени в произведении. Рамки отдельной единицы текста зачастую совпадают с рамками законченного временного промежутка и вместе с этим с рамками законченной авторской мысли, какого-либо действия.
Чем четче внешняя и внутренняя структуры текста, тем очевидно проще читателю следовать ходу и логике событий (облегчается декодирование). Следует отметить, что в данном романе четкость и даже прозрачность внешней структуры создают ощущение легкости при прочтении романа. Сложность самих идей как бы компенсируется ясностью и простотой композиции.
Формально роман «Иллюзии» состоит из 19-ти равноправных глав, однако первая из них настолько отличается от последующих по размеру, стилю, форме написания, графическому оформлению и масштабу смысловой нагрузки, что, на наш взгляд, заслуживает отдельного рассмотрения.
2.2.2. Структурно-композиционные особенности 1-ой главы («трюки со временем»)
Как упоминалось выше, эта глава представлена в форме «притчи в притче». Центральной фигурой притчи является Мастер, обыкновенный механик, «постигавший этот мир в средних школах Индианы, но сохранивший воспоминания и опыт из прошлых жизней»/здесь и далее по тексту перевод мой — А. А./. Он обладает способностью исцелять немощных, помогать бедствующим, подчинять своей воле природные явления благодаря сохранившемуся в памяти опыту прошлых жизней. Однако он твердо верит в то, что является всего лишь одним из многих и спасение каждого человека в руках самого человека: «в каждом из нас заложено согласие на здоровье и болезнь, на богатство и бедность, на свободу и рабство, и никто, кроме нас самих, над этим не властен». Миссия Мастера — донести это знание до всех. Однако толпа, ради которой он совершает свои чудеса, не верит ему. И тогда Мастер отказывается от мессианства и возвращается в свой «повседневный мир людей и машин».
В отличие от последующих глав, где в роли рассказчика от первого лица выступает летчик-любитель Ричард (имя героя в совокупности с формой повествования — от первого лица — наталкивает на мысль о тождестве автора и персонажа), образ повествователя в этой главе не персонифицирован. Тем не менее, необычное графическое оформление главы — факсимильное воспроизведение рукописного текста на линованных листах — дает вполне конкретную информацию об авторе (см. Графические средства в романе), и по мере анализа произведения мы убеждаемся в том, что эта тетрадь — бортовой журнал или дневник Ричарда Баха (в ипостаси литературного героя), а между Мастером из притчи и Мессией из последующих глав легко провести параллель.
Притча о Мастере являет собой сразу несколько загадок, смысл которых читатель призван разгадывать на протяжении романа. Эффект, возникающий в результате, называется в сюжетоведении полем напряжения. Подобное поле, как правило, создается автором в начале произведения. И. Я.Чернухина дает ему следующее определение: это «особенность художественного текста, вытекающая из его организации, в результате которой читатель ставит перед собой вопросы и ищет ответа на них в тексте»/Чернухина, с.114/. В данном случае, в числе вопросов можно выделить следующие: почему автор предпосылает притчу всему роману, а не помещает ее где-нибудь в середине или в конце, как послесловие к уже прочитанному? Как относиться к содержащейся в первой главе морали? Случайны ли параллели с Библией и, если нет, то как они оправдываются авторским замыслом? Какова на самом деле связь между сюжетными линиями первой и последующих глав, между персонажами? Какой цели автор добивается введением аллегории в роман? Почему первая глава представлена как страницы рукописи?
Фонетические, лексические, синтаксические, графические особенности притчи, как и других частей «Иллюзий», будут подробно рассматриваться в последующих главах. На данном же этапе мы выделим некоторые моменты, релевантные с точки зрения композиции и структуры романа в целом.
1. Обобщенность, безличность повествования является признаком жанра притчи. В то же время автор стремится всеми доступными ему языковыми средствами максимально стилизовать язык этой притчи под библейский. Это подтверждается анализом фонетического рисунка, синтаксиса, выбором лексики и сюжетными ходами. Образ Мастера напрямую коррелирует с образом Иисуса Христа.
2. Притча является своеобразной «макроаллюзией» на Библию. Однако вне контекста всего романа практически невозможно установить, является ли пародирование Библии основной авторской идеей и самоцелью, или за словами и поступками ее персонажей стоит нечто более значимое для раскрытия авторского замысла.
3. Аллюзивность отражается на структуре написания. Число эпизодов, на которые разбит текст, равняется числу прожитых Иисусом лет — 33. Кроме того, сама нумерация эпизодов подсказывает ассоциации с Библией, где также пронумерован каждый стих.
4. Притча представляет собой своего рода экспозицию тем, идей и проблем романа. Основной конфликт «Иллюзий» можно охарактеризовать как неизбежное противостояние мессии и толпы, одиночки и толпы, и тема этого противостояния раскрывается в первой главе на примере истории Мастера. Декларируемые им идеи, с которыми нам предстоит вновь и вновь сталкиваться в романе — свобода выбора и свобода действий, которыми наделен человек, а также свобода стать собственным Мессией — не находят понимания в толпе.
5. С одной стороны, события притчи можно рассматривать как предысторию основной части «Иллюзий» ( в 3 главе мы находим ссылку на подобную историю, происшедшую с Шимодой за некоторое время до описываемых событий). С другой стороны, параллельность сюжетных линий позволяет считать 1-ую главу своеобразным вольным пересказом всего романа — в квази-баховской терминологии, обобщенным отражением идеи романа в другом измерении. Об этом же свидетельствует становящийся очевидным лишь в конце романа факт: текст притчи, представленный графически как рукописный, принадлежит руке Ричарда-персонажа. Подобный «трюк со временем» можно трактовать по-разному. Одним из объяснений может послужить цитата из романа:
«The truth you speak has no past or future. It is, and that is all it needs to be.»
Следовательно, если история Мастера и история Шимоды в равной мере отражают основные идеи романа, время и место действия, предшествование или одновременность действий, идентичность персонажей не имеют значения. Факт тот, что подобная история повторялась, повторяется и будет повторяться всякий раз, когда на земле появится человек, помнящий о том, что он — мессия.
6. Еще один «трюк со временем», перекликающийся с первым: в самом конце романа мы встречаемся с его началом. Ричард решается написать о своем друге Шимоде — и последняя фраза романа совпадает с его первой фразой: «There was a Master come unto the earth, born in the holy hills of Indiana,». Для полноты эффекта закольцованности повествования эта фраза заканчивается запятой (!) — факт, противоречащий всем нормам синтаксиса. Не возникает сомнений в том, что эта «аномалия» неслучайна и несет на себе определенную смысловую нагрузку согласно авторскому замыслу. В следующих разделах будет проведен подробный анализ графических средствах выражения, используемых в романе, однако здесь представляется уместным привести одну из возможных трактовок столь своеобразной структуры с учетом графической символики «Иллюзий». Одним из излюбленных символов Баха является лента, или лист Мебиуса, «простейшая односторонняя поверхность» (БЭС, с.777), легко получаемая из обычной двусторонней ленты или прямоугольника. Свойство листа Мебиуса в том, что он теряет начало и конец, превращаясь в единую поверхность. Именно такой геометрической фигуре можно уподобить структуру романа: конец книги возвращает нас в ее начало, но как бы уже на новый виток, на новую грань (с поправкой на прочитанное), однако материально плоскость романа не меняется, остается прежней и единой. Возвратом к началу автор словно призывает читателя к переосмыслению произведения в целом и событий первой главы в частности.