7. В самом начале романа читатель попадает в искусно создаваемое поле напряжения, что отчасти роднит «Иллюзии» с произведениями детективного жанра. Завязка «Иллюзий» интригует и одновременно с этим заставляет читателя мыслить. Дальнейшее повествование отчасти подталкивает его к решению ранее сформулированных вопросов, а отчасти ставит новые — и так до последней страницы. Подобное построение романа будто намеренно затрудняет однозначное восприятие его при первом прочтении. Сходный с этим эффект В. А. Кухаренко называет композиционной ретардацией, т. е. приемом, при котором «семантически связанные между собой порции информации пространственно отчуждаются друг от друга. Поиск и ожидание следующего сообщения и мобилизует читательское внимание, и динамизирует изложение»/Кухаренко, 15, с.37/.
2.2.3. Структурно-композиционные особенности 2-19 глав
Итак, как мы уже установили, вопреки кажущейся несвязности главы романа объединены одними и теми же героями. Однако во второй и последующих главах действующие лица как бы конкретизируются, претерпевают определенную трансформацию.
Идея Мастера находит воплощение в образе летчика и механика Дональда Шимоды, а неперсонифицированный рассказчик притчи оказывается литературным двойником Ричарда Баха — летчиком-любителем Ричардом.
Место действия — маленькие городки штатов Иллинойс, Огайо, и поля между ними. Время действия — середина лета.
Автор не указывает год, в который могли бы происходить описываемые события. Американскому читателю, разбирающемуся в аэропланах, вероятно, могли бы помочь некоторые реалии: материал, из которого изготовлен гаечный ключ — хром-ванадий, названия дизельных тракторов, на которых ранее работал Шимода — Cats — (сокр. от caterpillar tractor, Мюллер, с.115), D-Eights, D-Nines, современный моменту легкий аэроплан E-2 Cub, с которым Ричард сравнивает старый биплан Шимоды («этажерка» Дональда была выпущена в 1928-1929 годах, и на момент повествования являлась уже только объектом ленивого любопытства для фермеров). Однако для русского читателя-неспециалиста подобная профессиональная лексика лишь придает достоверность повествованию, но не облегчает расшифровку.
Более надежным путем соотнесения событий книги с определенным временным периодом представляется сопоставление с другими книгами трилогии. Бах дает неожиданную подсказку в предисловии к «Единственной»: «ten years ago we met the saviour of the world, found out he was us.» Десять лет назад по отношению ко времени публикации «Единственной» — конец 70-х, что совпадает с годом первого издания «Иллюзий» в США и Великобритании — 1977.
Наконец, подсказка обнаруживается в тексте самого романа, где герои смотрят (Ричард — в третий раз!) фильм «Butch Cassidy and the Sundance Kid», вышедший на экраны в 1969 году /КЭС, с.548/.
Экспозиция в романе совпадает с началом 2-ой главы.
Первое же предложение определяет направление развития сюжета: It was toward the middle of the summer that I met Donald Shimoda. Читатель может предположить, что эта встреча играет значительную роль в романе и дальнейшие события каким-то образом зависят от нее. Ниже мы узнаем о том, что Ричард — летчик-одиночка, the barnstormer, «продающий» фермерам полеты на аэроплане: 1 минут — 3 доллара.
В словаре Мюллера приводятся такие значения глагола to barnstorm: 1) играть в сарае, в случайном помещении (о странствующем актере) 2) выступать с речами во время предвыборной кампании (в маленьких городах). Словарь современного английского языка Лонгмана (далее — ССАЯ) дает сходное толкование. Употребляемое же в романе значение «бродячий пилот», насколько удалось установить, в словарях не зафиксировано. Можно делать выводы, что это занятие не является общепринятой профессией, принадлежит к редким и сугубо индивидуальным.
В результате подобного анализа становится понятным, почему Ричард настолько искренне удивляется, обнаружив с высоты собрата посреди поля, который к тому же как будто ждет его к ужину. «За четыре года полетов мне ни разу не попадался пилот, зарабатывающий себе на жизнь тем же, что и я — летающий вместе с ветром от города к городу и торгующий полетами на стареньком биплане.» Подробное описание посадки, насыщенное эмоционально окрашенными эпитетами, звукоподражаниями и аллитерациями применительно к траве под крылом и самолету, дает представление о любовном отношении героя к этим составляющим своего мира: lemon-emerald hay, gentle good sound, the slow pok-pok, the soft clack-clack, green-leaf jungle, total quiet of July.
Экспозиция продолжается уже во взаимодействии героев.
Ричард описывает Шимоду крайне сдержанно, выделяя лишь самое заметное и характерное. Его возраст, одежда, голос и многие другие внешние черты так и остаются загадкой для читателя.
«I watched him, looking at the mistery of his calm.
<...> He was not a large man. Hair to his shoulders, balcker than the rubber of the tire he leaned against. Eyes dark as hawk's eyes, the kind I like in a friend and in anyone else make me uncomfortable indeed. He could have been a karate master <...>.
Встреча Ричарда и Дональда является одновременно и завязкой сюжета. Ричард сообщает читателю постепенно нарастающее ощущение необъяснимой приязни к Шимоде (I nodded, liking him without knowing why), которое подкрепляется позитивно коннотированной лексикой, выделяющейся на преимущественно нейтральном фоне эпизода: gentle good sound, I smiled, this feels good, the kind I like in a friend, he smiled.
Первые реплики, которыми персонажи обмениваются, достаточно нетипичны:
«You looked lonely,» I said across the distance between us.
«So did you».
«Don't mean to bother you. If I'm one too many, I'll be on my way.»
«No. I've been waiting for you.»
I smiled at that. «Sorry I'm late.»
«That's all right.»
<...> No handshake, no introduction of any kind.
Свое нынешнее занятие — the barnstorming business, т. е. «торговля полетами» для фермеров — новый знакомый Ричарда объясняет коротко: «A little mechanicking, welding, roughneck a bit <...>; I stay in one place too long, I get problems. So I made the airplane and now I'm in the barnstorming business.»
Ниже по тексту Шимода добавляет следующее: «Тhis airplane keeps me moving, and nobody knows where I came from or where I'm going next, which suits me perfectly.»
Некоторые неясности в диалоге вызывают к себе смутно-настороженное отношение Ричарда. Почему Дон говорит, что ждал его? Что значит «сделал свой аэроплан»? Почему его пребывание где-либо слишком долго чревато проблемами? «A karate master on his way to some quietly violent demonstration» — такое восприятие неизбежно сопряжено с опасением. Еще через пару минут разговора Ричард замечает, что на аэроплане Шимоды после нескольких недель полетов нет ни единого пятнышка грязи, ни царапины, на ветровом стекле — ни одной раздавленной мошки. Ричард недоумевает и даже уличает Дональда во лжи — еще бы, ведь мистике нет места в прекрасно знакомом ему мире аэропланов, стоящем на всем известных законах физики, механики, аэродинамики.
He smiled calmly at me. «There are some things you do not know.» In that moment he was a strange other-planet person to me. I believed what he said, but I had no way of explaining...
В ту же «копилку» неясностей и смутных ощущений необычности Шимоды попадают и другие необычные его черты: жесткий и проницательный взгляд, как у хищной птицы, легкое сияние вокруг головы, которое Ричард списывает на обман зрения, своеобразная манера улыбаться — спокойно и неуловимо.
Подобными настораживающими деталями создается новое поле напряжения, приковывающее к себе внимание читателя. Еще не настойчиво, но ситуация требует «разрядки»: кто же такой встретился Ричарду буквально посреди чистого поля? Разрядка происходит в третьей главе.
За один день полетов рядом с Шимодой Ричарду удается заработать столько, сколько в одиночку — за неделю. Ночью ему снится странный сон: толпы народа окружают одного человека, грозя затопить его, однако тот идет по человеческому океану, превращающемуся в океан травы, и исчезает. Проснувшись, Ричард обнаруживает бодрствующего Шимоду, который растолковывает его сон напоминанием о недавней газетной сенсации: человек исчез на глазах 25-ти тысяч очевидцев. Так Ричард узнает, что его случайным спутником стал тот, кого называли Механик-Мессия и Спаситель Америки — мессия, отказавшийся быть таковым.
Этот эпизод примечателен, как минимум, с двух сторон.
Во-первых, «инкогнито» Шимоды раскрывается как для Ричарда, так и для читателя: его образ и прозвище — Механик-Мессия — напрямую перекликается с образом Мастера из притчи. Закономерно меняется и восприятие Ричардом своего спутника, и из коллеги тот превращается в Учителя и Друга. Они продолжают путь уже вместе, и на протяжении нескольких недель Ричард постигает теорию и практику «профессии» Мессии. Поскольку повествование идет от первого лица, неискушенный читатель как бы проходит вместе с Ричардом по пути познания, прослеживает эволюцию его мыслей и действий вплоть до того момента, когда во всей полноте им обоим раскрывается идейное наполнение «Иллюзий»: условность, субъективность, выдуманность этого мира с точки зрения Я как части вечной, вневременной и внепространственной идеи, где жизнь и смерть, прошлое и будущее, вера и знание, «хочу иметь» и «уже имею» являются тождественными понятиями.
Во-вторых, еще один немаловажный «персонаж» притчи вводится в основное действие «Иллюзий». Обобщенный образ страждущего человечества, толпа, требующая хлеба и зрелищ, будет сопровождать Ричарда и Шимоду до конца романа. Иногда это безобидная кучка зевак, иногда — терпеливая очередь желающих посмотреть с высоты на свою ферму. Но по мере развития действия герои все больше и больше привлекают к себе внимание и толпа становится все агрессивнее от непонимания механизмов происходящего.
В противостоянии глухой и слепой толпы и Мессии-одиночки заложен основной конфликт романа. Кульминационным моментом, в который напряжение максимализируется, становится радиопередача — ток-шоу в прямом эфире, в котором Дональд проповедует свои идеи на широкую аудиторию и телефоны раскаляются от негодующих звонков. Причина, по которой герои оказываются на этом ток-шоу, заложена в главной проблеме Шимоды: неутолимой потребности в слушателе и последователе. Однако ни Мастеру из притчи, ни Шимоде не удается убедить толпу стать собственными Мессиями.