Получив приглашение от Хитрово на встречу с Филаретом, написавшим ответ на его «Дар напрасный, дар случайный…», Пушкин отвечает довольно грубой и неуважительной запиской на французском языке. Через некоторое время поэт встретился с Е. М. Хитрово, которая передала ему рукопись «Не напрасно, не случайно…». Опишем эту встречу подробнее, так, как о ней рассказано в письме князя П. А. Вяземского А. И. Тургеневу, датированном 25 апреля 1830 года:
« - Вчера я была у владыки. Между прочим, он передал мне стихи свои – ответ на ваше стихотворение «Дар напрасный, дар случайный…».
Пушкин встрепенулся и живо спросил:
- Вот как? Филарет пишет стихи!.. Это интересно. Покажите.
Елизавета Михайловна достала из секретера листок и благоговейно протянула его Пушкину. Он стал читать:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из тёмных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал…
Глаза заблестели самолюбивой обидой. Так и звучал в ушах учительский, сурово отчитывающий голос… Виделось Пушкину сухое лицо владыки с глазами, как чёрные гвозди, с тонкими, недобрыми губами. Старый лукавец, карьерист. Великосветская дама, а не владыка: ряса, как юбка, в обращении какое-то кокетство, всё время словно роль играет… И тоже – в позе пророка-обличителя, напоминающего о боге!
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум,-
И созиждется тобою
Сердце чисто, светел ум.
Пушкин закатился звонким хохотом.
- Браво!
Вынырнули из глубины и быстро побежали в голове звонкие задорные созвучия, заостряясь в колющую эпиграмму. Глаза блеснули хищно.
- Ну, отвечу же я его высокопреосвященству!
Елизавета Михайловна с болью слушала его смех над тем, что в ней вызывало такой благоговейный восторг. Эти два человека – владыка и поэт – были для неё самыми дорогими людьми в мире…
Елизавета Михайловна ласкающе положила свою пухлую руку на маленькую руку Пушкина.
- Пушкин, я вас прошу – не отвечайте!
Он нервно отдёрнул руку. Елизавета Михайловна прикусила губу. Со скорбью она ощущала, что вызывала в нём трепет почти отвращения физического. И, как всегда при её попытке преступить границу, он озабоченно взглянул на часы, быстро встал и взялся за шляпу.
- Пора ехать!.. Нет, уж я ему отвечу!..
И он вышел, громко смеясь».
Это самая правдивая легенда о Пушкине[9]. Возможно, эта сцена имела место в реальной жизни. В связи с этим бытует мнение, что стихотворение «В часы забав иль праздной скуки…» - всего лишь насмешка, эпиграмма, иронично написанная в форме покаяния. Но вряд ли это так. Эти стихи – всего лишь ответ на филаретово «Не напрасно, не случайно…». В приведённом тексте письма не сказано, что Пушкин изъявил желание написать эпиграмму – это только догадка князя Вяземского и, возможно, Е. М. Хитрово. Ответные стихи необязательно должны высмеять исходное произведение. Даже если Пушкин желал насмеяться над стихотворением Филарета, то вполне мог просто написать ответ, превосходящий послание или сопоставимый с ним по духовной высоте идеи, воплощённой в нём. Наверняка так оно и было, и надо сказать, что Пушкину это удалось.
Рассмотрим несколько фактов из жизни поэта, «подтверждающих» то, что он «афей».
9 апреля 1821 года в Одессе Пушкин, проведя утро с Пестелем, нашёл его «умным человеком во всём смысле этого слова»[10], «одним из самых оригинальных умов» и записал (по-французски) понравившееся изречение собеседника: «Сердцем я материалист, но мой разум этому противится. Наверняка, вышеупомянутая фраза «Ум ищет божества, а сердце не находит…», созданная поэтом, была заимствована у Пестеля и изменена, чтобы отразить собственные мысли:
Ум ищет божества, а сердце не находит…
Эти мысли указывают на убеждения, которые нельзя не назвать атеистскими.
Из Одессы в Михайловское Пушкин был сослан за строки перехваченного письма, где, между прочим, говорилось: «Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный афей, которого я ещё встретил. Он исписал листов тысяча, чтобы доказать, что не может быть существа разумного, творца и правителя, мимоходом уничтожая слабые доказательства существования бессмертия души. Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но к несчастию более всего правдоподобная».
Но самым убедительным доказательством атеистичности Пушкина служит создание им «Гавриилиады»[11], крайне кощунственной по содержанию сточки зрения церкви. Эта, безусловно, атеистская поэма, являющаяся пародией на евангельский «рассказ» о благовещении, на библейское грехопадение Адама и Евы, одновременно представляет собой подражание[12] Вольтеру и Парни, ярким деятелям эпохи Просвещения, славившимся своими материалистскими мыслями и убеждениями. Эта поэма послужила причиной расследования, которое могло привести к самым печальным для Пушкина последствиям. Дело кончилось отречением его от своего творения. Вообще идеи Вольтера и Парни проникли в его голову ещё в отрочестве, когда он с упоением читал их произведения, находящиеся в отцовской библиотеке[13]. Они повлияли на будущее духовное развитие поэта, благоприятствуя развитию у него атеистских взглядов.
Как видно, версия о том, что Пушкин был атеистом, подкреплена доказательствами не хуже, чем версия о том, что он был христианином. Этот вопрос ещё долго, а, может быть, всегда, будет темой интересных дискуссий и споров, ну а мы продолжим наше исследование творчества Пушкина.
Два стихотворения – два Пушкина
«ПРОРОК»
Дата под текстом [14]
Под стихотворением А. С. Пушкина «Пророк» стоит дата «8 сентября» 1826 года. Она играет очень важную роль для определения адресата стихотворения и для понимания его содержания. Дело в том, что не всегда дата под стихотворением обозначает время его создания. В некоторых случаях она ставится, чтобы соотнести содержание стихотворения с тем или иным знаменательным событием, случившимся именно в этот день. Например: 19 октября – день лицейской годовщины, 26 мая – день рождения Пушкина (эта дата стоит под стихотворением «Дар напрасный, дар случайный…»). Такого рода даты несут особую смысловую нагрузку: прочитываемый в их свете поэтический текст обретает дополнительный смысл, как правило, без учёта этой даты, без понимания того, с каким важным событием связывает поэт метафоры и образность помеченного этой датой текста.
Какое же знаменательное для Пушкина событие произошло 8 сентября 1828 года?
В этот день состоялась его встреча с Императором Всея Руси Николаем Павловичем Романовым.
Появление посреди ночи с третьего на четвёртое сентября в Михайловском офицера с предписанием доставить Пушкина в Псков для того, чтобы оттуда отправить его на встречу с императором, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Только что повенчанный на царствование Николай первым делом велит доставить к себе Пушкина… для чего? В голову поэта, естественно, приходили самые мрачные предположения относительно своей дальнейшей участи. Он сжёг свою «Михайловскую тетрадь», в которой были автобиографические записки, черновики каких-то стихов, рукопись некоторых сцен из «Бориса Годунова», быть может, с недостаточно завуалированными намёками на Александра I (впрочем, и в изданном несколькими годами позже варианте пьесы таких намёков более, чем достаточно). В пятом часу утра поэт уезжает. Наконец, в первой половине дня 8 сентября 1828 года поэт предстал перед государем. Вот так он вспоминал свою встречу с царём (слова по-французски переданы А. Г. Хомутовой):
«Всего покрытого грязью меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: «Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?» Я отвечал как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: «Пушкин, принял бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?» - «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю бога!» - «Довольно ты подурачился, - возразил император, - надеюсь, теперь ты будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором». [15]
А вот как высказывался об этой встрече царь Николай (взято из «Записок» князя М. А. Корфа, изданных в 1900 году):
«Я, - говорил государь, - впервые увидел Пушкина после моей коронации, когда его е привезли из заключения ко мне в Москву совсем больного… Что сделали бы вы , если бы 14 декабря были в Петербурге? – спросил я его, между прочим. – Стал бы в ряды мятежников, - отвечал он. На вопрос мой, переменился ли образ его мыслей и даёт ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, он наговорил мне пропасть комплиментов насчёт 14 декабря, но очень долго колебался прямым ответом и только после длинного молчания протянул руку с обещанием – сделаться другим».[16]
Вот так со слов Аркадия Осиповича Россета Я. К. Грот описывает диалог между Пушкиным и царём:
«… император Николай, на аудиенции, данной Пушкину в Москве, спросил его между прочим: «Что же ты теперь пишешь?» - «Почти ничего, ваше величество: цензура очень строга». – «Зачем же ты пишешь такое, чего не пропускает цензура?» - «Цензура не пропускает и самых невинных вещей: она действует крайне нерассудительно». – «Ну, так я сам буду твоим цензором, - сказал государь. – Присылай мне всё, что напишешь».[17]
Вот, собственно, что и произошло 8 сентября 1826 года, когда уставший, невыспавшийся, изнервничавшийся и ухе готовый разделить участь декабристов опальный поэт неожиданно оказался воскрешён и был щедро осыпан милостями нового государя. Поэтому не удивительно, что Пушкин «посвятил» этому событию одно из лучших своих стихотворений.