Смекни!
smekni.com

Вопросы личного характера: мой сталинизм против сталинизма сталина. 55 (стр. 25 из 31)

178

иррациональным. Он не только отказался подписать Гаагскую и Женевскую конвенции, которые обеспечивали помощь Международного Красного Креста пленным, но и воспринимал возвращающихся пленных как предателей. Многие, если не все из них, после войны были отправлены в лагеря. Тысячи были сразу расстреляны по возвращении в Советский Союз. Компетентные источники, такие, как Медведев (211, 467—469), Солженицын (262, I, 237—251), Антонов-Овсеенко (75, 280), Толстой (285) и др., приводят массу свидетельств подобного злодеяния. Сам Сталин недвусмысленно высказал свою точку зрения в интервью иностранному корреспонденту: «...в лагерях Гитлера нет русских пленных, а есть только русские изменники, и мы покончим с ними, когда завершится война» (72. 321; ср.: 285. 34).

Тот факт, что одним из этих пленных был собственный сын Сталина Яков, захваченный в плен в начале войны, делает это заявление особенно значительным с психоаналитической точки зрения. Сталин отказался от предложений немцев обменять сына на таких немецких пленных, как маршал фон Паулюс и племянник Гитлера Лео Раубаль (285, 397). Когда Сталина спросили в интервью о сыне, он ответил: «У меня нет сына Якова» (72, 321). Его стыд за сына, которого он воспринимал как «предателя», был так велик, что он предпочел отречься от него Подобным же. образом он отрекся от русских, захваченных немцами («нет русских пленных»). Совершенно очевидно, что чувства Сталина в отношении солдат шли параллельно его

·

179

чувствам в отношении сына. Глубоко внутри его отношение как к его метафорическим сыновьям , так и к действительному сыну было благодаря отождествлению таким же, как в свое время отношение его жестокого отца к нему самому, когда он был ребенком.

В это время Гитлер бил его, как бил отец. И так же, как он убегал от отца, он убегал от Гитлера. Его войскам не разрешалось отступать, но, когда армия Гитлера подошла достаточно близко к Москве, сам Сталин убежал. В середине октября 1941 года он несколько дней отсутствовал в советской столице (211. 461; 212, 225—226; 301, 553; 47, I, 144). И хотя это был поступок труса, он был очень естествен, очень человечен. Многие москвичи поступили так же (310, 232—242). Но тот факт, что Сталин скрывал этот «большой драл» и продолжал сваливать вину за свое неумелое военное руководство на своих солдат, доказывает, что он не отказался от своего идеализированного образа. Он не собирался позволить Гитлеру отнять у него это точно так же, как он не позволял подобное своему отцу.

Солдаты Сталина со временем выиграли для него эту войну (что не умаляет их собственных заслуг). Они шли в бой со словами «За Родину, за Сталина!» на устах . Особенно отчаянно они сражались за Сталинград. В этой битве, которая послужила поворотным пунктом в войне и тем самым еще больше способствовала расцвету нарциссизма диктатора, погибло 700 000 человек. На глазах Сталина стояли слезы, когда он

К оглавлению

180

принимал из рук Черчилля меч в честь советской победы под Сталинградом (226, 85).

После этого сражения Сталин сделал себя Маршалом Советского Союза. По мере того как его войска агрессивно продвигались на запад, ему все больше и больше нравилось отождествлять себя с ними. Когда они покинули советскую территорию и совершали жестокости в отношении гражданского населения других стран, он был положительно доволен. Например, в ответ на заявления о том, что солдаты Красной Армии убивают женщин и детей в Восточной Пруссии, полководец сказал: «Мы слишком много читаем нотации нашим солдатам; пусть они проявляют инициативу!» (118, 111; ср.: 114, 435—436).

Со временем Сталину присвоили звание Героя Советского Союза и генералиссимуса. Теперь он окончательно отошел от ошеломляющих первых ударов Гитлера. Он вновь стал прежним беспокойным мегаломаньяком. И он оставался таким до конца.

181

Глава 14

ПОДВОДЯ ИТОГИ

Я начал эту книгу с краткого описания внешней стороны личности Сталина: его паранойи, мегаломании, садизма, жажды власти, мстительности и высокоразвитого самоконтроля. По ходу дела в книге описывались и другие черты: ложная скромность, склонность к оскорблению детей, женоненавистничество и т.д. Как выяснилось, в основе всех этих черт лежали некие сложные и во многом подавляемые психологические процессы. Например, существовала неприемлемая для самого носителя бисексуальная наклонность, выражаемая чаще всего в виде паранойи и женоненавистничества. Существовало также острое чувство собственной неполноценности. Сталин справлялся с этим чувством при помощи таких подсознательных защитных механизмов, как проекция, чрезмерная компенсация, отрицание и рационализация, и создал чудовищно раздутый образ самого себя. За садизмом, жаждой власти и мстительностью скрывалось сильное беспокойство в отношении потенциальных агрессоров. С этим беспокойством он справлялся в основном путем отождествления себя с агрессором. Многие исторически последовательные взаимоотношения в жизни Сталина — с русскими как классом, с царскими властями, с Лениным, с Троцким, с Гитлером —

182

в большой степени усилили почти театральную склонность Сталина к отождествлению с агрессором. Особенно трагичным было отождествление с Гитлером. Вместе с параноидальными чистками оно привело к одной из самых жестоких войн в истории России.

Оно также послужило причиной временного психического спада у «человека из стали». Никогда еще, с самых жестоких дней раннего детства, нарциссизм Сталина не страдал так сильно. С тех пор как отец избивал его, никогда еще он не испытывал такой тревоги и беспокойства.

Как мне кажется, основной проблемой Сталина, начиная с детства, была разница в отношениях к нему родителей. Следуя теоретическим выкладкам Хорни, Такер признает, что сильная ненависть Сталина к другим являлась ненавистью к самому себе, в защитных целях направленная вовне (297, 21; 292, 434, 460). Онтогенетически Сталин в первую очередь направлял вовне безжалостную ненависть отца, поскольку Сталин отождествлял себя именно с этим агрессором. Виссарион ненавидел маленького Coco, и поэтому Coco вначале возненавидел себя, а затем остальных. Но мать очень сильно любила, даже боготворила Coco.

Если бы только отец так любил его!

Все, что она делала для него, убеждало его в том, что он не был никчемным или что его нельзя было бы полюбить, напротив, он на самом деле был совершенно замечательным. Такер ясно показывает, что мать Сталина многое сделала для формирования у Сталина идеализиро-

183

ванного самообраза . Но этот образ самого себя не совпадал с ненавистью к самому себе. Совершенно очевиден внутренний конфликт, который привел к жажде власти: «стремление к власти должно пониматься как компенсаторная реакция на низкую оценку личности (особенно когда она соседствует с высокой самооценкой)...* (186, 53, курсив мой. —Д. Р.-Л.).

Проще говоря, мать Сталина обожала его, отец ненавидел. В то время как его мать создавала в маленьком Coco завышенный позитивный самообраз, этот образ подрывался уничижительным отношением отца, чьей любви мальчик так мечтал добиться . В отношении родителей к сыну не было соответствия, ничто не приносило облегчения от этого разительного контраста. Соответственно, став взрослым, Сталин был вынужден жить с двумя эмоциональными крайностями: он боготворил себя ? он ненавидел себя. Первая черта проявилась в поощрении нарциссического культа личности. Со второй он справлялся путем установления террора, направляя ненависть наружу, особенно же на тех, кто напоминал ему о его собственной латентной гомосексуальности. Культ личности и сталинский террор шли в Советском Союзе рука об руку, поскольку вызвавшие их чувства шли рука об руку в психике Иосифа Сталина.

184

С момента окончания работы над предыдущими главами прошло несколько месяцев. Я начал работу над другой книгой. Книга о Сталине теперь кажется очень далекой. Я чувствую, как будто забыл все, что когда-либо знал о Сталине. И в ретроспективе трехлетний период, который я провел с ним, не кажется таким уж долгим.

Но в свое время он казался вечностью. Я находился в совершенно другом мире. Пока строил теории относительно личности этого человека, я очень близко узнал его.

Недавно от моего издателя пришло письмо. Один из читателей, как видно, жалеет, что я так внезапно закончил третью главу, и хочет, чтобы я сказал побольше о моей личной вовлеченности. Другими словами, пожалуйста, еще выписки из дневника.

Честно говоря, я больше не в силах читать именно этот .дневник. Но ночью после получения этого письма мне приснился сон.

Ворота. Конечно, мне не разрешается их открыть. И я перепрыгиваю через них, как всегда

185

делаю, когда хожу наблюдать за птицами. Далее дорога ведет через густой лес. Я пошел по дороге, пока она не вывела меня на поляну, где стоял круглый серый сарай. В нем творились невообразимые вещи. Раздавались крики людей, но мне было все равно. Как обычно, стальной птах вновь проявил свою жестокость. Я сказал ему, что скоро выходит моя книга о Сталине. Он улыбнулся. В глазах его мелькнул огонек. Несмотря на страшные вещи, которые я говорю о нем в этой книге, его привлекала идея получить еще немножечко бессмертия.

Что касается меня, я доволен, что вся эта затея окончена. Больше у меня нет ночных кошмаров, связанных со Сталиным.

186

Примечания к главе 1

1. О Сталине писали также следующие психоаналитики: Быковский (93, 212—241, 282— 290), Принс (232), Фельдман (126), Помпер (230), Фромм (135, 285—288), Раппапорт (239, 258—281). Самой обширной является книга Фельдмана, однако в ней отсутствует какой-либо научный подход, и она изобилует фактическими ошибками. Работе Быковского вредит чрезмерное использование психоаналитического жаргона, в ней имеются исторические неточности и вольное обращение с историческими источниками (см.: 74, 12—13). Помпер и Фромм будут прокомментированы ниже (см. с. 43, 91). В общем, все психоаналитические работы о Сталине достаточно поверхностны по сравнению с глубоким трудом Такера. Раньян (244, 245) называет его работу одной из «растущего числа проницательных и умных психобиографий».