<Люди склонны приписывать острый ум тем, кто «тестирует» знания других, например ведущим телеигры «Кто хочет стать миллионером?».>
То, что социальное давление действительно недооценивается, было доказано и в наводящем на размышления эксперименте, проведенном Ли Россом и его коллегами (Ross et al., 1977). В эксперименте были воссозданы реальные события из жизни самого Росса, произошедшие на его пути от выпускника до профессора. Устный экзамен на докторскую степень завершился для него унизительным провалом, ибо экзаменаторы, блестящие профессора, буквально учинили ему допрос по тем проблемам, в которых специализировались. Спустя полгода доктор Росс сам стал экзаменатором и получил право задавать отнюдь не простые вопросы по темам, которые были его «коньком». Студент Росса, потерпевший неудачу, позднее признался, что чувствовал то же самое, что сам Росс шестью месяцами раньше: он был отчаянии от собственного невежества, а очевидная гениальность экзаменаторов просто потрясла его.
Эксперимент, проведенный Россом при участии Терезы Эмебайл и Джулии Стейнмец, представлял собой инсценировку викторины. Студенты Стэнфордского университета вошли в состав случайных выборок: одни исполняли роли ведущих, другие — участников игры и третьи — зрителей. Исследователи предложили ведущим задавать вопросы потруднее, чтобы продемонстрировать всю свою эрудицию. Каждый из нас, опираясь на свою репутацию, способен сформулировать вопросы вроде следующих: «Где расположен остров Бэйнбридж?», «Как закончила свои дни Мария Стюарт, королева Шотландии?» или «Какой континент, Европа или Африка, имеет более протяженную береговую линию?» Если даже эти, не самые сложные вопросы, заставили вас почувствовать себя не очень образованным человеком, тогда вы в полной мере оцените результаты эксперимента. (Ответы приведены ниже).
[Ответы на вопросы. 1. У Тихоокеанского побережья США, их разделяет залив Пьюджет-Саунд. 2. Она была обезглавлена по приказу королевы Елизаветы. 3. Хотя Африка более чем в два раза превосходит Европу по площади, береговая линия Европы длиннее: она более извилистая и изобилует бухтами и фьордами — географический факт, благодаря которому Европа сыграла важную роль в истории морской торговли.]
Всем известно, что задающий вопросы обладает определенным преимуществом. Однако и участники игры, и зрители (не задававшие вопросов) пришли к неверному выводу: они решили, что участники игры, задававшие вопросы, на самом деле более знающие люди, чем те, кто отвечал на них (рис. 3.3). Результаты исследования, которое было проведено после викторины, показали, что подобные заблуждения вряд ли можно приписать недостаточной социальной компетентности, тем более что умные и социально компетентные люди даже более склонны к ошибке атрибуции (Block & Funder, 1986).
Рис. 3.3. И участники инсценированной викторины, и ее зрители сочли, что выбранный наугад ведущий — более образованный человек, чем участник игры. На самом же деле ведущий всего лишь производил впечатление более знающего человека благодаря той роли, которую исполнял. То, что участники эксперимента проходят мимо этого обстоятельства, иллюстрирует фундаментальную ошибку атрибуции
Как правило, в реальной жизни начинают и контролируют беседы люди, наделенные социальной властью, в результате чего «мелкие сошки» начинают переоценивать их знания и интеллект. Врачи, например, нередко считаются специалистами в разных областях, не имеющих никакого отношения к медицине. Точно так же и студенты часто переоценивают неординарность своих педагогов. (Преподаватели выступают в той же роли, что и ведущие в эксперименте, о котором речь шла выше: они задают вопросы по темам, которые особенно хорошо знают.) Когда же некоторые из этих студентов впоследствии сами становятся педагогами и узнают, что среди их коллег немало вполне заурядных личностей, они, как правило, очень удивляются.
Чтобы проиллюстрировать фундаментальную ошибку атрибуции, большинству из нас не надо далеко ходить: вполне достаточно обратиться к собственному опыту. Твердо решив завести новые знакомства, Бев «приклеивает» на лицо улыбку и, волнуясь, «совершает прыжок в вечеринку». Все остальные чувствуют себя вполне раскованно и, смеясь, разговаривают друг с другом. Пытаясь понять, в чем дело, Бев спрашивает себя: «Почему все чувствуют себя в компаниях так свободно, а я вечно нервничаю и смущаюсь?» В действительности же все остальные тоже нервничают и совершают аналогичную ошибку атрибуции, полагая, что Бев и другие на самом деле такие, какими кажутся со стороны, — уверенные в себе и общительные.
Атрибуции ответственности лежат в основе многих судебных решений (Fincham & Jaspars, 1980). В 1994 г. в течение недели после ареста О. Дж. Симпсона, обвиненного в убийстве бывшей жены и ее возлюбленного, группа исследователей из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA), возглавляемая Сандрой Грэхем, опрашивала жителей Лос-Анджелеса, выбранных из числа тех, кто не сомневался в виновности Симпсона. Респонденты, полагавшие, что он совершил преступление в состоянии аффекта, высказывались за относительно мягкое наказание (Graham, 1997). Те же, кто считал убийство предумышленным, требовали более сурового наказания. Дело Симпсона — пример многих юридических противоречий. Мнение прокурора: «Вы виновны, ибо у вас была возможность поступить иначе». Мнение подсудимого: «Я не виноват. Я стал жертвой ситуации». Или: «В сложившихся обстоятельствах я не сделал ничего дурного».
Почему мы совершаем ошибку атрибуции?
До сих пор мы говорили о необъективном подходе к объяснению поведения других людей, которое проявляется в том, что мы нередко игнорируем мощные ситуационные детерминанты. Однако этого не происходит, когда речь идет об интерпретации нашего собственного поведения. Почему?
Точка зрения и осознание ситуации
Различие между действующим лицом и наблюдателем. По мнению теоретиков атрибуции, мы по-разному воспринимаем собственное поведение и поведение окружающих (Jones & Nisbett, 1971; Jones, 1976). Когда мы сами действуем, нашим вниманием управляет окружающая обстановка. Когда же мы наблюдаем за действиями других людей, в центре нашего внимания оказываются именно они, эти «действующие лица», а ситуация становится относительно невидимой. Проведя аналогию с восприятием «фигура—фон», можно сказать, что совершающий то или иное действие человек — это фигура, выделяющаяся на фоне окружающей его обстановки. Поэтому он и воспринимается как причина всего происходящего. Предположив, что эта теория верна, чего мы должны ожидать, если бы у нас появилась возможность взглянуть на самих себя со стороны? Что произошло бы, если бы мы могли увидеть себя такими, какими видят нас окружающие, и если бы мы могли увидеть мир их глазами? Смогло бы это устранить или «развернуть на 180°» типичную ошибку атрибуции?
Интересно, сможете ли вы предсказать результат талантливого эксперимента, проведенного Майклом Стормзом (Storms, 1973)? Представьте себе, что вы — один из его участников. Вы сидите напротив другого студента, с которым вам предстоит беседовать в течение нескольких минут. Позади вас установлена телекамера, которая «видит» вашего собеседника точно так же, как и вы, а на вас, кроме него, «смотрят» другая телекамера и наблюдатель. Затем вы смотрите видеозапись, сделанную первой телекамерой, и вместе с наблюдателем обсуждаете вопрос о том, что больше повлияло на ваше поведение — ваши личностные качества или ситуация.
Вопрос: кто из вас — испытуемый или наблюдатель — припишет ситуации меньшую роль? По данным Стормза, — наблюдатель (что является еще одним доказательством фундаментальной тенденции атрибуции). Что произойдет, если мы предложим вам и наблюдателю посмотреть видеозапись, сделанную другой камерой, т. е. предложим вам взглянуть на самого себя, а наблюдателю — на то, что видели вы? Произойдет обратное: теперь уже наблюдатель будет говорить, что на ваше поведение больше повлияла ситуация, а вы — что ваши личностные качества. Аналогичный эффект оказывает и припоминание того, что воспринималось с позиции наблюдателя, т. е. «взгляд» на самого себя со стороны (Frank & Gilovich, 1989).
Участники эксперимента просматривали видеозапись, сделанную в полиции во время допроса подозреваемого. Если им демонстрировали то, что зафиксировала камера, снимавшая только подозреваемого в то время, как он давал показания, им казалось, что он делает это добровольно. Если же испытуемым демонстрировали то, что запечатлел оператор, снимавший детектива, им казалось, что признания подозреваемого — скорее результат оказанного на него давления (Lassiter & Irvine, 1986). Большинство видеозаписей признаний подсудимых в зале суда сделаны камерами, направленными именно на подсудимых в момент признания. По мнению Дэниела Ласситера и Кимберли Дадли, если бы подобные записи использовались прокурорами, то, как и следует ожидать, количество обвинительных приговоров достигло бы 100% (Lassiter & Dudley, 1991). Возможно, более объективной была бы видеозапись диалога подозреваемого и следователя.