Для Ньютона характерна вера в значительный ясный смысл Библии, не искаженный переводчиками. В первичном же тексте, особенно в пророчестве Ньютону слышится метафорическая речь самого Бога. Образный язык он переводит на язык географии истории.
Основной идеей библейского труда Ньютона было устранение расхождений между хронологией светской и хронологией Ветхого Завета. Причем за жестокое сопоставление бралась именно Библия. Таким образом, Ньютону нужно было привести в полное соответствие библейскую историю.
Его основной тезис – все народы сильно преувеличивают свою древность и хотят выделиться друг перед другом. «Все нации, прежде чем они начали счет времени, были склонны возвеличить свою древность. Эта склонность видна больше в результате состязания между нациями».
Чтобы подтвердить свою несуществующую древность, считает Ньютон, жрецы пошли даже на то, чтобы пустить в ход миф об Атлантиде. Ньютон отказывался верить в то, что во времена египетского Древнего Мира правило, чуть ли не триста царей. Ньютон поступает с царями просто – находит в этом длинном списке их имена и сходные жизнеописания, считает обоих царей за одного и вычеркивает промежуточных. Так Ньютон сократил сразу чуть не сотню царей и сократил историю древности на несколько тысячелетий. Он пошел и дальше, приняв продолжительность царствования не 33 года, а 18-20 лет. Это сократило историю еще почти вдвое. Для того чтобы египетская история стала ещё короче, он делает смелый шаг, отождествляя египетского царя Сесостриса с Осирисом. Египетское государство начинается с XI века до нашей эры.
Такими приёмами ему удалось жестко совместить библейскую и светскую хронологию и найти связующие их имена и исторические события. Здесь со стороны Ньютона не мало произвола, неточностей и натяжек. Но в то время, когда не знали ценных археологических раскопок, не расшифровали клинописных табличек, его идея выдавалась среди других благодаря его остроумию, а также владению астрономическими, математическими и филологическими методами страсти, которую он вложил в эти изыскания.
И, тем не менее, методические достижения Ньютона в установлении правды весьма существенны: он не использовал астрономические данные, сократил раздутые царствования, сблизил сходные мифы, использовал сходство культов. Он смог снять урожай и с этого бесплодного поля. Теперь, когда основные враги умерли, важные дела сделаны, боли его не мучили, а слава – тепло грела. Ньютон стал гораздо менее раздражительным, угрюмым, напротив, он стал приветливым, словоохотливым, с ним стало интересно беседовать. Исчезла диковатость и постоянная озабоченность юностным самолюбием зрелого возраста. К нему стекались ученики и посетители, которым он оказывал самый радушный прием.
В последние годы жизни за Ньютоном стала замечаться склонность к сентиментальности. Кондуитт вспоминал: «Печальные истории часто вызывали у него слёзы. Его крайне шокировали всяческие акты жестокости к людям или животным. Сострадание к ним было одной из любимых тем его разговоров, так же как и доброты и человечности. Свои нередкие слезы он оправдывал просто: «Зачем ещё Бог снабдил человека слезными железами».
В свои последние годы он много времени проводил с Китти, своей внучатой племянницей, играл с ней в своем кабинете. Китти через полвека вспоминала о Ньютоне как о приветливом старичке, читавшем без очков и любившем детскую компанию. В поисках родного тепла он вновь и вновь возвращался, как говорил Грэнтэм, к местам своего рождения и детства. Говорят, попадая на двор детства, он незаметно садился сбоку и сидел в одиночестве до тех пор, пока его не выгонят. Он не упускал случая посетить свадьбу любого, даже самого дальнего родственника. Там он освобождался от дум, был свободен, приятен. Теперь ньютон мог свободно сосредоточиться на Библии. В конце жизни он смог, наконец, поведать миру о главном откровении Господнем, сошедшем к нему о доселе тайных представлениях, о религии и Христе.
Он редко расставался с Библией. Большинство посещавших его отмечали, что он постоянно заглядывает в неё, читает и отчеркивает написанное желтым старческим ногтём. Обожатель и родственник Джон Кондуитт так описывал его в последние его годы: «В его действиях и внешних выражениях проявляется врожденная скромность и простота. Вся его жизнь была неразрывной к количеству его терпения, добродеяния, щедрости, умеренности, набожности, благочестивости, великодушия и других достоинств, без наличия чего-нибудь противоречивого. Он награжден от рождения очень здоровой и сильной конституцией, был полноват в его последние годы. У него был очень живой проницательный взгляд и любезное выражение лица, прекрасные волосы, белые, как серебро, без признаков лысины. Когда он снимал парик, он приобретал необычайно почтенный вид. До последней болезни у него был прекрасный румянец, хороший цвет лица. Он никогда не пользовался очками, к концу жизни потерял всего один зуб».
Попытка выявить связи юношеских увлечений Ньютона с его научными достижениями предполагает, что ранее мастерское владение Ньютоном механическими приспособлениями и его мастерство в рисовании и проектировании сослужило хорошую службу в его экспериментальном пути в философии и подготовке фундамента для развития его пытливого ума.
Проникновенные исследования метода, глубокие суждения, настойчивость в нахождении решений и доказательства в экспериментах, громадная сила ума в построении размышлений, неустанная привязанность к вычислениям, неповторимый талант не позволили бы ему создания других подобных методов анализа. И все это объединилось в одном человеке, в такой необычной степени, что стало архитектором, воздвигнув в фундаменте опыта, и оно будет стоять столь же вечно, сколь и материальные создания. Механические игрушки, искусство рисования сильно помогло в проведении экспериментов. Те, кто обладает этим талантом, понимают его идею более сильно и более точно, чем другие. Это искусство расширяет их кругознание глубже и дальше. Этот талант помогает выпестовать и ускорить их. Многие философы, тихо сидя в своих студиях и изобретая гипотезы, нуждаются в талантах. Но путь сэра Исаака – это путь использования экспериментов.
Важно ещё одно. Ньютон с детства твёрдо осознал, что знание – необоримая сила, понял, что именно знание дает власть над вещами и людьми. С другой стороны, Ньютон считал, видимо, что знание – цена. Часто он рассматривал его как божественное откровение, даваемое избраннику Божию. Отсюда его ревнивое отношение к знанию, его секреты, шифрованные языки, скрытность. Он хотел бы обладать знаниями один, но ему в целях самоутверждения приходилось время от времени демонстрировать мощь этого знания и тем самым раскрывать его для других.
За открытием Ньютона стояли не только его талант и одержимость. Зная практические потребности техники, торговли и мореплавания, механику Декарта, астрономия Коперника и Кеплера, математическое свободословие и его последователей. Сделать свое открытие Ньютон смог, лишь повернувшись спиной к прошлому и находя подтверждение новым методам не в строгих доказательствах, а в обилии полученных им и подтверждающих этот факт результатов.
Телескоп, конструкция которого была скрыта Ньютоном под шифрованной анаграммой, вызвал громадный интерес и в свое время в одно мгновение возвел Ньютона в число известных и почитаемых людей. И дело заключалось не только и, может быть в самом Ньютоне, сколько совсем в ином: Англия в те времена стремилась демонстрировать всему миру свое величие, в том числе и научное.
Биографы Ньютона до сих пор и, скорее всего, уже никогда не придут к однозначному выводу о том, что же послужило мотивами его творчества. Можно бесконечно долго спорить и гадать, но настоящие причины, по словам Ньютона, как истинного гения, отдать целиком и полностью свою жизнь, останутся великой тайной, точно так же, как много лет назад во время, когда никто не знал причин, по которым молодой Исаак выбежал на улицу. Он совершил свой первый научный эксперимент!
Никто сейчас с уверенностью не скажет, почему молодой Ньютон оставил единственную любовь и тем самым, отказавшись от безоблачного счастья, выбрал тернистый и далеко не светлый путь – поиск научной истины, оказавшийся для него самым большим счастьем!
Некоторые исследователи склонны видеть в числе одних из многих качеств личности Ньютона глубокое одиночество, сопровождающее его всю жизнь. Действительно, именно оторванность от людей, стала следствием его обделённости и несправедливости судьбы – отсюда и глубокая меланхолия, злоба и недоверие к людям, стремление доказать свое превосходство в ранней юности, такое поведение было неосознанным и только впоследствии понятное ему, как решительный отказ от «человеческого счастья».
Однако считать одиночество решающим фактором нельзя, что же было, увы, сложно. Вполне возможно, что даже сам Ньютон до конца не мог понять свой образ жизни. Многое из того, что он сделал, совершенно не имеет мотивов – он делал это потому, что не мог этого не делать.
Ненасытная страсть к науке и новым знаниям вела Ньютона вперед, остановиться он просто не мог, ибо это для него означало смерть. Для его неутомимого существа вечное движение было, пожалуй, самым важным, выбор своей будущей судьбы имел меньшее значение и в некотором даже случаен…
Ньютон был одним из тех немногих людей, кто раз и навсегда знал границу личного счастья и цели в жизни. Последнее для него значило служить идее фундаментальной науки и в какой-то степени обществу, забывая о себе.
У Ньютона была манера не цитировать предшественников, исключая разве, что совсем уж неизбежные случаи. Он позабыл или не захотел упомянуть, например, «Микрографию» Гука, оказавшую громадное влияние на его исследования по цветам в тонких пленках и пластинах. Он не вспомнил и Гримальди, открывшего дифракцию света. То же можно сказать о многих других исследователях. А ведь он тщательнейшим образом изучал оптиков прошлого и многое у них взял. В его библиотеке были все главные труды по оптике. Многие идеи были подсказаны ему чтением.