Итак, на рубеже XIX и XX в. в коллективном самосознании Западного Человека начинает происходить кардинальный сдвиг в пользу толерантного отношения к другим расово-этническим, религиозным и культурно-цивилизационным группам. Одна из причин этого – фаза доминирования гармонических особей. Герои Лондона и Киплинга, Марка Твена и Райдера Хаггарта, Роберта Льюиса Стивенсона, Фенимора Купера и Майн Рида лояльны к туземцам, хотя, нельзя этого не признать, и считают их на ступеньку ниже себя.
К 1900 г. численность этнических представителей Великобритании в Индии не превышала 150 тыс. человек. Такая немногочисленная группа (а среди них были и купцы, и врачи, и учителя, и миссионеры), не могла управлять такой огромной страной, как Индия с ее 565-тью княжествами, индусскими и мусульманскими управляемыми махараджами (набобами) и низамами соответственно. Для управления гигантской территорией нужен соответствующий административный аппарат. Он создается в конце XIX в. и носит название “Индиан Сивил Сервис”, уже к 1914 г. абсолютное его большинство состоит из коренных жителей[22].
Схожая модель действовала и в других колониях. Ряд территорий (Канада, Австралия, Новая Зеландия) из колоний быстро превратились в доминионы и стали государствами Европейской расы, быстро европеизировались такие страны, как Алжир, Кения, и ряд других. Поэтому система административного управления очень сильно варьировалась: от “чисто европейской” до “глубоко смешанной, с абсолютным преобладанием местного населения”. Но в то же время, общая тенденция непрерывного роста удельного веса представителей местного населения в административном аппарате неуклонно сохранялась вплоть до конца колониальной эпохи. Поэтому можно сделать вывод: метрополии не располагали демографической базой для комплектации административного аппарата своих колоний представителями исключительно населения собственно метрополии. Вследствие этого, исходя из логики функционирования административных систем, метрополии были заинтересованы как в абсолютном количественном росте населения своих колоний, так и в улучшении его качественных параметров: здоровья и образования, так как только здоровое и образованное население (не все, а, разумеется, его часть) могла быть использована как демографический ресурс для функционирования административного аппарата[6].
И, наконец, ещё одно очень важное обстоятельство. Собственно, геополитическое. Понимая неизбежность грядущих войн за передел мира и сфер влияния, элиты стран метрополий Европейской расы нуждались в населении колоний как в источнике живой силы для вооруженных сил, демографическом ресурсе для административного аппарата и демографическом ресурсе как источнике рабочей силы для мобилизационных экономик в случае неизбежной в грядущем войны. Очевидно, что подобный демографический ресурс мог быть предоставлен только лишь лояльным (насколько это возможно) населением. Управлять таким населением, опираясь лишь на репрессивные механизмы, – невозможно. Для реализации всего вышеизложенного, исходя из соображений геополитической прагматики, страны-метрополии Европейской расы были вынуждены проводить масштабные мероприятия санитарно-медицинского и культурно-просветительского характера с тем, чтобы, создав лояльные себе элиты в подконтрольных странах, уже через них использовать население этих стран, должным образом подготовленные, в своих геополитических играх[7].
Теперь – о второй причине. Она носит чисто экономический характер. Интенсивно развиваясь и остро нуждаясь в квалифицированной рабочей силе и рынках сбыта собственной продукции, сам мировой капитализм был заинтересован как в абсолютном росте численности населения колоний, так и в качественном изменении его параметров. Мировой капитализм не мог бы столь стремительно развиваться, не имея под собой колониального демографического ресурса. 1925 г. стал переломным для демографической истории Европейской расы. Именно с этого момента начался продолжающийся вплоть до настоящего момента времени ее откат от занятых до этого позиций. С другой стороны, синергетический эффект причин, которые рассматривались выше, вызвал интенсивный демографический рост среди представителей неевропейской расы. Поэтому можна сформулировать главный вывод: глобализация населения, которая резко усилила демографические позиции европейской расы вообще и Западноевропейского суперэтноса, в частности, породила процессы, которые привели в настоящее время к стремительному демографическому росту неевропейского населения. Демографический взрыв в странах третьего мира был подготовлен в течение второй половины XIX и первой половины XX в. Не имей место феномен глобализации населения, наша Планета не переживала бы после Второй Мировой войны демографический взрыв[7].
3. Глобализация населения: с 1945 г. и до наших дней
После второй мировой войны Западноевропейский суперэтнос вступил в состояние пассионарного упадка. Место гармонических особей заняли субпассионарии (по терминологии Льва Гумилёва), то есть циничные профессионалы, относящиеся к любым идеологическим установкам чисто инструментально, за исключением лишь одной: “личные интересы превыше всего”. Таким образом, профессионализм занял место героизма, прагматизм – идеализма и романтизма, рациональный расчет во всех сферах – фанатизма.
Повсеместно в мире отмечают изменения характера европейцев, совершившееся за последние 40–50 лет. Этот феномен получил даже своё собственное название: “угасание воли у европейского населения”, которое проявляется теперь во всех формах – как в готовности обвинять себя, так и выслушивать уничтожающую критику извне; в нежелании работать в целом ряде профессий, в намечающейся неспособности европейцев воевать; “всеобщая размягченность, упадок энергии и упругости, род душевной расхоложенности”[18].
Демография показывает объективную картину сдвига. Европейцы, численно вырвавшиеся вперёд, “возвращаются в строй” и теперь все шесть главных групп человечества – Китай, Индия, страны Европейской расы, Латинская Америка, Исламский мир, Черная Африка – возвращаются примерно к тому же взаимному соотношению, которое существовало до экспансии Запада. Снова относительно малочисленные, западные европейцы ощущают себя “средиземноморским клубом, затерявшимся среди джунглей”.
Резко возрасла толерантость Европейской расы. Белый расизм (после ликвидации режима апартеида в ЮАР) не существует нигде на официальном уровне. Для этого понадобилось всего 37 лет. В 1957 г. в США была ликвидирована расовая сегрегация. А поскольку “нет другого способа выпрямить палку, которую перегнули в одну сторону, чем перегнуть ее в другую сторону, ”то сейчас мы наблюдаем в странах Европейской расы феномен “политической корректности”, который явно снисходителен, например, ко все усиливающемуся черному расизму.
Согласно точке зрения Гумилёва, толерантность есть, помимо всего прочего, побочный результат падения и резкого ослабления резистентной способности (способности к сопротивлению) и означает, что этнос, раса или иная таксономическая единица находится на пути к саморазрушению. Подобную точку зрения можно встретить и у других исследователей (например, у Арнольда Тойнби). Рост толерантности той или иной таксономической группы свидетельствует о том, что логика ее дальнейшего развития уже вышла (или почти вышла) за пределы действия эколого-биологических принципов, характерных для популяций, находящихся на более ранних ступенях своего развития[22].
На каком-то этапе своего развития, демографический таксон (этнос, суперэтнос, раса, религиозно-цивилизационная группа и т.д.) перестают подчиняться эколого-биологической логике. Демографический таксон из популяции биологической превращается в популяцию постбиологическую. Феноменология этого процесса заключается, прежде всего, в известной атомизации общества и в кризисе традиционных (патриархальных) семейных отношений. Индивиды при выборе стратегии жизненного поведения начинают прежде всего руководствоваться своими собственными представлениями о своем индивидуальном успехе, комфорте, счастье и благополучии, а не заботой о своем таксоне (особенно это касается демографического аспекта).
Для постбиологических популяций, а к ним сейчас, без сомнения, можно отнести всю Европейскую расу, и ряд других этносов, перестаёт действовать (в демографическом ключе) такой фундаментальный общесистемный закон, – система, испытывающая внешние воздействия, перестраивается таким образом, чтобы максимальным образом компенсировать результаты этого внешнего воздействия. В терминологии Тойнби это же можно сформулировать несколько иным образом: находящиеся в постбиологической фазе своего развития демографические таксоны перестают на демографические вызовы давать демографические ответы[18].
В биологической стадии своего развития демографический таксон, подчиняясь логике закона неограниченного роста, сохраняет средний уровень рождаемости максимально высоким. Как мы уже говорили, это является своеобразной страховкой на случай войн, эпидемий, стихийных бедствий и других неблагоприятных внешних факторов, которые могут существенно сократить его численность. Однако, подобные механизмы адекватно действовали лишь в среде обитания, достаточно близкой к естественной. Научно-техническая трансформация общества стала изменять среду обитания, при том, что таксон (Европейская раса) все еще находился в биологической фазе. [20]. Именно резкое снижение уровня смертности за счёт целой группы причин (санитарно-гигиеническая и медицинская революция, изменение характера войн и способов их ведения – эти и другие причины были нами обсуждены выше) и создало “демографическую бурю” для Европейской расы. Эти же причины – исключительно благодаря глобализации – породили демографический взрыв после Второй Мировой войны. Благодаря глобализации, демографические группы, находящиеся в стадии расширения, то есть в биологической фазе, получили доступ к медицине и аграрным технологиям (феномен “зеленой революции”).