Смекни!
smekni.com

Проблемы отграничения самоуправства от смежных составов преступлений (стр. 8 из 16)

Статья 330.1 Самовольное присвоение полномочий должностного лица

1.Самовольное присвоение полномочий должностного лица, причинившее существенный вред, -наказывается...

2.То же деяние, совершенное с применением насилия или с угрозой его применения, -наказывается...

При определении объема карательного воздействия предлагается учесть, что в составе самоуправства, представляющего собой, как отмечено выше, присвоение власти, совершенное управомоченным субъектом, законодатель учел извинительный для виновного фактор - наличие реализуемого права. Поскольку такого фактора не будет во вновь вводимой статье 330.1, ее санкция должна быть суровее, чем в ст. 330 УК РФ. Нами предлагается отнести часть первую статьи 330.1 к категории преступлений средней тяжести, а часть вторую - к категории тяжких преступлений.

Субъективную сторону деяния принято определять как всю психическую деятельность, которая сопровождает совершение преступления и в которой интеллектуальные, волевые и эмоциональные процессы протекают в полном единстве и взаимообусловленности[65]. В субъективной стороне выделяется обязательный признак - вина, а также ряд факультативных - мотив, цель и эмоции[66]. Эти признаки органически связаны между собой и взаимозависимы, но, в то же время, представляют собой самостоятельные психологические явления. Указанные понятия заимствованы из психологии, однако в уголовно-правовом смысле они имеют более узкое юридическое толкование, ограниченное рамками уголовной ответственности. Поэтому, с точки зрения конструкции уголовно-правовой нормы, такие основополагающие поведенческие акты, как мотив, цель, эмоции, формально являются факультативными признаками субъективной стороны преступления. Они становятся обязательными лишь тогда, когда в диспозиции статьи Особенной части УК имеется прямое на них указание.

Определение признаков субъективной стороны является важнейшим этапом в квалификации преступного самоуправства. Правильное его осуществление позволит отграничить преступное деяние от непреступного, а также различные преступления между собой.

Содержание субъективной стороны преступления в науке уголовного права является вопросом спорным. Полярные мнения высказываются по поводу соотношения субъективной стороны преступления и вины. П.С. Дагель и Д.П. Котов полагали, что вина представляет собой внутреннюю, субъективную сторону преступления, считая, таким образом, что это тождественные понятия, поскольку интеллектуально-волевая деятельность человека неразрывно связана с мотивационной и эмоциональной деятельностью[67]. В пику данным ученым А.И. Рарог обоснованно утверждал, что включение в вину мотива, цели, эмоций, заведомости и других психологических признаков, круг которых точно не определен, вносит путаницу в решение вопроса о форме вины и лишает эти признаки самостоятельного значения как признаков субъективной стороны, хотя в законе такое значение им нередко придается[68].

Существовали и иные взгляды на предмет спора. Например, Ю.А. Демидов писал, что вина «не может сводиться к какому-либо элементу преступления, хотя бы к умыслу и неосторожности, или к деянию, взятому с его объективной стороны. Она равно выражается как в объективной, так и субъективной стороне преступления»[69]. Порочность последней точки зрения, на наш взгляд, очевидна. УК РФ в главе 5 четко определяет вину как отношение лица к совершаемому деянию, введение же еще одной категории с наименованием «вина» вызовет сложности в их разграничении, при отсутствии какой-либо аргументации практической полезности данного нововведения. По этому поводу А.И. Рарог указывал, что отождествление вины с фактом совершения преступления означает объективирование вины, лишение ее конкретной определенности как юридического признака состава преступления[70].

Вина является необходимым условием уголовной ответственности. Согласно ст. 5 УК РФ, лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Интеллектуальный момент самоуправства заключается в осознании лицом не только характера своих действий, но и их социальной значимости. Виновный полагает, что у него имеется некое действительное[71] законное право. Кроме того, виновный, являющийся членом общества, к определенному возрасту достигает того уровня социализации, который позволяет ему осознавать, что принадлежащие ему права, в соответствии с установленным законом порядком, принудительно реализуются с привлечением государственных органов (суда, службы судебных приставов и т.д.). Однако при этом, в силу определенных причин, виновный реализует свои права внеюрисдикционным способом, то есть, осознавая, что нарушает установленный порядок реализации прав.

Помимо этого, обязательно осознание виновным обстановки совершаемого преступления - выраженной или презюмируемой оспариваемости его действий потерпевшим.

В основном составе самоуправства имеется указание на существенный вред, как последствие самоуправства. Мы полагаем, что в силу того, что у виновного имеется специальная цель - реализация действительного или предполагаемого права, интеллектуальный момент должен быть определен как осознание реальной возможности причинения вреда правоохраняемым интересам — виновный осознает, что в результате реализации права в порядке, противоречащем тому, который установлен законом, потерпевшему может быть причинен существенный вред. Данные последствия выступают в качестве допускаемого результата собственной самоуправной деятельности, так как воля субъекта направлена в этом случае не на причинение вреда, а на достижение другой цели, в связи, с чем можно сделать заключение о том, что по отношению к наступлению существенного вреда у него имелся косвенный умысел[72]. Однако, возможны ситуации, при которых виновный осознает неизбежность наступления названных последствий. В таком случае следует констатировать наличие у него прямого умысла по отношению к ним.

Квалифицированный состав самоуправства определен нами как формальный, поскольку он считается оконченным в момент применения насилия. При этом по отношению к самому факту применения насилия у виновного может быть лишь прямой умысел. В связи с этим, мы полагаем, что в ч. 2 ст. 330 возможна вина только в форме прямого (в том числе альтернативного или неопределенного) умысла. При этом в процессе осуществления реализации права, насилие над потерпевшим является лишь средством его осуществления, в ходе которого виновный сознательно допускает причинение неопределенного по тяжести вреда здоровью[73]. Например, нанося удары потерпевшему, препятствующему самоуправцу в доступе к принадлежащему имуществу, виновный, вполне возможно, и не желает причинить вред здоровью должника (потерпевшего), а стремится лишь к реализации своего действительного или предполагаемого права.

Мотив и эмоции в рассматриваемом составе правового значения не имеют. Необходимо отметить, что исключается наличие в субъективной стороне самоуправства корыстных мотива и цели, стремления к незаконному обогащению или избавлению от трат, поскольку конечный результат, которого хочет достичь виновный, заключается в реализации своего права[74]. При наличии подобных данных правоприменитель должен решить вопрос о квалификации действий виновного по совокупности с преступлениями против собственности.

Однако, несмотря на то, что в исследуемом составе эмоции юридически безразличны для квалификации действий виновного, их учет необходим в тех случаях, когда совершение преступления явилось в определенной степени результатом противоправного поведения самого потерпевшего (например, если на совершение самоуправных действий виновного подтолкнул должник тем, что длительное время не исполнял взятые на себя обязательства). Выяснение эмоциональных обстоятельств, характеризующих психическую деятельность виновного, в значительной степени поможет в подобных случаях назначить справедливое наказание. Как верно указывал И.А. Петин, «без учета эмоционального состояния лица не может быть полной оценки поведения подсудимого»[75]. Эта мотивация, а также эмоциональное состояние лица в момент совершения преступления должны быть в обязательном порядке учтены в качестве смягчающего наказание обстоятельства (п. «з» ч.1 ст. 61 УК РФ).

По нашему мнению, обязательное значение в составе самоуправства, помимо вины, имеет также цель, под которой понимается тот фактический результат, к которому стремится виновный. Совершая акт самоуправства, лицо, в первую очередь, стремится к тому, чтобы нарушенное некогда положение вещей, баланс его прав, были восстановлены (стремится получить долг, изъять принадлежащее ему имущество, ликвидировать препятствия в использовании оного и т.д.).

При отсутствии данной цели следует сказать, что виновный действовал с целью просто навредить потерпевшему, не стремясь при этом получить положительного для себя эффекта. Например, кредитор изымает автомобиль должника не с целью погасить его долг, а чтобы впоследствии уничтожить его, дабы тем самым удовлетворить свое уязвленное самолюбие. При таких обстоятельствах действия виновного не могут расцениваться как самоуправство, а должны квалифицироваться по иным статьям УК РФ.