Смекни!
smekni.com

Экология Москвы. XII в. – начало XX в. (стр. 3 из 7)

В этот же период в Москве возникают нынешние городские промышленные районы — Кунцево, Люблино, Перово и др. В 1913 г. число крупных предприятий приблизилось к 1000.

«Адресная и справочная книга о фабрично-заводских, главных ремесленных и торгово-промышленных предприятиях в Москве» за 1903 г. сообщает статистические данные по 839 фабрикам и заводам, на которых трудились 94 536 рабочих, и это был далеко не полный список. Согласно переписи 31 января 1902 г., из общего числа жителей Москвы с пригородами (1 173 469 человек) 10,3% (120 606 человек) составляли рабочие фабрик и заводов.

В первые десятилетия XX в. население Москвы с пригородами, по сравнению с серединой XIX в., возросло почти в 4 раза и к 1912 г. составило 1,6 млн. человек. Территория города при этом увеличилась вдвое и достигла 17,6 тыс. га. С северо-запада и востока к городу пришли первые железные дороги. Москва превратилась в главный узел железнодорожной сети страны. Вдоль транспортных путей, преимущественно на востоке и юге, вдоль Москвы-реки и Яузы строились промышленные предприятия, создавая полукольцо промышленной зоны города.

За несколько десятилетий тихая, патриархальная Москва превратилась в шумный индустриальный город: по улицам громыхал трамвай, работали железнодорожные вокзалы, дымили заводы и фабрики, облака белого пара стояли над электростанциями, красильни текстильных производств и гальванические участки машиностроительных предприятий отравляли водоемы, литейное производство поставляло груды формовочной земли, нефтепродукты и масла, промывные воды просачивались в землю, загрязняя и умерщвляя ее.

Индустриальное развитие Москвы ухудшало экологическую обстановку в ней, разрушало привычный уклад жизни горожан, тем более, что нередко промышленные предприятия строились прямо среди жилых кварталов, на месте старых усадеб, например известная шелковая фабрика К. Жиро в Хамовниках. Все это, естественно вызывало протест окрестных жителей. Архивы и периодика тех лет содержат немало тому свидетельств. В качестве примера приведем письмо почетного гражданина Д. Ф. Беляева, направленное московскому генерал-губернатору великому князю С. А. Романову.

Его Императорскому Высочеству Господину Московскому Генерал-Губернатору Потомственного Почетного Гражданина Дмитрия Федоровича Беляева: живущего в Москве, Рогожской части, 1-го участка: по Швивой горке, в своем доме.

Прошение

18 января 1903 г.

Я владею домом с землею Рогожской части 1-го участка по Швивой горке под № 526/574. В соседнем с моим домом владении наследников московского купца Алексея Семеновича Кудрявцева находится паровая кондитерская фабрика, на которой имеется несколько паровых труб и одна большая дымовая труба. Фабрика работает беспрерывно, и из многочисленных труб выходят ядовитые пары, которые производят крайне губительное и вредоносное действие на все окружающие предметы и наносят мне в моем владении постоянные и разнообразные убытки. Крыша на здании, примыкающем к забору, смежному с владением Кудрявцевых, вся проржавела и издырявилась настолько, что пришлось целиком заменить ее новою. Несмотря на то, что на остальных зданиях крыша до сих пор совершенно в порядке. Сменив два года тому назад крышу, я выкрасил ее, но вследствие губительного действия паров с фабрики окраска исчезла вскоре в то же лето и крыша вся почернела. Стена каменного здания постоянно подпревает и мокнет: деревянный забор, разделяющий наши владения, настолько подгнил, что упал, и я должен был заменить его новым за свой счет, так как требование мое к Кудрявцевым о постановке нового забора осталось без удовлетворения. Деревья, растущие в моем саду, вблизи забора постоянно чернеют, мокнут и гибнут, часто дерево принимает от действия паров дугообразную форму: каждый год я подсаживаю молодые деревья, но все они погибают. Зимою снег в моем саду и на крышах зданий принимает желтую окраску цвета ржавого железа, [а] впоследствии чернеет. Черный густой дым, выходящий из большой дымовой трубы, отличается едким удушливым запахом и распространяется большими клубами по моему владению, так что летом в доме, где я живу, невозможно открывать окна. Таким образом, пары и дым, выпускаемые с фабрики, помимо значительных и разнообразных материальных убытков, являются весьма вредными в гигиеническом отношении и представляют опасность для здоровья лиц, живущих в моем владении. Неоднократно обращался я как к умершему Алексею Семеновичу Кудрявцеву, так и к его наследникам с просьбами оградить мое владение от вредоносного действия паров и дыма, но все мои просьбы остались тщетными, и единственный исход для меня — обращение к Милостивому Покровительству Вашего Императорского Высочества.

На основании всего изложенного почтительнейше прошу Ваше Императорское Высочество сделать распоряжение о принятии мер к ограждению моего владения и лиц в нем живущих от вредоносного и губительного действия паров и дыма, выпускаемых из труб фабрики наследников Кудрявцева.

О имеющем последовать Милостивом Распоряжении Вашего Императорского Высочества почтительнейше прошу меня уведомить.

Потомственный почетный гражданин

Дмитрий Федорович Беляев

Другой пример имеет непосредственное отношение к развитию электрохимических производств. Одним из двух заводов, где выделяли медь электролитическим методом, был завод И. К. Николаева. Предприятие было основано в 1890 г. в Нижнем Новгороде. История его открытия такова.

Нижегородский 2-й гильдии купец И. К. Николаев в декабре 1889 г. подал в Нижегородское губернское правление просьбу разрешить ему установить паровой котел для отопления здания и «приведения в действие» динамомашины «для гальванопластического осаждения меди». Собственной земли Николаев не имел и арендовал на Владимирской площади дом Семенычева. Устройство завода тормозилось тем, что организованная Городской управой специальная комиссия, не могла дать заключения «о прочности каменной кладки здания». Такое заключение комиссия обещала дать лишь «по наступлению теплого времени».

В целях выяснения, «насколько означенное заведение безопасно для построек соседей» и находящегося вблизи Владимирского храма, в комиссию вошли: младший городской архитектор, «городовой», врач, пристав и архитектор от Городской управы. В конце февраля 1890 г. эта комиссия нашла, что «гальванопластическая мастерская… не может представлять какой-либо опасности» для соседних зданий, так как от них отделяется каменным брандмауером. Комиссия сочла возможным дать разрешение на организацию предприятия; вопрос же о прочности здания все же был отложен до весны. Комиссия постановила, что «помещение для мастерской удовлетворяет предполагаемому назначению», но «для удаления развивающихся при производстве газов» необходимо установить вентиляцию, а в котельной – снять деревянный потолок.

После повторного осмотра здания в мае 1890 г. строительное отделение Городской управы уведомило Нижегородское губернское правление, что на устройство Николаевым в здании Семенычева гальванопластической мастерской «препятствий не встречается». Однако владелец соседнего дома Канатов подал Городской управе протест, в котором писал, что организуемый Николаевым завод опасен в пожарном отношении, и от установленных на заводе машин будет шум, который принесет беспокойство ему и его квартирантам. Комиссия же сообщила, что шум будет «незначительный», и в начале июня 1890 г. Николаеву, наконец, было выдано разрешение на постройку завода.

Однако на этом данная история не закончилась. Категорические протесты со стороны соседей-домовладельцев, старосты Владимирского храма, а затем вмешавшихся в это дело нижегородского и арзамасского епископа продолжались.

В январе 1887 г. соседи-домовладельцы подали в Нижегородское правление коллективное заявление, в котором писали, что завод Николаева, именуемый «Электролитический завод», «получил совершенно другое назначение». На заводе, якобы, начали изготовлять эфирные масла, появились механический цех «с кузнечными и слесарными горнами», чугунно- и меднолитейная мастерские, токарные станки, начали производиться котельные работы.

В прошении о закрытии завода, подписанном 20 лицами, жаловались на копоть, дым, стук, грохот, а в особенности на «нечистоты, заражающие воздух». В связи с этой просьбой для обследования предприятия была назначена комиссия в составе двух техников о Губернского правления, архитектора Городской управы, фабричного инспектора, «городового» врача, брандмейстера и пристава. В феврале 1897 г. комиссия в своем акте записала, что на заводе Николаева изготовляется электролитическая медь и различные сплавы меди и олова. Раньше на заводе изготовляли нитрит. Выделки эфирных масел, производства котельных работ, чугунного литья, механического производства «комиссией не усмотрено». Копоти и дыма, выделяемых цехами завода, по мнению комиссии, было немного. Завод не дает «антигигиенических отбросов», но, наоборот, вещества, употребляемые на заводе, «имеют антисептическое значение».

В январе 1897 г. соседи-домовладельцы просили старосту соседнего с заводом Владимирского храма ходатайствовать перед начальником Нижегородской губ. о закрытии завода. В заявлении указывалось, что на заводе имеются большие запасы нефти и что «завод существует в настоящем его виде без всякого разрешения со стороны начальства».

Поскольку дело было решено в пользу Николаева, просьба о закрытии завода в мае 1897 г. было направлена в Губернское правление. Снова была назначена комиссия, которая осталась при прежнем мнении. Было лишь предложено увеличить высоту дымовых труб. Поскольку соседи-домовладельцы не согласились с постановлением комиссии, Нижегородское губернское правление в марте 1898 г. снова постановило организовать комиссию под председателем губернского инженера в составе: губернского архитектора, младшего архитектора, члена городской управы, городского архитектора, «городового» врача, местного санитарного врача, фабричного инспектора, пристава Макарьевской части, брандмейстера и владельца завода. На этот раз комиссия отметила ряд нарушений и предложила их устранить в течение двух месяцев, «в противном случае дело о закрытии завода передать на решение надлежащего суда».