К тому же правое крыло в коммунистическом движении, особенно после событий 1968 г. в Чехословакии, было разочаровано в демократическом потенциале советской системы и эволюционизировало от идей "социализма с человеческим лицом" к отрицанию социализма как такового. Для советских теоретиков это подтверждало тезис о закономерности трансформации "мелкобуржуазных", псевдосоциалистических партий в контрреволюционные организации. Дифференциация партии социалистов-революционеров на террористическое максималистское и реформистское энесовское крыло иллюстрировала данное положение. К.В. Гусев писал, что события в Венгрии в 1956 г. и в Чехословакии в 1968 г. обусловливают актуальность изучения истории ПСР в советской историографии: "Распаду эсеров способствовала не только их контрреволюционная политика, но и имевшие место попытки сыграть роль "третьей силы". История краха эсеров, таким образом, свидетельствует об обреченности попыток в обстановке обостренной классовой борьбы встать между двумя борющимися классами, так как даже искреннее желание создать "третью силу" в классовой борьбе в условиях капиталистического общества неосуществимо. Либо с буржуазией против пролетариата, либо с рабочим классом против буржуазии - третьего не дано... События 1956 г. в Венгрии, 1968 г. в Чехословакии показали, что и антисоциалистические элементы начинали свое наступление, как и "демократическая контрреволюция" в России, с атак на коммунистические партии, на их руководящую роль... Немного времени понадобилось и антисоциалистическим силам в Чехословакии, чтобы вслед за заявлением о "гуманизации" социализма перейти к травле партийных кадров, созданию вокруг них семиосферы морального террора... История борьбы с попытками реставрации капитализма в СССР и других социалистических странах показывает, что на определенных стадиях развития социалистической революции, когда буржуазия уже не может идти к массам со своими реставраторскими лозунгами, контрреволюция надевает демократическую маску, принимает форму "демократической контрреволюции". Она старается отравить сознание трудящихся реакционными идеями "чистой демократии" и "абсолютной свободы", враждебная сущность которых была раскрыта В.И. Лениным и подтверждена в России историей партии социалистов-революционеров". На международную актуальность изучения "мелкобуржуазного революционаризма" указывал также Н.М. Саушкин: "Ведь опасность рецидивов социал-революционном рабочем движении не миновала. Если представители различных школ мелкобуржуазного утопического социализма прошлого, в том числе эсеры, сошли с исторической арены, то идейные течения, враждебные научному коммунизму, продолжают распространяться, пытаясь оказать ему противодействие. Мелкобуржуазная революционность и поныне служит источником заскоков, головокружительных прыжков через незавершенные этапы борьбы, шараханий в крайности, быстрых переходов от увлечений к унынию, крикливому пустозвонству и огульному охаиванию организованной борьбы за социализм. Псевдореволюционные фразы, фальсификация ленинизма, тактика подталкивания революции - все это признаки мелкобуржуазного революционаризма".
Тенденция перенесения выводов и оценок по истории ПСР на практику современного общественного движения нашла наиболее полное воплощение в докторской диссертации В.Г. Хороса "Идейные течения народнического типа в развивающихся странах. История и типология". Предложив в качестве перевода понятия "народничество" термин "популизм", автор посредством не вполне корректного перевода объявлял популистскую политику онтологическим принципом партии народнического типа. Терроризм рассматривался как одно из ярких проявлений неонароднического популизма.
Вопреки марксистскому постулату, в странах третьего мира ведущей революционной силой выступил не пролетариат, а те слои населения, которые определялись советскими идеологами в качестве мелкобуржуазных. Опыт кубинской революции являлся классическим примером, подтверждающим данную тенденцию. А.Я. Манусевич писал: "Играя на всякого рода предрассудках, иллюзиях, заблуждениях, буржуазия не только сохраняла влияние на значительную часть средних слоев, но и умело превратила их в орудие самой реакционной, самой антинародной политики. Так было в 20-30-е годы в Италии, Германии и ряде других стран, где средние слои в большинстве своем оказались основной опорой фашизма. Но ход мирового революционного процесса убедительно свидетельствует о том, что ни союз средних слоев, их трудового и прогрессивного большинства с антипролетарскими силами, ни крах представляющих эти слои аграристских и других демократических политических партий и организаций вовсе не является исторической закономерностью. Гренада, Никарагуа, Куба свидетельствуют, что средние слои являлись не только союзниками рабочего класса, но и "застрельщиками революции". Часть средних слоев не только в социально-экономическом отношении, но и политически, и организационно все более обособляются от буржуазии. Зачастую идейно-политическая неустойчивость средних слоев, при их возрастающем разочаровании в капитализме, выливается в революционаризм и экстремизм, имеющий внешние черты сходства с эсеровщиной и, как правило, сочетающийся с крайним антикоммунизмом и антисоветизмом, троцкизмом и маоизмом". Перед советскими историками была поставлена задача организации идеологической борьбы за влияние в среде мелкой буржуазии, что нашло воплощение в теме борьбы большевиков и эсеров за крестьянство и иные социальные группы. Данной проблеме посвятили свои исследования А.Ф. Ненахов, А.А. Шишкова, Ж. Маурер, И.С. Горичев, П.И. Климов, П.Н. Абрамов, И.П. Шмыгин, Л.В. Завадская, М.М. Константинов, П.Н. Першин, В.И. Тропин, СП. Трапезников, ДА. Колесниченко, Г.И. Зайчиков и др. Предлагался вывод, содержащий в себе противоречия, что ПСР, будучи мелкобуржуазной партией, интересы мелкой буржуазии не выражала. Кроме того, становилось очевидным, что партия, трактуемая прежде как исключительно террористическая, занималась, помимо организации терактов, массовой работой. В исследованиях, посвященных революции 1905-1907 гг., вооруженным восстаниям данного периода о роли революционных террористических организаций умалчивалось. Хотя имеются все основания считать, что во многих случаях эта роль была ключевой.
Отказ от наиболее категоричных негативных суждений в освещении революционных террористических организаций был тесно связан с тем, что в 1950-1960-е годы с политической арены сошли последние эсеровские группировки за рубежом (последняя нью-йоркская группа эсеров прекратила существование в середине 1960-х).
Примерно с середины 60-х годов большинство авторов стали воспринимать террористические партии - эсеров, максималистов и анархистов - составной частью революционно-демократического лагеря. Их перестали обвинять в предательстве интересов народа, в прислужничестве помещикам и капиталистам всех времен, признали наличие некоего общего основания для совместных временных выступлений марксистов с ними в "буржуазно-демократической революции".
С начала 1960-х годов наблюдаются тенденции переосмысления историографического клише о революционных террористах как "кадетах с бомбой". Так, уже в 1961 г. Б.П. Козьмин подчеркивал, что революционное и либеральное течения в народничестве не сменяли друг друга, а существовали одновременно. Социалисты-революционеры были представлены наследниками революционных, а не либеральных народников. Крупнейшая дискуссия по данной проблеме состоялась в 1966 г. в АН СССР. Главным сторонником прежней трехчленной периодизации выступил А.Ф. Смирнов, приверженцем нового подхода - НА. Троицкий. В монографии К.В. Гусева и ХА. Ерицяна авторы объявляли социалистов-революционеров продолжателями дела "Народной воли", в то время как кадеты и социал-демократы отступили от народовольческой генеральной линии соответственно вправо и влево. Меньшевиков К.В. Гусев считал идейными наследниками "экономизма". "Начался распад "Народной воли". В то время как одна часть народовольцев все больше ориентировалась на гегемонию буржуазии в русской революции и переходила в ряды либеральной буржуазной интеллигенции, другая (впоследствии составившая ядро партии социалистов-революционеров) оставалась на позициях радикальной мелкой буржуазии и колебалась между буржуазией и пролетариатом, наконец, третья часть начала склоняться к марксизму и ориентироваться на развивающийся и растущий класс наемных рабочих - пролетариат". Такая точка зрения стала в конечном счете преобладающей. Однако некоторые авторы, как, например, М.Г. Шестаков, и в более позднее время продолжали отстаивать прежнюю периодизацию и тезис о преемственности эсеров от либеральных народников. К.В. Гармиза и Л.М. Спирин в рецензии на монографию К.В. Гусева подвергли сомнению его утверждение об эволюции большинства народовольцев к либеральному народничеству ™. По мнению Н.А. Троицкого, большинство народовольцев погибло в борьбе с самодержавием, оставшиеся в живых отошли от партийной работы, сохранившие свои убеждения вошли в партию эсеров, и лишь малая часть примкнула к социал-демократам. Согласно С.В. Семячко, чья точка зрения оказалась, правда, менее популярной, большинство левых народников перешли на позиции социал-демократии и меньшинство - к эсерам. Дифференциация народничества на социал-демократическое и эсеровское направление определялась главным образом отношением к террористической деятельности.