К. Хэлл принес полученные от Вудса материалы президенту Ф.Д. Рузвельту. Тут же было решено эту информацию исключительной важности передать в Москву. Заместитель госсекретаря С. Уэллес встретился 20 марта 1941 года с послом СССР в США К.А.Уманским. Посол пообещал передать сказанное в Москву немедленно. Через двадцать дней К.А.Уманский запросил С. Уэллеса, нет ли у него дополнительных деталей, подтверждающее прежнее сообщение.
В немецкой армии находились солдаты, которые дезертировали из армии по разным причинам. Некоторые из них переходили границу СССР и сообщали о готовящемся нападении. Например, 18 июняна участке 15-го стрелкового корпуса появился немецкий перебежчик в чине фельдфебеля. Бежал, так как в пьяном виде ударил офицера и ему грозил расстрел. Фельдфебель сообщил командиру 15-го стрелкового корпуса И.И. Федюнинскому: в 4 часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы. В 11 часов вечера на участке 4-й комендатуры задержан немецкий солдат 22-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии Альфред Лискоф, добровольно перешедший на советскую сторону. А. Лискоф заявил, что 22 июня в 4 часа утра немецкая армия перейдет в наступление. Немецкая артиллерия заняла огневые позиции, а пехота - исходные.
Таким образом, информации было вполне достаточно, чтобы понять, что война неизбежна и принять определенные решения. Какие же решения были приняты?
Прочитав «Майн Кампф» в июле 1939 года, И.В. Сталин только подчеркиванием абзацев о жизненном пространстве на востоке и ограничился. И пошел на улучшение отношений с Германией, подписав торговые соглашения.
Что касается концентрации немецких сил на границе с СССР, то, исходя и доклада Ф.И. Голикова, информацию на 1 июня 1941 года можно расценивать двояко: и как подготовку к нападению, и как подготовку к сдерживающим действиям на случай вмешательства СССР в войну. То есть ситуация на 1 июня была неопределенная, яркой направленности против СССР не имеющая. И И.В. Сталин приказал продолжать наблюдения.
По поводу нарушения советской границы немецкими самолетами правительство СССР подавало протесты, первый из которых был представлен Берлину 28 марта 1941 года. Заместитель советского военного атташе с устным протестом обратился к Герману Герингу. Когда немецкий самолет совершил аварийную посадку близ Ровно, войскам, охраняющим границу, был дан приказ не открывать огонь по германским самолетам, летающим над советской территорией, пока эти полеты не станут слишком частыми. Советские самолеты иногда поднимались в воздух и предлагали немецким самолетам посадку покачиваниями крыльев. Но они этот «жест» игнорировали, преспокойно поворачивали и улетали на свою территорию. Позже, 30 апреля 1941 года была передана жалоба советского правительства германскому руководству. Советское правительство выступило с протестом по поводу восьмидесяти случаев нарушения границы германскими самолетами. Каждое нарушение характеризовалось отдельно, о нем давалась подробная информация. При этом советская сторона не заостряла возникшую ситуацию. Германское правительство даже пообещало начать по поводу нарушения границы СССР расследование, но это так и осталось обещанием. 20 июня 1941 года, НКВД СССР сообщает, что с 10 по 19 июня сего года включительно, пограничными отрядами НКВД зафиксировано 86 случаев нарушения советской границы иностранными самолетами. Последний протест советской стороны был доставлен послом В.Г. Деканозовым в германское министерство иностранных дел 21 июня. Сама дата говорит о неэффективности, запоздалости этого более серьезного протеста, в котором упоминается 180 случаев нарушения границы, начиная с 19 апреля 1941 года.
На земле советские пограничники действовали более решительно, чем летчики в воздухе: многочисленных агентов и диверсантов, засылаемых в Советский Союз Германией, старались останавливать, арестовывать и, при надобности, применять против них оружие. В сообщении НКВД СССР В ЦК ВКП(б) и СНК СССР о нарушениях государственной границы СССР от 12 июня 1941 года пишется, что с 1 января по 10 июня 1941 г., то есть за 5 месяцев и 10 дней, всего было задержано 2080 нарушителей границы со стороны Германии. Количество задержаний нарушителей границы за 1941 год по месяцам составило: в январе - 503, в феврале - 175, в марте - 381, в апреле – 260, в мае – 353 и за 10 дней июня – 108. За пять с половиной месяцев, на границе с Германией, в связи с оказанием вооруженного сопротивления убито 36 и ранено 25 нарушителей границы. Но, несмотря на усилия пограничников, многие диверсанты успешно переходили границу.
Донесения разведки о решении Германии напасть на СССР не приводили к конкретным действиям. В ответ на донесение «Метеора» Ф.И. Голиков приказал узнать: «Кто эти высоко информационные военные круги - уточнить; кому конкретно отдан приказ; потребовать более внятного освещения вопроса; затем приказать проверить». После нового сообщения, в котором говорилось, что "Ариец" подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причем это основано не на слухах, а на специальном приказе А. Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам, от 4 января 1941 года, дело, как видно, было отложено в долгий ящик. Другие отчеты разведки постигла та же участь. А о реакции И.В. Сталина на агентурное сообщение из Берлина от 17 июня 1941 года посланного В.Н. Меркуловым даже говорить смешно. И.В. Сталину, наверное, уже так надоели эти донесения, что он, не стесняясь в выражениях, выразил своё неудовольствие: «Товарищу Меркулову. Может послать ваш "источник" из штаба германской авиации к ….. матери. Это не "источник", а дезинформатор. И. Сталин». Эта пометка, с моей точки зрения, исчерпывающе показывает отношение И.В. Сталина ко всем донесениям разведки.
Неизвестно, было ли прочитано письмо У.Л. Черчилля И.В. Сталиным или нет, но оно было оставлено без ответа. А британскую прессу в советских газетах обвинили в дезинформации и распространении ложных слухов насчет неизбежности войны между СССР и Германией.
С американской информацией поступили так же, как и с посланием «Метеора». Сначала потребовали дополнительной информации и её подтверждения, а потом благополучно отложили в долгий ящик.
В отличие от руководства страны накануне войны некоторые командиры, чувствуя приближение вторжения, либо самолично начинают подготовку к обороне, либо обращаются за разрешением на такие действия к начальству. Первые получили замечание от вышестоящих органов и приказ немедленно прекратить подготовку. Например, маршал Советского Союза И.Х. Баграмян рассказывает, что когда 10 июня войска Киевского военного округа начали занимать предполье незаконченных приграничных укрепленных районов, из Москвы "последовал грозный окрик: "Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал это самочинное распоряжение". А многие просьбы командующих войсками округов разрешить им привести войска в боевую готовность и выдвинуть их ближе к границе, пишет маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский, И.В. Сталиным единолично отвергались.
Но нашлись и такие командующие, которые все-таки настояли на своей просьбе и добились разрешения у вышестоящих начальников, хотя бы на частичное передвижение войск для занятия более удобных позиций в случае нападения. Довольно убедительными кажутся свидетельства И.Х. Баграмяна и Р.Я. Малиновского. Последний рассказывает, что, будучи в то время командиром корпуса, настоял на передислокации своего соединения. 7 июня 1941 г. он выступил из района Кировограда и Первомайска со штабом корпуса и одной стрелковой дивизией в Молдавию, в район Бельцы, куда прибыл 14 июня, за неделю до начала войны.
И.В. Сталин начинает действовать только накануне войны. По его инициативе, накануне войны была завершена переброска на Украину с Северного Кавказа армии под командованием И.С. Конева, а вслед затем из Забайкалья часть сил другой армии. И.В. Сталин также разрешил С.К. Тимошенко издать директиву, в которой западным округам, с 12 по 15 июня предписывалось скрытно начать выводить дивизии, расположенные в глубине, поближе к границе. 16 июня И.В. Сталин подписал постановление «Об ускорении приведения в боевую готовность укрепленных районов». А 19 и 20 июня были изданы ёще два приказа по маскировке аэродромов. Но все эти приготовления должны были быть законченными только к первым числам июля.
Армейские директивы были приняты только тогда, когда показания дезертиров уже нельзя было опровергнуть или проигнорировать, и германские войска выступали к границе. Командующий 5-й армией генерал-майор М.И. Потапов, которому 18 июня были доложены показания перебежчика-фельдфебеля, заявил: "Напрасно бьете тревогу", однако после настояний согласился передвинуть поближе к границе два полка и вызвать с полигонов артиллерийские полки. А когда показания Альфреда Лискофа НКВД Украинского округа передало непосредственно наверх, нарком С.К. Тимошенко, начальник генерального штаба Г.К. Жуков и его заместитель Н.Ф. Ватутин пришли к согласию в том, что следует просить И.В. Сталина о разрешении объявить тревогу. Они прибыли в Кремль. И.В. Сталин спросил: «А что, если немецкие генералы посылают нам дезертира, чтобы спровоцировать конфликт?» Но все-таки, при участии И.В. Сталина, была подготовлена директива об объявлении тревоги следующего содержания: «В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». В ней так же приказывалось замаскировать авиацию и привести её в боевую готовность, привести в боевую готовность всех прочих частей и занять огневые точки на государственной границе. При этом отмечалось, что «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить». В этом приказе отразились все сомнения И.В. Сталина, все его неоправданные расчеты, что вдруг удастся избежать войны. Директиву отправили в 0.30 часов 22 июня 1941 года, да и вдобавок она была зашифрована, и из-за этого она дошла до многих соединений и частей только через 2 – 3 часа, то есть когда уже не оставалось времени, чтобы предпринять какие то действия. А до других соединений она либо вовсе не дошла, или дошла только с началом боевых действий.