Случай был беспрецедентный. Внимание обращают на себя два обстоятельства - особая (решающая, скорее даже) роль в этом событии князя Ярослава и сам факт самостоятельного поставления на кафедру без санкции Кирулария (не говоря уже о совпадении воли патриарха с выбором русских епископов). Что касается участия Ярослава, то оно бесспорно. Во-первых, за это говорит прежняя должность Илариона, священника церкви в загородной княжеской резиденции. Берестовое было любимой резиденцией Ярослава, который, видимо, давно приблизил к себе талантливого священника. Собор прошёл полностью под контролем Ярослава. Собственно, собор был только ширмой для уже давно свершившейся политической воли Ярослава (скорее всего, Иларион руководил русской церковью ещё с 1043 года, времени отъезда Феопемпта в Константинополь). Во-вторых, даже если некоторые епископы-греки и были против самовольства Ярослава, то Иларион был для них, ставленников, скорее всего, ещё Алексея Студита, меньшим злом, нежели человек Кирулария[41]. Сам Кируларий не признал решение собора. Собор отчётливо продемонстрировал полную независимость русской церкви от Константинополя, то, чего так долго добивался Ярослав. Прецедент соборного избрания, а не назначения из Константинополя мог перейти в традицию. Однако после смерти Ярослава в 1054 году его преемники признали верховную власть патриарха, который тут же сместил Илариона, поставив на его место митрополита Ефрема, бывшего придворного византийского императора.
Но как бы то ни было, независимость, пусть временная, была достигнута. Логически события 1051 года были вершиной всех стараний Ярослава Мудрого по укреплению государства и возвышению его на уровень - нет, не соседних государств, но на уровень более высокий, более независимый, более влиятельный. Эта концепция возвышения Руси, зримо воплощённая Ярославом, теоретически отражена отчасти в первом дошедшем до нас письменном памятнике Древней Руси - «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона.
«Слово» представляло собой, кажется, торжественную речь Илариона при вступлении его на митрополичью кафедру, однако написано оно было раньше 1051 года. Ярослав, таким образом, готовил Илариона к вступлению на кафедру. Впрочем, впоследствии оно приобрело более широкое значение в русском обществе. «Слово» было чрезвычайно популярно, переписывалось и дошло до нас в многочисленных списках. Изначально же оно было рассчитано на политическую и мыслящую, образованную элиту русского общества того времени - церковных иерархов, образованных монахов, князя и его семью, его воевод и посадников. Правда, роль князя здесь была, видимо, больше. Князь был не столько слушателем, сколько соавтором произведения, как считают некоторые исследователи. Во всяком случае, многие идеи «Слова» навеяны конкретными политическими реалиями Ярославовой поры и обосновывают конкретные политические притязания князя.
«Слово» уже фактом своего появления является поразительным историческим феноменом. «Слово» - это первый политический текст на Руси, облечённый в религиозную форму. То, что оно появилось именно как письменный текст - следствие той значимой роли, которую Ярослав придавал письменности и образованности вообще, об этом разговор ниже. Сама же религиозная форма, служащая для продвижения политических идей на Руси - несомненная новация. Наряду с возможным влиянием Запада, которое отрицать не следует, «Слово» - продукт чисто русский, результат очередного использования Ярославом христианства и христианских идей для своих политических целей, наивысшее выражение этого политического христианства. С одной стороны, политические манипуляции с верой требовали значительного мужества, с другой - такое отношение Ярослава к христианству было обусловлено определёнными причинами (см. гл. 1).
«Слово» по своему стилю - эмоциональному, глубоко образному - не похоже на западные богословские трактаты. Идеи «Слова» - идеи возвышения Руси. В произведении подчёркивается превосходство Руси над остальными государствами на основе богоизбранности русского народа, осуждается иудаизм как основной противник христианства и представляющий собой не что иное, как упрощённую, адаптированную к определённой исторической эпохе и после появления Христа уже ненужную форму истинного божественного учения. В «Слове» прославляется князь Владимир («благочестивый князь Василий»), Креститель Руси и истинно христианский правитель, и его бабка княгиня Ольга, первая христианка на Руси. Иларион сравнивает их с Константином Великим, первым христианским римским императором, основателем Константинополя и его матерью Еленой, первой христианкой из императорского рода. Кроме прославления представителей правящего княжеского рода («Слово» содержит и многочисленные и неумеренные похвалы в адрес не менее благочестивого, чем его отец князь Василий, князя Георгия,- то есть, Ярослава Владимировича), «Слово» имеет отчётливую анти-византийскую направленность. К вышеперечисленным «византийским» сравнениям можно добавить сравнение Киева с Константинополем - опять противопоставление Византии и Руси, пытавшейся встать на один уровень с Византией и соперничать с ней. Впрочем, кроме этих сравнений, Византия в тексте больше подчёркнуто не упоминается.
«Слово о законе и благодати» - интересное, сложное и многогранное произведение, заложившее многие традиции религиозно-политической литературы в России. Он требует отдельного изучения, что в рамках нашей работы невозможно (да и не ставилось в качестве одной из задач). Основных же его идей вполне достаточно для понимания практического воплощения князем Ярославом концепции возвышения Руси[42].
Из других значимых вех внутриполитической деятельности Ярослава Мудрого следует отметить также его законодательную деятельность. Отчасти об этом уже говорилось (в том месте, где разговор касался «Древнейшей Правды» - изначальной основы первого русского законодательного сборника «Русская Правда»). Первый новгородский законодательный опыт в дальнейшем помог Ярославу. С помощью писаных законодательных актов («Ярославлих грамот») Ярославу, видимо, удавалось регулировать ту или иную сферу отношений в русском государстве, предотвращая конфликты. Мы помним, что «Древнейшая Правда» была навеяна бурными событиями в Новгороде в 1015 году. Остальные грамоты Ярослава, конечно, не были вызваны какими-либо подобными чрезвычайными ситуациями, но они также не носили всеобщего характера и были в основном ситуативными, отражая реалии определённой сферы отношений, а также устраняя возможные конфликтные моменты (скорее всего, именно ради этого - устранения конфликтных моментов - они, эти законодательные акты, и принимались). Грамоты, таким образом, являлись при Ярославе ещё одним из методов управления, управления на этот раз компромиссного, предотвращающего конфликты и регламентирующего отношения в этой управленческой области. Ещё раз следует подчеркнуть - грамоты носили локальный характер, они не были частью какого-либо сознательного целенаправленного большого процесса кодификации права. Так, например, «Покон вирный» регулировал нормы сбора налогов и финансовые отношения княжеских чиновников и общества; «Урок мостникам» (входит, как и «Покон», в состав «Краткой Правды») регулировал вопросы платы городских общин за различные строительные работы[43]; «Устав князя Ярослава о церковных судах» создавался для усиления роли церкви на Руси (он являлся продолжением общей тенденции подобной политики и был создан, видимо, в конце 40-х - начале 50-х годов - в период наибольшей самостоятельности русской церкви)[44].
Все эти установления (за исключением «Устава») первоначально имели отчётливо новгородскую специфику (по-видимому, из-за особых отношений князя и новгородцев), но впоследствии (после 1036 года) постепенно распространились на территорию всей Руси. Это уже можно считать сознательной политической волей Ярослава, считавшего писаную регламентацию определённых общественных или государственных отношений гарантией от возникновения конфликтов, а значит и гарантией стабильности государства. Это ещё не кодификация права (подчеркнём ещё раз - Ярослав не был законодателем), но уже шаг к ней.
Отдельно стоит остановиться на культурной политике князя Ярослава, за которую его и прозвали Мудрым. Здесь его успехи не менее впечатляющи, нежели чем, например, на внешнеполитической арене; если же принимать во внимание всю значимость этого процесса и роль его в русской истории, в русской жизни, вообще - место письменности и образованности в структуре исторического процесса и развития того или иного народа, его государственности, культуры, место среди основ прогресса, то заслуги князя Ярослава будет трудно переоценить. Именно он оказался зачинателем русской образованности, именно он, таким образом, заложил основы будущего культурного потенциала Руси и России.
В 1030 году в Новгороде Ярослав «собрал от старост и от поповых детей 300 - учить книгам»[45]. Тогда же в Новгороде был организован первый на Руси центр по переписке книг. Впоследствии в Киеве при соборе Святой Софии был организован знаменитый «скрипторий Ярослава» - центр книжной мудрости, где переписывали и переводили многие византийские книги, среди которых были и древние латинские источники («История иудейской войны» Иосифа Флавия, «Александрия» Псевдо-Каллисфена), сирийские, армянские, еврейские источники, писали собственные сочинения. Ныне сохранилось несколько замечательнейших по стилю исполнения памятников деятельности киевского скриптория: Реймсское Евангелие (привезённое во Францию Анной Ярославной), Остромирово Евангелие (принадлежавшее новгородскому посаднику Остромиру), «Кодекс Гертруды» (жены сына Ярослава Изяслава, сестры польского короля Казимира I Восстановителя) и другие[46].