Ввиду того факта, что резко отрицательный образ Святополка Окаянного не слишком стыкуется с образом Владимира Святого, крестителя Руси, праведного князя (уже показано, что он далеко не был таковым), то в летописи появляются следующие факты, объясняющие «окаянный» характер Святополка (в рамках христианской морали): «От греховного корени зол плод бывает. Во-первых, потому что была прежде его мать черницей, а во-вторых, залежал её Владимир не по браку, но как прелюбодеец... Был тот от двух отцов - от Ярополка и от Владимира»[3]. Далее говорится, что ввиду этого Владимир всю свою жизнь и не любил Святополка, постоянно подозревая его в кознях, интуитивно чувствуя его греховную сущность. Впоследствии, как мы увидим, эти его догадки, казалось бы, подтвердятся. Но только - казалось. О том, что случилось на самом деле, мы будем рассуждать позже.
Видимо из-за предубеждения летописца против Святополка (сознательного, с точки зрения христианства, или, быть может, кем-либо направляемого в нужное русло) возник миф о изначальной неприязни князя Владимира к пасынку. Во-первых, Владимир не считал Святополка пасынком, но, наоборот, своим родным сыном (об основах такого положения вещей, коренящихся в древнерусских обычаях, уже говорилось). Во-вторых, ни о какой неприязни не может идти и речи. Если она и была, то последующие события не подтверждают этого, во всяком случае - идут вразрез с таким пониманием отношений Владимира и Святополка. Если бы Владимир не любил Святополка и не доверял ему, то он не сделал бы его впоследствии, наряду с остальными своими старшими сыновьями, удельным князем (то есть не отправил бы его, как представителя центральной киевской княжеской власти, в племенной центр той или иной части Киевского государства). Святополку достался Туров, племенной центр дреговичей, кстати, не последний по своему значению город на Руси. Неприязнь (некоторые обстоятельства всё же указывают, что она была) возникла гораздо позже, в последние годы жизни Владимира. В детстве же и ранней юности Владимир никак не выделял Святополка, ни с негативной, ни с положительной стороны. Можно сказать, что он относился к нему так же, как и к остальным сыновьям - одинаково безразлично.
Об отношении же Святополка к Владимиру можно сказать гораздо более определённо и однозначно. Святополк отчима не любил и даже более - ненавидел. Он всю свою жизнь считал себя в первую очередь сыном Ярополка и лишь во вторую - пасынком Владимира. Он рассматривал Владимира как узурпатора власти его отца, человека, незаконно захватившего киевский стол в обход его, Святополка, законных прав на него. Впоследствии мы увидим, что идея восстановления на княжеском престоле законной, «Ярополковой» ветви династии Рюриковичей подвигнет Святополка на решительные действия. То, что власть в Киеве была захвачена им именно как сыном Ярополка, предательски убитого своим братом-узурпатором, а не как старшим сыном умершего Владимира, хотевшего в обход обычаев наследования передать власть своему младшему сыну, Борису, ущемляя права старших (и Святополка в первую очередь), подтверждается следующим археологическим фактом: на найденных во время раскопок в Киеве так называемых «сребрениках» Святополка (монетах, которые он чеканил), изображён не традиционный трезубец (знак княжеской власти князя Владимира), а двузубец, восходящий к роду Ярополка[4].
Святополк, судя по его поступкам, личность чуть более эмоциональная и решительная, нежели Ярослав, воспитывался в тех же условиях, что и Ярослав. Видимо, так же, как и Ярослав, с детских лет он начал испытывать неприязнь к отцу (в детстве он, наверное, ещё не знал всей правды), вызванную пренебрежительным отношением Владимира к себе. Затем, когда он подрос, он узнал страшную правду про своего отца, отчима и обстоятельства своего рождения. Неприязнь переросла в ненависть. Ненависть, заложенная в детстве - наиболее сильная и трудноискоренимая. Нераспознанная, она остаётся в глубинах характера, готовая в любой момент проявиться. Если она не выливается на объект ненависти, она может вылиться на любой другой, связанный с объектом ненависти или нет. Отомстить убийце своего отца при его жизни Святополк не мог (хотя попытки были) - видимо, сказывался крутой нрав Владимира Святославовича и боязнь расправы. О том, во что это вылилось - разговор позднее.
Возвратимся к разговору об отношениях Владимира Святого с сыновьями, что, надеемся, поможет лучше понять его личность и его влияние на одного из них - Ярослава. Следующий после Святополка по старшинству сын Изяслав был первенцем Владимира и Рогнеды, его любимой жены. Однако говорить об особо тёплых отношениях между ним и отцом не приходится. Кажется, Владимир не занимался им, как и остальными сыновьями. Впоследствии его судьба сложилась достаточно несчастливо, причём во многом по вине его матери. Разговор об этом будет в своём месте.
Кроме Изяслава, Рогнеда родила Владимиру ещё троих сыновей - Мстислава, Ярослава и Всеволода. Мстислав, по-видимому, умер ещё во младенчестве. О Всеволоде почти ничего не известно. Кажется (судя по некоторым источникам), он погибнет в 90-е годы Х века в Швеции, поехав свататься к дочери одного из шведских конунгов[5]. У Владимира были ещё сыновья - Святослав, Мстислав-меньшой, Борис, Глеб, Судислав и Позвизд. Известно о них немного, а то, что известно, позволяет их рассматривать как малоинициативные личности (за исключением, пожалуй, Мстислава - того самого Мстислава Тьмутороканского; впрочем, о детских его годах почти ничего не известно). Из них нас будут интересовать двое - святые князья-мученики Борис и Глеб.
К сожалению, восстановить истинный их психологический облик не представляется возможным. В летописных источниках содержатся не психологические портреты (или хотя бы намёк на них), а идеализированные образцы христианской праведности и смирения, которым должен подражать каждый человек в своей жизни, чтобы стать истинным христианином. Реальные личности стали жертвой религиозных (как оказалось впоследствии, отчасти и политических) целей. Впрочем, нас больше интересуют взаимоотношения их отца, князя Владимира, с сыновьями.
Родились Борис и Глеб не ранее 986 года, скорее всего, до Крещения Руси. Наступает 988 год, год Крещения (дата небесспорная, кстати). Трудно сказать, насколько это событие отразилось на характере Владимира Святославовича. Если обращаться к летописным источникам, то мы видим, что в них истинные события опять же заслонены религиозной подоплёкой. Трудно предположить, что великий любитель наслаждений, каким был Владимир I, сразу же оказался от них, восприняв бесповоротно ценности христианской морали. Так или иначе, но летописец утверждает, что Владимир, приветив христианство, воспитывал своих сыновей Бориса и Глеба в христианстве, особо выделяя их среди всех своих остальных детей как наделённых искрой Божьей. Сразу возникает вопрос о том, каким было воспитание двух других, как считается, самых младших детей Владимира, Судислава и Позвизда. Удовлетворительного ответа на этот вопрос нет. Что касается Бориса и Глеба, то предположительная дата их рождения позволяет говорить о получении ими христианского воспитания. Это подтверждают однозначно и их дальнейшие поступки, описанные в «Сказании о Борисе и Глебе» и других письменных источниках (конечно, с поправкой на общий религиозный уклон текстов).
Стареющий Владимир Святой постепенно утрачивает крепкую государственную хватку, свойственную ему в прежние годы, пугавшую многих его противников. Князю хочется спокойной жизни. Где он может обрести её? В семье? Возможно. Вполне вероятно также и некое духовное влияние христианства, в некотором отношении смягчившее самые жёсткие стороны его натуры. Вполне логичное желание жизни в семье, а также христианство сближали престарелого князя с его младшими сыновьями, Борисом и Глебом. Даже если учитывать общую для древнерусских письменных источников тенденцию идеализировать образ Владимира Святого после принятия им христианства, то, тем не менее, можно утверждать, что своих младших детей князь по-настоящему любил, по-отечески, и уделял им больше внимания, нежели другим своим сыновьям в своё время. И летописец неоднократно подчёркивает особую приязнь Владимира к Борису и Глебу. Недаром же, в конце концов, в последние годы своей жизни он приблизил Бориса к себе, желая сделать его своим преемником.
Итак, в целом образ князя Владимира Святославовича Святого предстает перед нами таким: суровый воин и жёсткий правитель, сластолюбец, не думавший о потомстве и не занимавшийся им - в молодости, и заботливый отец, умягчённый христианством - в старости, плохой отец для своих старших сыновей и хороший для младших. Естественно, ни о какой любви со стороны Ярослава Владимировича к такому отцу говорить не приходится. Кстати, как оказалось, сам Ярослав в отношениях со своими сыновьями придерживался во многом этой же схемы - неблизкие отношения со старшими при младших-любимчиках. Это то, что касается усвоения детьми поведения своих родителей.
Раз уж мы заговорили об отношениях Владимира с детьми, то следует упомянуть и то, как развивались отношения Ярослава Владимировича с братьями. В силу разницы в возрасте, неполного родства, некой своей исключительности, отделявшей его от братьев (об этом будет сказано позднее) близких отношений у Ярослава ни с кем из братьев не было. В ту эпоху кровное родство определялось по матери. Однако отношения Ярослава с братьями по матери не сложились, никакого особого клана среди детей Владимира дети Рогнеды не образовали. Мстислав умер ещё младенцем. Всеволод тоже погиб остаточно рано. Изяслав был ещё подростком сослан Владимиром в Полоцк, объявленный его отчиной, в результате чего Ярослав не поддерживал с ним отношений. Единственный, пожалуй, человек из всей многочисленной княжеской семьи, с кем Ярослав на долгие годы сохранил тёплые, нежные отношения - это его сестра Предслава (кроме неё, у Рогнеды, кажется, была ещё одна дочь - Мстислава; видимо, двух дочерей - Марию и, возможно, Феофану подарила Владимиру греческая принцесса Анна). Находясь достаточно длительное время при матери (о причинах этого - позже), Ярослав сдружился с сестрой, неотлучно находившейся при Рогнеде. Предслава была чрезвычайно предана брату. Впоследствии это сослужит ему очень хорошую службу.