К 1855 г. общее число лиц в высоких чинах увеличилось по сравнению с 1845 г. на 50 % (по сравнению с 1850 г. — на 28,6 %), еще больше увеличилось количество высоких должностей (на 57,8 % по сравнению с 1845 и на 20 % по сравнению с 1850 г.). В составе формальной верхушки (напомним, что она образована на основе формальных критериев, т.е. путем включения в нее всех лиц с чином или должностью не менее V класса) оказалось довольно много людей, чин которых было выше должности (30,6 %, т.е. больше, чем в 1845 и 1850 гг., когда их было по 24 и 18 % соответственно). Еще больше выросла неформальная верхушка (в нее мы включаем всех деятелей администрации, чья должность позволяла на деле влиять на принятие управленческих решений) — на 63 % по сравнению с 1845 и на 57,1 % по сравнению с 1850 г. Анализ персонального состава показывает, что при Муравьеве стало более быстрым продвижение в чинах.
В формальной верхушке доля лиц, числившихся по военному или морскому ведомству, выросла к 1855 г. до 28,6 % (в 1850 г. — 18,5 %), выросла и доля людей, чья карьера была связана с армией, с 29,6 до 42,9 %. В неформальной верхушке несколько увеличился процент тех, кто числился в Военном и Морском министерствах (в 1850 г. — 35,7, в 1855 г. — 43,2), а также связанных с армией в прошлом (с 57,1 в 1850 до 59,5 в 1855г).18
Таким образом, к 1855 г. результаты кадровой политики Муравьева стали более заметны.
Содержание впервые введенного в научный оборот Е.А. Кузнецовой дела "По предположениям генерал-губернатора об изменении некоторых прав и преимуществ и о введении новых в отношении лиц, служащих в Восточной Сибири" позволяет по-новому увидеть некоторые аспекты кадровой политики Муравьева. В обращении к министру внутренних дел в августе 1852 г. генерал-губернатор подробно анализировал систему льгот и преимуществ, дававшихся приезжавшим на службу в Сибирь чиновникам. Он пришел к выводу, что Положение 1832 г. главным образом "давало права, лестные только при благородном стремлении к чести, — права на чины, не завлекая средствами материальными, денежными", а к 1842 г. большая часть льгот приобрела материальный характер, к тому же на них потеряли право местные уроженцы и чиновники, занимавшие должности выше VI класса. Муравьев находил сложившуюся таким образом систему неэффективной для достижения главной цели — "иметь в отдаленной Восточной Сибири чиновников вполне полезных и необходимых для службы и поощрятьих на самой службе здесь". Он предлагал: во-первых, распространить все льготы на местных уроженцев, во-вторых, сократить служащим в Сибири преимущества материального характера и облегчить возможности более быстрого продвижения в чинах и получения наград.
Но в предлагавшемся изменении системы льгот и преимуществ была еще одна сторона. Если по существовавшему положению приезжавшие на службу в Сибирь чиновники автоматически, независимо от отношений с начальством, получали определенные права и привилегии (дополнительный оклад, двойные прогоны, прибавка к жалованью и сокращение срока выслуги пенсии), то в результате принятия тех изменений, на которых настаивал Муравьев, значительная часть получаемых чиновниками преимуществ зависела бы от воли начальства. За ними сохранились бы права, на прибавочное жалованье и сокращение срока выслуги пенсии, но их лишили бы двойных прогонов и уменьшили бы подъемные. Вместо этого сокращался срок выслуги для производства в следующий чин и представления к награде, вообще расширялись возможности для награждения чинами и орденами. Таким образом, еще больше расширились бы возможности генерал-губернатора поощрять тех, кого он считал достойными.
Особое покровительство проявлялось не только в чинах и наградах и не только в выборе именно этих людей, чтобы датьим заметные и награждаемые поручения. Практически все любимцы проверялись в деле — прежде всего, на амурских сплавах или других трудных, а иногда и опасных заданиях. Тех, кого Муравьев сознательно готовил на губернаторское или другое видное место, он целеустремленно и последовательно проводил через необходимые ступени, среди которых почти обязательной была должность адъютанта, чиновника или офицера для особых поручений, позволявшая лучше узнать человека,
Муравьев был необыкновенно настойчив в ходатайствах о наградах и чинах для своих подчиненных. Запросы, обычно выходившие за рамки закона и обычая, он объяснял особыми заслугами и обстоятельствами. В возможности получать награды "вне правил", "за особые заслуги" он видел компенсацию трудных условий сибирской службы и способ привлечь на нее честных людей.
Принятая Муравьевым система управления неизбежно порождала многочисленные конфликты, впрочем, весьма характерные для любой российской провинции. Как правило, они возникали в зонах столкновения интересов и совпадения или нарушения компетенции. Прежде всего такие ситуации складывались в связи с делегированием генерал-губернатором части своих полномочий адъютантам и чиновникам особых поручений.
Свою власть в регионе Муравьев считал почти безграничной. Почти все мемуаристы отмечали пристрастность Муравьева, его чрезмерную доверчивость по отношению к одним и столь же чрезмерную подозрительность по отношению к другим, вспыльчивость и склонность к быстрым, порой необдуманным решениям. Конфликты с подчиненными развивались всегда почти, по одному сценарию. Обнаружив серьезное или показавшееся серьезным нарушение дисциплины или невыполнение его личного приказа, генерал впадал в ярость и в приступе гнева обрушивался на виновного с угрозами и упреками, нередко при этом назначая немыслимо суровые наказания (вплоть до смертного приговора). Через некоторое время Муравьев остывал, одумывался и склонялся на просьбы и уговоры жены или М.С. Корсакова смягчить наказание. Подобные расправы настигали не только военных, но и штатских.
Постепенно из муравьсвского окружения уходили или устранялись независимые люди, способные принимать самостоятельные решения и противоречить начальству, и в этом окружении все больше становилось слепых исполнителей. Ушли или были вынуждены покинуть Сибирь Г.И. Невельской и B.C. Завойко, переведен подальше от генерал-губернатора А.О, Стадлер. Все большую силу стала приобретать группа "золотой молодежи", типичными представителями которой были Д.В. Молчанов и Ф.А. Беклемишев.
В нее входили приезжие дворяне, как штатские, так и военные. Характерные для группы привычки и нравы в концентрированном и даже утрированном виде отражали общие отличия приезжих. Неприязненное отношение к "золотой молодежи" нередко переносилось сибиряками на всех приезжих. Перешедшие из столичной гвардии адъютанты генерал-губернатора, молодые самонадеянные чиновники с петербургскими связями держали себя по отношению к местному обществу надменно.
Неизменный интерес к проблемам международных отношений, комплексный подход к решению внешних и внутренних задач, устойчивые внешнеполитические симпатии и антипатии, как и умение трезвой оценкой реальных возможностей России и Восточной Сибири охлаждать собственные романтические и экспансионистские мечты — все это также в полной мере проявилось при решении амурского вопроса.
Как уже говорилось, в 1850-с гг., по-прежнему считая важнейшим вопросом определение нашей границы с Китаем на крайнем Востоке. Муравьев видел при этом основную проблему в отношениях России не с самим Китаем, а с Англией, США и Францией. Неизменная неприязнь к Англии и наполеоновской Франции, признание необходимости союза с США — эти основные внешнеполитические ориентиры были приняты им задолго до начала Крымской войны. Еще в первые сибирские годы Муравьев не раз проявлял враждебность и неприязнь к Англии и англичанам. От двух английских путешественников С. Хилла (Гиля) и Остена он потребовал, чтобы они немедленно покинули Сибирь, запретив им продолжить путешествие по Амуру, так как заподозрил их в шпионаже.
Муравьев 29 ноября 1853 г. направил конфиденциальную записку великому князю Константину Николаевичу, только что возглавившему Морское министерство. В ней формулировались основные задачи по защите берегов и портов на Восточном (Тихом) океане и в Охотском море и высказывалось опасение относительно возможного нападения англичан в устье Амура и на Камчатке. Для предотвращения этой угрозы Муравьев предлагал направить находившуюся на Дальнем Востоке эскадру адмирала Е.В. Путятина в устье Амура и одновременно ипоручить генерал-губернатору Восточной Сибири доставить по Амуру войска для укрепления берегов. Именно эту задачу предусмотрительно решал первый амурский сплав, вместе с которым сначала в устье Амура, а затем и на Камчатку прибыли участники и герои обороны Петропавловска в 1854 г. Еще большую роль в этой обороне сыграл экипаж фрегата "Аврора" из состава путятинской эскадры, прибывший в Петропавловск незадолго до начала военных действий19.
Менее очевидным, но не менее важным условием успешных действий на Амуре было получение Муравьевым в январе 1854 г. инструкции, объявлявшей генерал-губернатора Восточной Сибири высшей инстанцией в сношениях с Китаем по вопросу о границе. Таким образом, Муравьев получил право вступать в сношения с Пекинским Трибуналом непосредственно, минуя Сенат и МИД.
Дальнейшие усилия Муравьева были, тем не менее, направлены не на урегулирование вопроса дипломатическим путем, а на решение его де-факто. Подписание 18 мая 1858 г. российско-китайского Айгунского договора, который определил границу двух государств по Амуру, стало "звездным часом" в жизни Н.Н. Муравьева.