Смекни!
smekni.com

История Российской империи том 3 Михаил Геллер (стр. 26 из 65)

Александр II проявил незаурядное мужество, передав власть в стране русскому дворянину, но армянину по национальности, человеку твердому, но видевшему необходимость реформ. Михаила Лорис-Меликова немедленно назвали «бархатным диктатором», говорили, что он предлагает политику «волчьей пасти и лисьего хвоста». В планы «бархатного диктатора» входило расширение местного самоуправления, смягчение цензурных притеснений печати, завершение крестьянской реформы обязательным выкупом земли, отставка реакционного министра просвещения графа Дмитрия Толстого. Эти планы чрезвычайно напоминали программу, которую излагал в печати Борис Чичерин, называя ее программой «охранительного либерализма». «Сущность «охранительного либерализма», — писал профессор государственного права, — состоит в примирении начала свободы с началами власти и закона. В политической жизни лозунг его: либеральные меры и сильная власть, — либеральные меры, предоставляющие обществу самостоятельную деятельность, обеспечивающие права и личность граждан, охраняющие свободу мысли и совести... сильная власть... внушающая гражданам уверенность, что во главе государства есть твердая рука, на которую можно надеяться, и разумная сила, которая сумеет отстоять общественные интересы против напора анархических стихий и против воплей реакционных партий»70.

Главным в планах Лорис-Меликова был проект очень ограниченного представительства от земского и городского самоуправления при Государственном совете и отчасти в нем. Предлагалось создать Общую комиссию, в которую вошли бы правительственные чиновники и представители земств и городов для рассмотрения проектов реформ. Александр II отказывался дать согласие на конституцию. Граф Лорис-Меликов осторожно подводил императора к мысли о ее необходимости. Подписав утром 1 марта проект указа о создании Обшей комиссии, Александр II сказал сыновьям: «Я дал согласие на это представление, хотя и скрываю от себя, что мы идем по пути к конституции»71. Рассмотрение проекта в Совете министров должно было состояться 4 марта.

1 марта 1881 г. император Александр II был убит. Прощаясь со своей морганатической женой княгиней Екатериной Юрьевской-Долгорукой, которая просила его в этот день не выезжать, Александр II уверял, что с ним ничего не случится, ибо цыганка предсказала ему смерть при седьмом покушении, а пока было только пять.

Первая бомба, брошенная в императора, разорвалась возле кареты: были ранены конвойные черкесы. Александр II вышел, чтобы сказать им несколько утешительных слов. И был смертельно ранен второй бомбой.

Террористы достигли цели — царь, руководивший «революцией сверху», был убит. Убийство царя-Освободителя было победой общих враждебных сил: бюрократии, упорно сопротивлявшейся реформам, и «новых людей», радикальной интеллигенции, мечтавшей о революции, разрушающей «старый мир». Обе стороны, пишет Марк Раев, «не желали, чтобы общество развивалось органически, вследствие роста производства и материального благополучия». Американский историк считает, что «глубокая причина этого несознательного объединения» крылась в страхе перед «великим неизвестным», перед народом.72 Убийство царя не стало сигналом к народному восстанию, как воображали террористы. Оно вызвало ужас в народе, глубоко почитавшем царя-батюшку, и ненависть к «просвещенным» революционерам.

Убийство Александра II сыграло важную роль в воспитании мирового общественного мнения. Через несколько месяцев после убийства Александра II Исполнительный комитет «Народной воли» огласил заявление по поводу убийства американского президента Джеймса Гарфилда. От имени русских революционеров Исполнительный комитет протестовал «против насильственных действий, подобных покушению Гито. В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбе... политическое убийство, как средство борьбы, есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своей задачей... Насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия»73.

В феврале 1882 г. Сергей Кравчинский писал из Европы в Россию: «Нужно наконец помирить Европу с кровавыми мерами русских революционеров, показать, с одной стороны, их неизбежность при русских условиях, с другой — выставить самих террористов такими, каковы они в действительности, т. е. не каннибалами, а людьми гуманными, высоконравственными, питающими глубокое отвращение ко всякому насилию, на которое только правительственные меры их вынуждают».

Казнь организаторов и исполнителей убийства Александра II вызвала сочувствие к террористам на Западе. Процесс двадцати членов Исполнительного комитета «Народной воли» и виднейших деятелей организации вызвал многочисленные протесты. Пятеро обвиняемых были казнены. Самый знаменитый писатель эпохи Виктор Гюго обратился к правительствам и народам мира с «Призывом». Он предупреждал: «Пусть русское правительство поостережется... Ему ничего не угрожает со стороны какой-либо политической силы. Но оно должно опасаться первого встречного, каждого прохожего, любого голоса, требующего милосердия».

Империя идет на восток

...Проходит десять лет (после Крымской войны), и Россия окончательно соединяется в своих исторических судьбах со всем Кавказом и богатейшими, колоссальными странами Средней Азии, утверждается на Дальнем Востоке и на Амуре, становится несравненно сильнее и богаче, чем была при Николае I.

Евгений Тарле. 1944

...Эти мнимые завоевания, эти мнимые насилия были делом самым органическим, самым законным, какое когда-либо совершалось в истории...

Федор Тютчев. 1844

Внешняя политика Александра II оказалась необыкновенно актуальной и популярной в России конца XX в. Причина не нуждается в разъяснениях: ответ дает восторженный гимн любимого сталинского историка Евгения Тарле, которым он закончил свою монографию «Крымская война». В 1944 г. мир видел, как после поражения первых лет войны с Германией приближалась решительная победа. Параллель с Крымской войной казалась очевидной. Русские успехи во второй половине XIX в. видятся через полтора столетия, как залог восстановления сил после позорного поражения. Популярность внешней политики Александра II связана, как это нередко бывает, не с ее подлинным анализом, а с формулой министра иностранных дел Александра Горчакова, пришедшего на смену Нессельроде. Новый министр, излагая программу внешней политики после поражения в Восточной войне, писал: «Говорят, Россия сердится. Нет, Россия не сердится, а сосредотачивается»74. Слово «сосредотачивается» стало любимым выражение русских политических и государственных деятелей в 90-е годы XX в. Оно выражает желание заняться сначала внутренними делами, набрать силы, прежде чем обратиться к внешним делам.

Программа Александра Горчакова, изложенная в циркуляре от 21 августа 1856 г., направленном в российские посольства и миссии при европейских государствах, заимствовала основную мысль «Записки о политических соотношениях России», составленной в феврале 1856 г. бароном Нессельроде. Это было завещание дипломата, который 30 лет возглавлял министерство иностранных дел Российской империи. Поражение в Крымской войне убедило одного их архитекторов Священного союза в «неотлагательной необходимости (для России) заняться своими внутренними делами и развитием своих нравственных и материальных сил. Эта внутренняя работа является первой нуждою страны, и всякая внешняя деятельность, которая могла бы этому препятствовать, должна быть устранена»75.

«Внутренние дела», которыми считал необходимым заняться Нессельроде и которыми занялся Александр II, реализуя программу реформ, не касались положения народов, входящих в империю. Федор Тютчев, говоря о «мнимых завоеваниях», выражал взгляды, господствовавшие в русском образованном обществе. Горькая ирония украинского поэта Тараса Шевченко, писавшего: «От молдаванина до финна на всих языках все мовчить, бо благоденствэ!» — воспринималась как русофобство. Один из наиболее оригинальных русских мыслителей XX в. Георгий Федотов писал в 1947 г. в эмиграции: «Мы не хотели видеть сложной многоплеменности России... Так укоренилось в умах не только либеральной, но отчасти и революционной интеллигенции наивное представление о том, что русское государство, в отличие от всех государств Запада, строилось не насилием, а мирной экспансией, не завоеванием, а колонизацией»76.

В 1858 г. в России насчитывалось 74 млн. жителей. Демографы лили государство на шесть регионов: Европейская Россия, губернии Царства Польского, великого княжества Финляндии, Кавказского края, Сибири, Среднеазиатские области. По сведениям, собранным в 1870 г., в империи жило 70,8% православных, 1,4% раскольников, 0,3% униатов, 0,3% армяно-грегориан, 8,9% католиков, 5,2% протестантов, 3,2% евреев, 8,7% мусульман, 0,7% идолопоклонников. «Племенной состав населения», как выражались демографы, свидетельствовал, что 72,5% населения были русскими, кроме них в империи жило: 6,6% — финнов, 6,3% поляков, 3,9% — литовцев, 3,4% — евреев, 1,9% — татар, 1,5% — башкир, 1,3% — немцев, 1,2% — молдаван, 0,4% — шведов, 0,2% — киргизов, 1,1% — калмыков, 0,06% — греков, столько же болгар, 0,05% — армян, 0,04% — цыган, 0,49% — «прочих народностей». Племенной состав внеевропейских частей империи, указывает автор демографического обзора, «не определен даже приблизительно». Он высказывает предположение, что в Сибири русские составляют примерно 19%, а на Кавказе — 18%77.