Процесс организационного обособления большевиков и меньшевиков начался уже в августе — сентябре 1903 г. и продолжался затем на протяжении всего 1904 и начала 1905 г. Обе фракции издавали «обличительную» литературу, направленную против их недавних товарищей по борьбе, посылали в Россию эмиссаров для завоевания на свою сторону местных комитетов РСДРП. При этом меньшевикам помощью Плеханова удалось укрепиться в редакции «Искры», получить два места в Совете партии и добиться представительства в Амстердамском конгрессе II Интернационала (1904). На их стороне оказались многие крупные деятели международного социалистической движения, включая К. Каутского и Р. Люксембург.
После II съезда РСДРП в межфракционных дискуссиях на первый план закономерно выдвинулись вопросы партийного строительства. Меньшевики считали, что за образец рабочей партии можно взять германскую социал-демократию. РСДРП же, по словам П. Б. Аксельрода является пока пролетарской партией лишь по названию и программе, но отнюдь не по составу своих организаций, где тон задают интеллигенты. Если на Западе, писал Аксельрод, преобладают процессы саморазвития и самовоспитания рабочего класса, то в России особую роль приобретает воздействие на рабочих радикальной интеллигенции, объединенной в организацию профессиональных революционеров. При этом вся социал-демократическая партия превращается в построенную по строго иерархическому принципу пирамиду, на вершине которой стоят партийные «столоначальники», а внизу находятся бесправные рядовые члены, своего рода «винтики» и «колесики», которыми по своему личному усмотрению распоряжается вездесущий руководящий центр.
У меньшевиков и большевиков были и чисто психологические различия, разные типы социального поведения. Для первых были характерны, например, большая осмотрительность и осторожность в действиях, склонность к рефлексии, быстрая смена настроений, недостаток волевого начала, нравственная щепетильность. Вторых же отличали известная прямолинейность взглядов и поступков, нетерпеливость и напористость, большая самоуверенность, тяготение к командным методам руководства, неразборчивость в средствах достижения цели. Разумеется, эти различия нельзя абсолютизировать, но отмеченные выше психологические черты можно достаточно отчетливо проследить на примере рядовых членов обеих фракций РСДРП и особенно их лидеров.
У колыбели и большевизма, и меньшевизма стоял Георгий Валентинович Плеханов, которого недаром называли «отцом русского Марксизма». Если с большевиками его связывали «революционное якобинство», идея гегемонии пролетариата в освободительном Движении, ставка на сильную, централизованную пролетарскую партию, то с меньшевиками роднили неприятие любого революционного авантюризма, скептически-настороженное отношение к стихийной крестьянской революционности и преувеличенные надежды на Оппозиционные потенции либеральной буржуазии. При этом по многим политическим вопросам Плеханов не раз занимал особую позицию, отличавшую его и от большевиков, и от меньшевиков. Этот своеобразный центризм Плеханова закрепил его уникальное место в российском и международном социал-демократическом движении. Он был первоклассным политическим публицистом, блестящим оратором, крупным знатоком истории общественной мысли, философии эстетики.
Постепенно разногласия между меньшевиками и большевиками стали распространяться и на область тактики. В конце 1904 г., когда в России началась упоминавшаяся выше банкетная кампания, «Искра» по инициативе крупнейшего тактика меньшевизма П. Б. Аксельрода (позже с ним солидаризировался и Г. В. Плеханов) предложила своим сторонникам в России поддержать земскую и городскую либерально-демократическую оппозицию путем организации рабочих демонстраций и выступлений социал-демократических ораторов на банкетах. В противовес большевикам, которые признавали лишь один способ воздействия революционеров на либералов — беспощадную, зубодробительную критику, меньшевики искренне стремились навести мосты между участниками освободительного движения.
Таким образом, к 1905 г. меньшевизм подошел как вполне оформившееся политическое течение со своим идейно-организационным центром (редакция «Искры»), собственной газетой, особой фракционной дисциплиной и, по меньшей мере, несколькими тысячами сторонников. Помимо широко известных заграничных вождей, у меньшевиков появились и способные лидеры в самой России: Л. М. Хинчук, В. Н. Крохмаль, П. А. Гарви (Бронштейн), Е. Маевский (В. А. Гутовский), Н. Череванин (Ф. А. Липкин), С. М. Зарецкая, М. Панин (М. С. Макодзюб), С. Сомов (И. М. Пескин), В. Левицкий и С. Ежов (В. Q. и С. О. Цедербаумы) и др. Недаром в начале 1905 г. Ленин вынужден был признать, что «у меньшевиков больше денег, больше литературы, больше транспорта, больше агентов, больше «имен», больше сотрудников».
Окончательную точку в самоопределении меньшевистской фракции поставила состоявшаяся в апреле — мае 1905 г. в Женеве I общерусская конференция партийных работников, проходившая параллельно с организованным большевиками III съездом РСДРП. Правда, в Женеву приехали делегаты лишь от восьми местных комитетов и союзов РСДРП, представлявших в основном Украину и Сибирь, а также от ряда более мелких меньшевистских групп. Однако по своему значению Женевская конференция меньшевиков была равнозначна съезду. На ней были приняты целый пакет тактических резолюций в связи с начавшейся в России революцией, новый организационный устав, предусматривавший значительную демократизацию внутрипартийной жизни, а также избран руководящий центр меньшевиков — Организационная комиссия из пяти видных практиков меньшевистского движения, работавших в России.
Казалось бы, дело шло к окончательному оформлению в России «двух самостоятельных марксистских рабочих партий. Однако под влиянием подъема революции и настроений рядовых социал-демократов из рабочей среды этот процесс пошел как бы вспять: с лета 1905 г. среди большевиков и меньшевиков началось сильнейшее объединительное движение, причем провести совместный съезд, намеченный на декабрь, помешала только мощная волна забастовок и вооруженных восстаний, прокатившаяся в то время по многим районам страны. Тогда же был создан объединенный ЦК РСДРП, в который от меньшевиков вошли В.Н. Крохмаль, А. А. Тарасевич и Н.И. Иорданский, а в апреле 1906 г. на IV съезде РСДРП произошло, наконец, долгожданное, но, как оказалось, в значительной мере формальное объединение основной части российских социал-демократов, включая большевиков, меньшевиков, Бунд, Социал-демократию Польши и Литвы, а также Латышскую социал-демократию. Но и после того большевики и меньшевики продолжали существовать как самостоятельные фракции, или точнее — полупартии, в рамках внешне единой РСДРП. Не случайно уже на самом объединительном съезде прозвучали трезвые, предостерегающие слова П. Б. Аксельрода, который сказал, что сохраняющиеся фракционные разногласия «являются логическим выводом, отражением или выражением принципиального антагонизма между двумя основными тенденциями, борющимися внутри нашей партии, тенденциями, непримиримо враждебными между собой и друг друга исключающими».
7.2 Социальная база и программа
Данные о численности меньшевиков в условиях подполья носят сугубо ориентировочный, приблизительный характер, поскольку до весны 1917 г. в РСДРП даже не было партийных билетов. Информация же, которую можно почерпнуть по этому вопросу из партийной печати, полицейских документов и мемуарной литературы, крайне скудна и противоречива. Тем не менее, взяв за основу материалы мандатской комиссии V съезда РСДРП, можно считать, что весной 1907 г. в России было около 45 тыс. меньшевиков. Главными центрами меньшевизма были Тифлис (до 5 тыс. человек), Петербург (2,8 тыс.), Киев (2 тыс.), Москва, Кутаиси, Юзовка (примерно по 1,5 тыс.), Баку, Екатеринослав, Полтава, Горловка (по 1 тыс.), Ростов-на-Дону (0,7 тыс.).
Показательны и данные о национальном и социальном составе меньшевистских делегатов V съезда РСДРП (около 100 человек!, Среди них было 37% русских, 29% грузин, 23% евреев, 6% украинцев и т. д. (у большевиков русских и евреев было соответственно 78 и 11 %). Таким образом, меньшевики отличались не только значительно большей пестротой национального состава, чем большевики, но и явным преобладанием лиц нерусского происхождения, особенно в руководстве фракции.
По числу рабочих «от станка» меньшевики несколько уступали большевикам (32 и 36%), а по количеству «литераторов», наоборот, немного обгоняли своих соперников (19 и 14%). На долю лиц так называемых интеллигентных «свободных» профессий у меньшевиков приходилось 13%, студентов и торгово-промышленных служащих — по 5% и т. д. Что касается крестьян-земледельцев, то среди меньшевиков был только один такой делегат, а у большевиков — ни одного.
Многие годы одной из аксиом марксистской историографии был тезис о том, что главной опорой меньшевизма в пролетарском движении являлась рабочая аристократия — тончайший привилегированный слой высококвалифицированных, хорошо оплачиваемых и реформистски настроенных рабочих, которые стояли как бы на границе между пролетариатом и мелкой буржуазией. Однако нужно учитывать, что тенденция к формированию рабочей аристократии в России так и осталась к 1917 г. до конца нереализованной, причем верхушка российского пролетариата тянулась не столько к меньшевикам, сколько к монархистам. Тем не менее, очевидно, что меньшевики опирались в рабочей среде в основном на квалифицированных, культурных, политически сознательных пролетариев, не приемлющих большевистского максимализма и экстремизма, но достаточно четко ориентированных на идеалы демократии и социализма и на более цивилизованные (разумеется, по российским меркам) методы борьбы за их достижение.