ЭтасамаяпоздняяразвернутаяхарактеристикаличностиГерцена, становясьврядпрежнихсужденийДостоевскогоонем — «поэтепопреимуществу», «художнике, мыслителе, блестящемписателе» (Д XXI, 9; XXIX1, 113), проясняетихсокровенныйсмысл, связанныйсподчеркнутымздесьсвойством — страстнымдовериемкжизни. Онакорректируеттакжесчитавшуюсяитоговойпристрастнуюполитическуюоценкуеговочерке «Старыелюди» (1873): «эмигрантотрождения», «gentilhomme russe et citoyen du monde [русскийбаринигражданинмира. — франц.]», снимаяироническуюокраскуссодержанияэтихформул, утверждаяпозитивныйсмысллюбвиГерценакЕвропе, связьсбудущимРоссииегообщечеловеческогоидеала. Длянашейжетемыонаважнаикакподтверждениетого, чтовыделенныеввоображениихудожникачертывнутреннегомираВерсилова — любовькжизнииверавгуманистическую «мировуюидею» — связанынепосредственносактуальнымхарактеромраздумийДостоевскоговэтотпериоднадличностьюинаследиемГерцена. Онапоясняетито, почемуприобдумываниифиналароманаавторсразуотвергмелькнувшийбыловариантсамоубийствагероя.
ПытаясьпрояснитьпричинысмертиЛизы, публициствразбираемойглавкеДПставит, посути, тужепроблемуидеалов «отцовидетей»всовременноммире («гдесталодушножить»), какаярешаласьнахудожественномпространстве «Подростка». Нотамперспективавосприятиягуманистическогоидеала «отцов»частьююногопоколенияиубедительностьтакойразвязкизависела, помимопоэтичностисамой «грезы» «отца», — оттворческойсилыитактахудожникаввоссозданиивнутреннегомираюноши — «лица», чуткогокправде, ввыработкесоответственнойформыегоповествования, изобретениипсихологическихподробностейростаеголичности, жаждущейжизни, единенияслюдьми. Встатьежепублициступришлосьирешатьпротивоположнуюзадачуиидтиобратнымпутем: исходяизреальноготрагическогоитога — уходаизжизниюногосущества, ухода, вкотором «всё, — иснаружи, ивнутри, — загадка», «постаратьсякак- нибудьразгадать» ее.
Изокружавшей «сдетства»Лизу «снаружи»атмосферыавторуизвестналишьсутьубеждений «отца» — материализм; осостоянииее «внутри»можносудитьтолькопопустотеиозлобленноститонапредсмертнойзаписки. Публицистипытаетсясоединитьэтиявнонедостаточныефактическиеданныевсвоемотвлеченном, заведомогадательномэтико-психологическомобъяснении, чтобыпревратитьфактвсимвол. Статьяпризванааприорнодоказать, чтоволнасамоубийств, которойонвесьмаозабочен, — результаттойупрощенностивзгляданабытие, котораявходитвмолодыедушивместесматериализмом.
НостоиттолькоДостоевскомуобратитьсякякобыпервоистокамнынешней «прямолинейности», погрузитьсямысльювдуховныймиручителяматериализма, какписатель, чуткийкпсихологическойправде, неможетневыделитьличностныйстерженьэтогомира — светлую, привсемтрагизмедействительности, верувжизнь! ВегопрочувствованныхстрокахоГерценепрорываетсяданьглубокогоуважения, граничащегоспреклонением, передвеличиемдухамыслителя-гуманиста, егоцельностьюи «стремительной»убежденностью. «Немыслимоипредставитьдажесебе, чтоб <...> Герценмогубитьсебя!» «Страстнаявера»всвоиидеалы, одухотворенно-гармоническоемировосприятиевеликогожизнелюбца «былижизньюиисточникоммысли»дляГерцена!
Такиевескиепризнаниясущественноосложняютпервоначальнуюпублицистическуюпосылкустатьи. Значит, источникневыносимойдушевнойопустошенности, «прямолинейности»нематериализмиатеизм, аотсутствиенетолько «страстных»убеждений, ноипорывовкосмыслениюжизни, устремленностикидеалу. Писатель, очевидно, почувствовалпротиворечиеипотомуопустилвокончательной, печатнойредакциивсюнаиболееинтереснуючастьстатьи, посвященнуюГерцену. Значит, самподдалсясоблазнуупрощения, выпрямлениясложностейжизни, чтонетакужредкослучалосьснимвпублицистикеДП. Заметим, чтозапределамипечатноготекстаосталсяипервоначальныйфиналглавки. Оназавершаласьвозвращениемквступительномудиалогус «большимхудожником» (Щедриным) — именнонаэтутему: осоотношениисложностижизненного «факта»ивозможностейеголитературногоосмысления. «Да, правда, чтодействительностьглубжевсякогочеловеческоговоображения, всякойфантазии. Инесмотрянавидимуюпростотуявлений — страшнаязагадка. Неоттоголизагадка, чтовдействительностиничегонекончено, равнокакнельзяприискатьиначала, — всётечетивсёесть, ноничегонеухватишь. Ачтоухватишь, чтоосмыслишь, чтоотметишьсловом — тоужетотчасжесталоложью», — продолжалразмышлятьписатель, вчастностиинаддвумяописаннымитрагическимислучаями (второй — «кроткое»самоубийствошвеис «образомвруках»), неудовлетворенный, видимо, противоречивостьюинеполнотой «приисканных»разгадок.
ЦенностьдвухприведенныхфрагментовпервоначальнойредакцииДПмногогранна. ПервыйбросаетновыйсветнаоднуизпритягательнейшихстороннаследияГерцена — егожизнеутверждающую, одухотворенно-страстнуюгармоничность. Иобатекставместеосвещаютвновомракурсеважнейшиеимпульсыличности, творческогомирасамогоДостоевского. Это «горячаялюбовькжизни»25, кдвижущейся «действительности», где «всётечетивсёесть», жаждауловитьвоображением, «ухватить»творческойфантазиейглубинныйсмыслдвижениявсегоживого. Наконец, неудержимаяустремленностьизоткрытыхим «темныхглубин»и «подполий»сознанияк «царствумыслиисвета», гармонии, кпушкинскому «солнцу», кмировойгуманистическойтрадиции, котораявегоэпоху «хаосаивсеобщегоразложения»исключительноярковоплощаласьв «мыслителе-поэте»Герцене.
10
Путидвиженияхудожественноймысливпроцессеисследованияодногоитогожеидейно-психологическогоиисторическогофеномена — кпримеру, «русскоговысшегокультурноготипа»вроманномобразеВерсиловауДостоевскогоимемуарномпортретеЧаадаевауГерцена — резкоразличны, еслинепротивоположны. Иречьсейчаснетолькообестественныхотличиях, связанныхсоспецификойсамогохудожественно-документальногожанра, где, соднойстороны, доминирующимсредствомтипизациислужитотборподлинныхдеталей, эпизодоводнойреальнойжизниприневозможностиихзаострения, объединения, перекомпоновкивплотьдосозданиянового, вымышленногообразаисюжета. Игде, сдругойстороны, этосамоограничениекомпенсируетсяпрямымприсутствиемавтора, егообобщающей, эмоционально- оценивающеймысливрассказеогерое. Норечьиосвоеобразиидвухтворческихметодоввсамомходеиракурсеосмысленияявления.
Мыпомним, чторазработкаобразаВерсиловаидетвопределенномсмыследедуктивнымпутем: отпрояснениясутиобщегозамысла — актуальногосоотнесенияэпохальных «типов»сознанияв «хаосе» «текущего» — ксложномупроцессуформированияперсонажа, представляющего «высшийкультурныйтип» (причемнемалоечислоотброшенныхвариантовхарактера, речевогообщения, эпизодовсюжета, судьбыгероясвидетельствуетотрудноститворческинащупать «цельныйголос»длястольширокогомыслительногообобщения). Далее, насыщениеобраза «симпатическими»индивидуальнымичерточкамиэмоций, бытовыхотношений, привычекоживляетего. Наконец, «исповедь»сыну, обнажениеглубинбескорыстныхмечтаний, заветныхидеаловгерояпозволяетвыявить «внутреннююправду»личности, «оправдать»еечеловеческуюзначительность, сделатьтемсамымубедительнойвозможностьсвязисдуховнымдвижениемпоследующихпоколений.
ПолитическиакцентируемыйконкретныйисторизмтворческогометодаГерценапротивостоитобобщенно-историческомумировидениюДостоевского, укотороговроманныхбитвахсознаниймасштабносовмещались, наслаивались «голоса»разныхидейныхсистем, течений, периодов. Умемуариста-философареальнаяличность, всвоеобразииеемысли, впсихологической, духовнойпротиворечивости, предстаетживым, неповторимымпроводникомпроходящихчерезеесознаниетоковистории. АличностьЧаадаевазанималастользначительноеместовеготворчественавсехэтапахэволюцииивразныхжанрах, чтопристальныйанализособенностейеевоплощениявнихтребуетотдельногоисследования.
Дажепоказатьнаглядносредства, которымисоздаетсябарельефныйпортрет «угрюмогомыслителя»впосвященномемуразделе I главыХХХБиД (IX, 138—147), непредставляетсявозможнымврамкахданнойстатьи. Отмечулишь, чтодоминантноевструктуреобразасочетаниеконтрастов (вдеталяхвнешности, психологическихсвойств, речевого, поведенческогостиля, непосредственныхотношенийсбарскойсредойконца 30—40-хгодов) осязаемовоплощаетпереломность, рубежностьсамогоисторическогоместаэтойнезауряднойличности. Онапредстаетвразвитии, вцелойсистемедвижущихсясвязейизависимостей — сменяющимсякругомблизкихподуху, своздействиемобщейполитическойатмосферывРоссииинаЗападе, смыслительнымопытомразныхидейныхтеченийсовременности. Неутомимостьстрастногодуховногопоискапобуждает «басманногофилософа»с «суровым»ипечальным «лиризмом»высказыватьназревшие, ноеще «дремлющие»вобщемсознаниипотребностинациональногоразвития. Такимобразом, «отражениеисториивчеловеке», отпечаткиеепричудливыхизвивовидавленийвегохарактере, творчестве, судьберазвертываютсявочеркеоЧаадаевевесьмаубедительно. Этоотмечено, вчастности, Г. Плехановым, писавшим, чтомемуаристдалвБиД «поистинехудожественнуюхарактеристику»Чаадаева26.
ИвсежеГерценбыл, видимо, невполнеудовлетвореночерком, егонезавершенностью27, композиционнойневыделенностьювсоставеглавы, повествующейдалееобобщихэпизодахидейнойборьбызападников (приактивномучастииЧаадаева) со «славянами». В 1864 году, в IV из «Писемкбудущемудругу», авторвозвращаетсякраздумьямоличностиисудьбеЧаадаева, чтобызаключитьегопортретобразнымосмыслением-эпилогом. Наэтомитоговоммемуарномтекстестоитзадержаться. Онначинаетсясразвернутойхудожественно-историческойметафоры, определяющейместоЧаадаеваиМ. Ф. Орловав «процессии»людей, которыевшуме «террора», сопровождавшего «николаевскоевенчаниенацарство», оказались «откуда-тооторванными», «ненужными», чувствовали, «чтотакжитьнельзя, чтовыйтинадобно», ноневиделидороги. «Старшиеизнихбылиуцелевшиедекабристы...» (XVIII, 89). Эти «первыелишниелюди»поразилиюношувначале 30-х — две «античныеколоннынатопкомгрунтемосковскоговеликосветского»кладбища. «Онистоялирядом, напоминаясвоей» «изящнойненужностьючто-торухнувшееся».