ИСТОРИЯ С АКВАПЛАНОМ
Тяжело ворочая колесами, пароход стал отодвигаться от пристани. Толчки поршней и вибрация вала передались ногам сквозь каютную палубу. Мальчик переступил, будто от щекотки. Он держался за спинку стула и смотрел в окно.
Пассажир опять опустился в кресло, достал внутреннего кармана свернутый цветной журнал...
Шаткая дверь от вибрации отошла. Из коридора снова дохнуло разными запахами и больше всего буфетом.
- Можно я открою окно? - тихо сказал мальчик.
Пассажир зашевелился:
- Сделай одолжение. Я сам хотел попросить... - Голос у него был нкий, с прикашливанием.
Квадратное окно совсем не походило на морской иллюминатор. С карна свешивалась куцая занавеска в цветочках. Стекло в деревянной раме дребезжало.
В полуметре от пола под окном тянулась белая труба - видимо, отопление. Мальчик встал на трубу, откинул на раме боковые крючки, потянул вн брезентовую петлю. Перекошенная рама сперва сопротивлялась, потом со стуком опустилась в пазах. Мальчик виновато ойкнул.
Он уперся коленями в узкую подоконную доску, грудью лег на край опущенной рамы и по плечи высунулся окна.
Увешанный спасательными кругами дебаркадер уходил назад. Берег отодвигался. День был теплый, но почти без солнца. Лишь редка желтые проблески вылетали -за мягких серых облаков. Сварливо перекликались чайки.
Мальчик медленно вздохнул - то ли от каких-то переживаний, то ли просто от речного воздуха. Вздыхать было неудобно: рама давила на ребра. Стоять было тоже неловко: острый край подоконной доски резал колени. Но мальчик стоял долго. Влажный воздух шевелил у него волосы, летел через плечи в каюту, качал занавеску, и она щекотала мальчику шею.
Берег сделался выше, и пристань исчезла за мысом.
...Пассажир вдруг сказал:
- Голубчик, если нетрудно, подвинься немного в сторону. Читать будет посветлее.
Мальчик торопливо сдвинулся в окне, прижался плечом к его краю. Так он стоял еще минуту. Затем прыгнул с трубы, потер коленки, подумал и шагнул к стулу. Достал сумки растрепанную пухлую книжку.
Пассажир укрывался за развернутым номером "Огонька". С обложки улыбалась девица в оранжевой каске строителя. Мальчик полувопросительно сказал девице:
- Моя койка, наверно, верхняя...
- M-м?.. Если не возражаешь, - отозвался Пассажир и опустил журнал. - Мне с моими суставами карабкаться как-то не с руки... Вернее, не с ноги.
Мальчик никак не отозвался на шутку. Присел и стал расшнуровывать кеды.
- Но с другой стороны... - Пассажир, кажется, забеспокоился. - Ты не свалишься оттуда?
Мальчик сердито распутывал на шнурке узел.
- Я и в вагоне-то не падал никогда, а там полки в два раза уже...
Он задвинул кеды под стул и по привинченным к стойке ступенькам забрался наверх. Койка была застелена шерстяным одеялом, в головье лежала твердая подушка в синеватой казенной наволочке. Мальчик повозился на одеяле, постукал подушку ребром ладони и притих с книгой.
В каюте стало тихо, только Пассажир редка шелестел журналом. Под палубой ровно вздыхала машина, за окном бурлила под колесами вода, с кормы доносились голоса и негромкий перезвон струн.
Потом занесло в окно комаров - их в этот пасмурный теплый день было много над берегами и водой. Комары тонко запели. Но Пассажир не обращал на них внимания. И лишь когда отошла опять и заскрипела дверь, он отложил журнал. Медленно встал.
Верхняя койка оказалась у Пассажира на уровне груди. Он взглянул на мальчика. Мальчик не читал. Раскрытая книга съехала к самому краю койки, а мальчик спал. Воздух окна шевелил его волосы. Нижняя губа смешно и сердито оттопыривалась, к ней прилипло семя одуванчика, влетевшее вместе с комарами.
Пассажир осторожно шагнул к двери, запер ее, скрипучую, на щеколду и вернулся к мальчику. Тот повозился, хлопнул губами и слнул семечко. Подтянул и обнял коленки (на них все еще краснели рубчики от подоконной доски). На мятых шортах оттопыривался карман, него тополиным листиком выглянул угол новой трехрублевки. Пассажир минцем вдвинул твердую бумажку в карман, прогнал с мальчишкиной ноги двух комаров и оглянулся на окно: не поднять ли раму? Но передумал, снял свою парусиновую куртку и укрыл мальчика от пяток до плеч.
Потом взял книгу. Это было старое, тридцатых годов, дание романа Гюго "Человек, который смеется".
Пассажир полистал, постоял, словно что-то вспоминая. Закрыл книгу и положил поближе к мальчику. Затем он, морщась и постанывая, лег на нижнюю койку. Навзничь. И кажется, заснул.
Сколько прошло времени, трудно сказать. "Кобург" успел приткнуться к пристани Косари, постоять полчаса и двинуться дальше. Пассажир или проспал это событие, или не обратил на него внимания. Когда он открыл глаза, все так же плескалась вода и поскрипывали на проволоке кольца занавески. На потолке змеились длинные живые блики: значит, облака поредели. Блики были неяркие, желтые - видимо, вечерело.
С верхней полки опустилась и закачалась нога в полинялом голубом носке. На пятке была дырка размером с копейку, а к середине ступни прилип расплющенный высохший паук.
- Выспался? - спросил у ноги Пассажир. Нога исчезла, с края свесилась голова с темными нестрижеными прядями.
- Ага... Это вы меня укрыли?
- Естественно... Комары зудят, вот и укрыл.
Мальчик почему-то вздохнул:
- Меня комары не трогают... Хотя если сплю, то, наверно, могут... - Он опустил куртку. - Спасибо.
- Если не трудно, повесь у двери.
- Ага... Спасибо, - снова сказал мальчик и прыгнул вн.
Вернувшись от вешалки, он боком устроился в кресле, перекинул ноги через подлокотник. Поболтал ими.
- Можно посмотреть журнал?
- Да ради Бога...
Мальчик полистал "Огонек", но почти сразу отложил. Поскучнел и стал смотреть в окно.
- Неприятности? - вдруг тихо сказал Пассажир.
Мальчик не удивился. И не оглянулся. Так же тихо спросил:
- Почему вы решили?
Пассажир не то усмехнулся, не то вздохнул. Объяснил:
- Я такую примету знаю с детства: если паука раздавишь, обязательно что-то нехорошее случится. А у тебя паук на носке.
Мальчик быстро подтянул ногу и с минуту сидел в позе вестной итальянской скульптуры. Называется "Мальчик, вытаскивающий занозу". Разглядывал ступню. Взял останки паука за лапку, отнес к окну, дунул.
- Нет, он уже дохлый был, когда я наступил... Это я в чулане веревку искал, разутый, чтобы не топать зря... На живого зачем наступать?
- Но если случайно...
- И случайно не наступлю. Потому что чувствую.
Мальчик вернулся в кресло, забрался с ногами. Встретился с Пассажиром взглядом и поморщился. Взялся за нижнюю губу.
- У тебя что-то болит?
- Не... По-моему, это у вас болит, - нерешительно сказал мальчик. - Только не пойму что. Будто везде...
- А! Ты угадал... - Длинное тело Пассажира болезненно шевельнулось. - Эта штука называется "остеохондроз". Не слыхал?
Мальчик свел брови и качнул головой.
- Между позвонками нарастают хрящи и зажимают нервы. И боль отдает в самые неожиданные места, от пяток до мозжечка... Потому как старость, дорогой мой...
Все так же, со сведенными бровями и держась за губу, мальчик проговорил:
- Если позвоночник, то главная боль в спине... Да?
- Ох... пожалуй...
- Тогда... я, наверно, могу...
- Что? - Пассажир приподнял голову. - Что ты можешь, дружок?
- Ну... полечить, если вы хотите. Я немного умею...
- Неужели?
- Ага... Я так уже делал. С одним человеком. И получалось... Только вам надо вверх спиной лечь.
- Гм, это задача... Впрочем, попробую... А что ты предлагаешь? Массаж? - Пассажир глянул на худые мальчишкины руки в коротких рукавах.
- Да не-е... - Мальчик спустил с кресла ноги. - Я не буду касаться. Или чуть-чуть. Вы не бойтесь...
Пассажир коротко, с прикашливанием засмеялся и стал переворачиваться на живот.
- Уверяю, что не боюсь. Хуже не будет...
Мальчик принес к постели стул. Сел верхом, грудью навалился на спинку. Втянул и закусил губу. Худая спина Пассажира закаменела под синей с белыми полосками рубашкой.
- Вы не напрягайтесь так, - осторожно попросил мальчик. - Не натягивайте... все жилки.
- Ох, ладно... - Спина обмякла, даже подтяжки ослабли.
Мальчик сощурился, протянул руки, ладонями провел вдоль спины. Шепотом сказал:
- Ой-ей...
- Что? - выдохнул в подушку Пассажир.
- Сколько всего у вас... Ну, от которого боль...
- Да? Уже во всем разобрались, уважаемый доктор?
- А вы не дразнитесь, - строго сказал мальчик.
- Ох, вини. Молчу.
- Не, молчать не надо. Лучше про что-нибудь разговаривайте. - Ладони мальчика то замирали, то плавали над синей рубашкой.
- Но я, право, не знаю... Видишь ли, я как-то не имею опыта бесед в... таких ситуациях.
- Значит, сильно болит? - Мальчик говорил с некоторым напряжением. Он грудью сильно налегал на спинку стула.
- Болит? M-м... пожалуй, меньше. Ты не беспокойся, я привык терпеть. В жни всякое бывало...
- На войне?
- И на войне, и после...
- А вы кто? Ну, профессия у вас какая?
- Профессии были разные. Последняя - совсем не романтическая. Ревор в системе "Плодоовощторга"... Но это так, мимикрия.
- Что? - удивился мальчик.
- Маска для души... В душе человек далеко не всегда тот, кто он в жни. Впрочем, тебя это не должно волновать.
- Ну почему же, - уклончиво сказал мальчик. И другим голосом, оживленней, спросил: - А вы до какой пристани плывете?
- Сейчас, этим рейсом? До Якорного поля.
- Даже и не слышал про такую... Это поселок?
- Это заповедник. Там у меня... друг юности.
- А далеко это поле?
- Ну... после Краснодольска.
- У-у... Я раньше сойду, в Жукове. А оттуда - в Черемховск.
- И к кому же ты туда направляешься?
- Домой.
- А та... дама, которая тебя провожала? Родственница?
- Не-е... Знакомая отца. Вернее, его мамы, бабушки моей.
- Понятно...
Мальчик, двигая ладонями, вздохнул: