Вместо того чтобы пригласить друзей на прогулку, они скажут: "Прошвырнемся" или "Двинули, похряем?" Человека, который чем-нибудь поразит их, похвалят: "От дает жни! Силен, бродяга!" Зовя вас в столовую, они предложат: "Аида порубаем щец!" В ответ на разумный товарищеский укор тотчас же последует презрительное: "Ах, рыдаю". А если подобному речетворцу, а вернее, пустобреху сообщат что-нибудь немаловажное, всех касающееся, он немедленно отмахнется: "Мне все это-до лампочки!"
Замечал я, что иногда употребление нарочито грубых, жаргонных словечек вызывается скрытой застенчивостью, которая свойственна ребятам, скромности чурающимся громких слов. И вот тогда, вместо того чтобы сообщить, скажем, о дружной и успешной работе бригады, вам бросят:
"Да, уж вкалывали на всю железку!"
Видно, мнится таким ребятам по простоте душевной, что они ушли от ходовой, казенной формулы и нарочитой суровостью заслонились от чрезмерных похвал. Но большей частью, если вдуматься как следует, всякие эти нарочитые небрежности речи, все эти "вольные словечки" не что иное, как те же шаблоны, от которых мертвеет живая душа слова.
Они порождены или ложным стыдом, заставляющим человека прятать свои искренние чувства, или погоней за мнимой оригинальностью и боязнью показаться банальным, или штампованным острячеством, а чаще всего неумной потугой заявить свою независимость при всех обстоятельствах. Но разве самостоятельное мышление, уверенная свобода человека, с умом и душой делающего свое дело, не терпящего благостно-умильных словес, выражаются подобными словечками, назойливо рядящимися в грубо простецкую форму, а бывает, и в откровенно хулиганские штампы?
Где-то, возможно, при вестных обстоятельствах и в определенной обстановке такие слова были впервые пронесены и к месту, соответствовали, допускаю, какому-то настроению, особым условиям, при которых они звучали даже как меткие и находчивые выражения. Но потом они были подхвачены людьми, у которых собственный запас слов весьма скуден, а желания прослыть остроумным и всему на свете цену знающим - хоть отбавляй! Так и возникает невзыскательны!"!, малоопрятный строй речи, пошлая манера и дурная привычка придавать во что бы то ни стало наплевательский тон разговору о многих серьезных вещах, требующих строгих, скромных слов.
А ведь словесный мусор рано или поздно, если человек вовремя не бавится от него, s конце концов засорит и душу. Хорошо еще, если подобное увлечение жаргоном было преходящим, ну просто временной данью моде. Но ведь постепенно это может стать привычной сущностью человека, постоянным ощущением, что нет для него ничего в мире святого. И тогда уж ему действительно все будет, как выражаются сами любители жаргона, "до лампочки"...
В самом деле, может ли, скажем, человек, искренне полюбивший девушку, даже в своей интимной мужской компании говорить о ней, что она "девуля - класс! На большой с присыпкой! Своя в доску на все сто..."? Право же, не скажет он так, если по-настоящему, искренне и уважительно любит.
Тут я уже заранее слышу упреки в адрес некоторых молодых писателей, которые, мол, пропагандируют в своих проведениях жаргонные словечки. Да, для таких упреков, к сожалению, есть достаточно много поводов. Действительно, в книгах иных молодых, одаренных писателей некоторые персонажи злоупотребляют выражениями, которые я приводил выше. Авторы объясняют это стремлением жненно правдиво нарисовать того или иного героя, передать определенный, живой колорит, часто необходимый для создания атмосферы, в которой живут ображаемые люди.
Но дело тут, конечно, в чувстве меры. И надо помнить, что не всякое лыко, путающееся у нас в обиходном просторечии, должно обязательно лезть в строку. Здесь, разумеется, необходимы художественный такт, точный вкус, взыскательный и умный о Без этого писатель оказывается во власти языкового натуралма, отвратительного, как и всякий другой натуралм в искусстве. Истинный художник умеет передать живую, ершистую, может быть, иной раз и режущую слух речь бранных им персонажей смело, точно, правдиво, не щеголяя чересчур смачными оборотами, но искусно воссоздавая жненность передаваемых интонаций.
Теперь возвратимся опять к тому, о чем мы говорили в начале главы,- к словам и словечкам. Ужасно, когда гулкие, пустопорожние словеса звучат с общественной трибуны, в газете, в воспитательной работе, в пропаганде.
Становится очень обидно за большие, хорошие слова, которым надлежит выражать понятия самые дорогие, самые важные, а подчас и священные для нас. Нельзя швыряться ими как попало! Вспомним-ка, что в прежнее время в семьях верующих и в старой школе ребятам запрещали божиться и вообще, как тогда выражались, употреблять имя божье всуе... Что же, в этом был свой регон, свой смысл! Осуждались бокгба, злоупотребление всякгши словесными формами, приуготовленными для мслигвы и торжественных случаев. Тем самым оберегался священный для религиозно настроенных людей смысл высокого, "божественного" слова.
У нас, у советских людей, давно уже выработались свои собственные и притом весьгла высокие представления обо всем, что является сутью и смыслом нашей жни. Она заполнена дружным всенародным трудом и уверенно устремлена в будущее. А будущее это, как мы непоколебимо убеждены, станет коммунистическим, то есть отвечающим самым лучшим, самым заветным помыслам человечества.
Было время, когда нам приходилось впервые на весь мир, перешибая злобный вой к крик наших недругов, на каждом шагу и во всеуслышание заявлять о своих идеалах. Как писал Маяковский, требовалось переорать и вьюги, и пушки, и ругань. Октябрьская революция придала этим идеалам глубокую реальность и открыла впервые в истории путь к тому, чтобы они восторжествовали, стали бы новой, прекрасной формой существования миллионов людей. И нет ничего удивительного в том, что в народный язык, в повседневную речь, в домашний обиход и уличный говор запросто вошли высокие, прекрасные слова о революции, о свободе, о труде, о творческом энтузиазме масс. Эти полные вдохновляющего смысла, веские и звучные слова насытили и поэзию нашу. Они поныне остались дорогими для нас, и мы проносим их с гордостью и уважением, когда речь идет о делах значительных, о явлениях важных, волнующих, требующих веских и звучных формулировок. И не вина таких слов и понятий в том, что их слишком часто и совсем не к месту проносят кое-какие записные ораторы...
Иногда такие ораторы очень любят шумно распространяться, например, на тему о подвиге, не вникая, по существу, в смысл этого гордого и требовательного понятия.
Выполнит, скажем, завод план проводства, то есть сделают честные люди то, что им полагается сделать за установленный срок,- вместо того чтобы сердечно поздравить хорошо, добросовестно выполнивших свой прямой долг тружеников, бюрократ-говорун называет их всех чуть ли не героями-подвижниками, кричит, что совершен подвиг.
Школьник увидел, что прохожий обронил кошелек с деньгами, поднял его и вернул владельцу - умиленный любитель неумеренно громких словес опять вопит о подвиге, вместо того чтобы простыми, человеческими словами сказать, что мальчик поступил, как должен был поступить всякий честный, порядочный, имеющий совесть школьник, не желающий вырасти ворюгой.
Нельзя, нельзя так снижать представление о подвиге!
Истинный подвиг-это не рядовое, обычное, повседневное выполнение того, что тебе полагается делать. Это нечто более славное и волнующее, чем нормальное следование простейшим и элементарным правилам, которые обязан выполнять каждый сознательный человек. Подвиг - это преодоление каких-то особых трудностей, а подчас и прямых опасностей. Это часто акт самопожертвования, результат гзроической решимости или сверхчеловеческого напряжения сил. Это дело, свидетельствующее о героических свойствах души, об истинном мужестве ее.
Да, вот Гагарин и его "небесные братья" и "сестра", первыми проникшие в дали космоса, совершили подлинный подвиг, ибо, как ни великолепна могучая техника, которой их оснастила советская наука, все же риск первых проникновении в неведанное всегда огромен.
Да, молодежь наша, не страшась трудностей и лишений, по прыву партии устремившаяся осваивать и заселять безлюдные просторы целины, возводить гигантские плотины и новые предприятия на Дальнем Востоке, показала, что такое настоящий массовый трудовой подвиг.
Да, проявляет подлинную самоотверженность человек, добровольно отказывающийся от удобного для него, привычного рабочего места и идущий, несмотря на снижение зарплаты, в отстающую бригаду, чтобы помочь ей.
И ученый, на себе пробующий еще неведанное лекарство с риском для жни, творит истинный подвиг.
И школьник-комсомолац, который, как недавно сообщили газеты, бросился спасать ребенка -под колес поезда и сам погиб при этом,- вот он настоящий герой, то, что он совершил, великий подвиг!
Так будем беречь в своем сердце и своем сознании высокие представления об истинном человеческом подвиге!
Разве можно позволить бойкими и вгливыми подчас словесами обесценивать высокие, величественные и трепетные понятия?!
С. Я. Маршак хорошо сказал о том, как взыскательно мысль и чувство должны отбирать для своего выражения нужные слова:
"Слова расположены в нашем сознании не так, как в словарях или справочниках,- не порознь, не по алфавиту и не по грамматическим категориям. Они тесно связаны с многообразными нашими чувствами и ощущениями. Нам не придет на память гневное, острое, меткое слово, пока мы по-настоящему не разгневаемся. Мы не найдем горячих, нежных, ласковых слов, пока не проникнемся подлинной нежностью".
Эти верные строки еще раз напоминают о том, что режим слова органически связан с истинным состоянием дум и чувств человека. Речь идет, так сказать, о гигиене слова. Выполнение требований ее необходимо для сохранения морального здоровья человека и общества. И прав К. И. Чуковский, который в своей вестной книге "Живой как жнь", говоря о зловредности казенных слов, шаблонов и бюрократической фразеологии, называет их аморальными.