И, обремизивши опять Варвару Андревну, которая пошла вистовать с приглашением, он встал со стула, уступивши место Севскому, мимоходом взял карту в лото и, закуривши сигару, подошел к Лидии.
- Зачем у вас барон сегодня? - спросил он ее.
- Не знаю, - отвечала Лидия с невольным смущением.
- За что вы прогнали вашего жениха? - снова спросил он беспечно, разваливаясь подле Лидии в больших креслах, в которых сидела прежде Варвара Андревна.
- Я его не прогоняла, - отвечала, судорожно смеясь, девушка.
- Ну, удался ли ваш наступательный союз с Варварой Андревной? - еще спросил он, показывая сигарою на печально сидевшего у окна в противуположном углу Александра Иваныча.
- Вам это лучше знать, - отвечала Лидия с тем же судорожным смехом.
- Вы, кажется, думаете, что я всемогущ?
- Почти, - сказала Лидия, опуская головку.
- Помилуйте, я играю всегда роль примирителя или ровно ничего не делаю.
- Вы выиграли, Иван Александрович! - вскричал в эту минуту Мензбир со стола, где играли в лото.
Лиди вздрогнула. Для нее чем-то роковым и странным показался этот выигрыш.
Званинцев погладил правою рукой свою черную бороду.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Снежная вьюга крутилась вихрем и стучала в окно маленького домика в одной из самых отдаленных линий Васильевского острова.
По небольшой комнате, на обветшалых и грязных стенах которой развешаны были старинные портреты Петра II и Екатерины 1-й, ходил неровными шагами знакомец наш барон. Он был, по-видимому, в сильном лихорадочном волнении и беспрестанно смотрел на часы.
- Сударыня, - вскричал он наконец с нетерпением в щель двери другой комнаты, - сударыня!
- Что, батюшка? - отвечал оттуда дряблый и визгливый голос.
- Если меня еще обманули, - сказал барон, - то черт задави мою душу...
В комнате сильно плюнули на пол.
- Фу ты батюшки, ругатель какой, - завизжал там тот же голос, - да уж говорят тебе, батюшка, что будет. Ведь еще семи нет.
Барон заходил по комнате.
Минут через десять на дворе послышался лай собак.
- Спрячьтесь, батюшка, спрячьтесь, - закричал женский голос из комнаты, и барон, дрожа от внутреннего волнения, поспешил укрыться за большим деревянным шкафом с платьем.
В комнату вбежала Лидия, вся закутанная в меховой салоп и засыпанная вьюгой; она быстро порхнула в дверь, из которой женский голос разговаривал с бароном.
Барон вышел из-за шкафа.
Страшно и отвратительно было бы постороннему взглянуть на него в эту минуту, лицо его было покрыто смертною бледностью и обрамлено щетиной поднявшихся дыбом рыжих волос, по временам яркий румянец пятнами вспыхивал на этих синеватых щеках, изобличая внутреннее волнение и присутствие чахотки; ноги его ходили ходуном, как говорят русские, руки судорожно тряслись.
Он подошел к двери и стал смотреть в щель. Чем больше смотрел он, тем сильнее становилось его волнение, тем ярче и жарче выходили на щеках его пятна, сделавшиеся наконец кровавыми. Еще минута и он упал бы, кажется, в страшных судорогах.
Он наконец сжал ручку двери - и дверь отворилась.
В комнате Лидия одна полулежала на канапе - перед нею было разложено несколько только что сшитых платьев, из которых одно, только что скинутое, упало к ее ногам.
Крик ужаса вырвался у нее при появлении барона. Она хотела было привстать - но, повинуясь голосу стыда, закрылась только и прижалась к углу камина.
- Тетушка!.. - закричала она. Барон улыбнулся бесстыдной улыбкою.
Лидия посмотрела вокруг себя с ужасом. Она была одна в комнате, двери в спальню тетки были заперты изнутри задвижкою.
- Лидия, - с судорожным трепетом начал барон, приближаясь на два шага, - вас не спасет никто и ничто... вы в моих руках, в моих, Лидия.
Бедная девочка ломала руки с отчаяния: гнусная предусмотрительность не оставила кругом ее ничего, чем бы можно было защититься. Барон сделал еще шаг.
- Вы меня знаете, - продолжал он, - знаете, что я не шучу, со мной шутили долго, да нельзя же шутить вечно.
Лидия отвернулась с отвращением.
Она молчала, - она знала, что перед нею не человек, а раздраженный зверь... Но она почувствовала прикосновение чужой руки.
Она вскочила и по невольному чувству сжала руки с умоляющим видом.
- Барон, барон... - говорила она.
За дверями комнаты послышался смех, перерываемый кашлем.
- Перестаньте дурачиться, - сказал барон, успевши наконец совладеть с собою и придавая тону своих слов самую невозмутимую холодность, - вы в моих руках, я это сказал вам.
Слова его были прерваны сильным лаем собак на дворе. Лидия бросилась к окну.
Барон удержал ее и обхватил своими жилистыми руками. Между зверем и девочкой началась тогда борьба. Гибкая, как пантера, Лидия вырвалась было из его рук, но барон снова схватил ее.
- Лидия, - шептал он, страстно сжимая ее слабые, нежные члены. Сильный удар раздался в эту минуту в дверь комнаты.
Лидия рвалась из рук барона, который обеспамятел и не слыхал ничего.
Еще удар, и ржавые, старые задвижки уступили силе этого удара.
Барон опамятовался, когда сильная рука оттащила его и с презрением бросила, как гадину, на пол.
Лидия забыла даже о беспорядке своей одежды, - с таким благоговением взглянула она на прекрасный, величавый образ, стоявший перед нею с невозмутимым спокойствием.
Ибо это был Званинцев.
Она схватила его руку.
- Оденьтесь, Лидия, - сказал он ей, - и поедемте. Вон! - обратился он к приподнявшемуся с пола барону.
Барон заскрежетал зубами - но, покорно склонивши голову, вышел.
Званинцев тоже оставил девочку.
Через пять минут она вышла в залу совсем одетая.
- Иван Александрович! - сказала она тихо, подходя к нему и схватывая его руку, - вы меня спасли... вы, всегда вы, везде вы... - повторила она с страстным увлечением.
Званинцев взглянул ей в глаза.
- Благодарю вас, - робко прошептала девочка, опуская взгляд.
- Ну, - сказал Званинцев с холодностью, - одно из моих предвещаний сбылось: вас продали.
Лидия отступила с ужасом и провела рукою по лбу, как бы пробудясь от сна и отгоняя прочь призраки.
Потом она спокойно подняла глаза на Званинцева.
Минутное увлечение, под влиянием которого этот человек явился ей в ореоле света, рассеялось от его холодных слов.
Но в этом спокойном взгляде девочки Званинцев прочел немую покорность...
- Куда я должен везти вас, Лидия? - обратился он почтительно к молодой девушке.
- Домой, - прошептала она.
- Вы уверены, что ваш отец не виноват... Лидия зарыдала.
- Иван Александрович, - сказала она с судорожным трепетом, - я поеду к матери Севского?
- Я должен вам сказать, мое бедное дитя, - отвечал Званинцев, смотря на нее с состраданием, - что это более чем невозможно. Что о вас подумают?
- Я расскажу ей все, - сказала Лидия.
- Вам не поверят, - твердо отвечал Званинцев.
Девочка ломала руки.
- Сжальтесь надо мною, Званинцев, - пролепетала наконец она, сжимая его руки, - у меня нет никого на свете... никого... в моего жениха я не верю.
- И не будете верить, когда он будет вашим мужем? - спросил Званинцев, смотря на нее пристально.
- Он никогда не будет моим мужем, - с увлечением вскричала девочка.
- Вы больны, вы в лихорадке, дитя мое.
- Неужели вы думаете, что женщина может любить ребенка? - спросила Лидия, дрожа нервически, но твердо и прямо взглянувши на Званинцева.
- Дело не в том, - отвечал он с полуулыбкою, - куда же мне везти вас?
- К вам, - быстро сказала Лидия.
Званинцев молча поклонился и подал ей руку. Они вышли.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вьюга перестала бурлить... туман редел на небе... рога молодого месяца вырезались из-за облаков. Полозья саней едва шелестели по мягкому новому снегу, лошадь мчалась как стрела.
Морозные ночи севера стоят иногда полуденных ночей.
Лидия дрожала, закутанная в свой легкий салоп... но она дрожала не от холоду. Званинцев заметил это.
- Вам холодно, - сказал он с заботливостью, - давайте я вас закрою, - продолжал он, раскрывая полы своей огромной медвежьей шубы.
Молодая девушка быстро, почти ни минуты не колеблясь, прижалась к нему - он закрыл ее так, что из меха виднелось только ее личико, пылавшее румянцем. То был румянец лихорадочного волнения, ибо он слышал, как неровно и часто стучало ее маленькое сердце на его груди.
- Боюсь, чтобы с вами не было лихорадки, - заметил он, отогревая в своей руке ее тонкие пальцы.
Лидия улыбнулась сквозь слезы.
- О чем же вы плачете, дитя мое? - начал Званинцев, - все это должно пройти для вас, как смутный сон, как бред лихорадки, я отвезу вас к одной почтенной даме, она вас примет как дочь, и верьте мне, что от нее вы можете идти под венец с кем угодно.
- Я никогда не выйду замуж, - прошептала Лидия.
- Ну, если вы хотите, - вы останетесь у нее всегда и постоянно; она - моя тетка, добрая старушка, которая любит меня без памяти, наконец, вы можете вступить на сцену с вашей красотой, с вашим талантом...
Лидия зарыдала и спрятала голову на грудь Званинцева.
- Странный вы ребенок, Лидия, - сказал он кротко. - Вы плачете, как будто что-нибудь потеряли, когда на поверку оказывается, что вы выиграли.
- Да, вы этого не поймете, - вскричала девочка с истерическими рыданиями. - Зачем вы спасли меня, Званинцев?.. кто вас просил обо мне заботиться, - я знаю, что вам все известно, что все эти гнусные люди в вашей власти; но зачем, зачем вы встали над ними так высоко?... Званинцев, Званинцев, - продолжала она голосом умоляющей страсти, - пока вас не было, пока вы не стали ходить к нам, я была иногда счастлива и могла бы быть верной женой... я было полюбила Севского... он был благороден, он был нежен и добр, он был ребенок, как я же, больше меня...
- Чем же я помешал вам? - грустно спросил Званинцев.
- Чем?.. и вы еще спрашиваете... О! не притворяйтесь, бога ради, Иван Александрович, я вас слишком хорошо знаю... вы смеялись надо мною, смеялись над ним.
- Я хотел вам обоим добра.
- Довольны ли вы теперь! - быстро вскричала Лидия, поднимая на него глаза... - Я люблю вас.
- Лидия.