Все дни мои - то празднеств вереница,
Я смерть нашла, как буйная блудница...
Но над тобой я властвую, поэт!
Вновь, как царей, я предаю томленью
Тебя, прельщенного неверной тенью,
Я снова женщина - в мечтах твоих.
Бессмертен ты искусства дивной властью,
А я бессмертна прелестью и страстью:
Вся жизнь моя - в веках звенящий стих.
Ноябрь 1899
СТАРЫЙ ВИКИНГ
Он стал на утесе; в лицо ему ветер суровый
Бросал, насмехаясь, колючими брызгами пены.
И вал возносился и рушился, белоголовый,
И море стучало у ног о гранитные стены.
Под ветром уклончивым парус скользил на просторе,
К Винландии внук его правил свой бег непреклонный,
И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось мере,
А голос морской разносился, как вопль похоронный.
Там, там, за простором воды неисчерпно-обильной,
Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы,
Ему же коснеть безопасно под кровлей могильной
Да слушать, как женщины робко лепечут молитвы!
О, горе, кто видел, как дети детей уплывают
В страну, недоступную больше мечу и победам!
Кого и напевы военных рогов не сзывают,
Кто должен мириться со славой, уступленной дедам.
Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя,
Чтоб не были тяжки гранитные косные стены,
Когда уплывает корабль среди шума и воя
И ветер в лицо нам швыряется брызгами пены.
12 июля 1900
ДАНТЕ
Безумцы и поэты наших дней
В согласном хоре смеха и презренья
Встречают голос и родных теней.
Давно пленил мое воображенье
Угрюмый образ из далеких лет,
Раздумий одиноких воплощенье.
Я вижу годы, как безумный бред,
Людей, принявших снова вид звериный,
Я слышу вой во славу их побед
(То с гвельфами боролись гибеллины!).
И в эти годы с ними жил и он, -
На всей земле прообраз наш единый.
Подобных знал он лишь в дали времен,
А в будущем ему виднелось то же,
Что в настоящем, - безобразный сон.
Мечтательный, на девушку похожий,
Он приучался к зрелищу смертей,
Но складки на челе ложились строже.
Он, веривший в величие людей,
Со стоном звал: пускай придут владыки
И усмирят бессмысленных детей.
Под звон мечей, проклятия и крики
Он меж людей томился, как в бреду...
О Данте! о, отверженец великий, -
Воистину ты долго жил - в аду!
6 октября 1898
ДАНТЕ В ВЕНЕЦИИ
По улицам Венеции, в вечерний
Неверный час, блуждал я меж толпы,
И сердце трепетало суеверней.
Каналы, как громадные тропы,
Манили в вечность; в переменах тени
Казались дивны строгие столпы,
И ряд оживших призрачных строений
Являл очам, чего уж больше нет,
Что было для минувших поколений.
И, словно унесенный в лунный свет,
Я упивался невозможным чудом,
Но тяжек был мне дружеский привет...
В тот вечер улицы кишели людом,
Во мгле свободно веселился грех,
И был весь город дьявольским сосудом.
Бесстыдно раздавался женский смех,
И зверские мелькали мимо лица...
И помыслы разгадывал я всех.
Но вдруг среди позорной вереницы
Угрюмый облик предо мной возник. -
Так иногда с утеса глянут птицы, -
То был суровый, опаленный лик,
Не мертвый лик, но просветленно-страстный,
Без возраста - не мальчик, не старик.
И жалким нашим нуждам не причастный,
Случайный отблеск будущих веков,
Он сквозь толпу и шум прошел, как властный.
Мгновенно замер говор голосов,
Как будто в вечность приоткрылись двери,
И я спросил, дрожа, кто он таков.
Но тотчас понял: Данте Алигьери.
18 декабря 1900
РАЗОРЕННЫЙ КИЕВ
Четыре дня мы шли опустошенной степью.
И вот открылось нам раздолие Днепра,
Где с ним сливается Десна, его сестра...
Кто не дивится там его великолепью!
Но было нам в тот день не до земных красот!
Спешили в Киев мы - разграбленный, пустынный,
Чтоб лобызать хоть прах от церкви Десятинной,
Чтоб плакать на камнях от Золотых ворот!
Всю ночь бродили мы, отчаяньем объяты,
Среди развалин тех, рыдая о былом;
Мы утром все в слезах пошли своим путем...
Еще спустя три дня открылись нам Карпаты.
3 ноября 1898
О ПОСЛЕДНЕМ РЯЗАНСКОМ КНЯЗЕ
ИВАНЕ ИВАНОВИЧЕ
Ой вы, струночки - многозвончаты!
Балалаечка - многознаечка!
Уж ты спой нам весело
Свою песенку,
Спой нам нонче ты, нонче ты, нонче ты...
Как рязанский князь под замком сидит,
Под замком сидит, на Москву глядит,
Думу думает, вспоминает он,
Как людьми московскими без вины полонен,
Как его по улицам вели давеча,
Природного князя, Святославича,
Как глядел на него московский народ,
Провожал, смеясь, от Калужских ворот.
А ему, князю, подобает честь:
В старшинстве своем на злат-стол воссесть.
Вот в венце он горит, а кругом - лучи!
Поклоняются князья - Мономаховичи.
Но и тех любить всей душой он рад,
В племени Рюрика всем старший брат.
Вот он кликнет клич, кто горазд воевать!
На коне он сам поведет свою рать
На Свею, на Литву, на поганый Крым...
(А не хочет кто, отъезжай к другим!)
Споют гусляры про славную брань,
Потешат, прославят древнюю Рязань.
Но кругом темно - тишина, -
За решеткой в окно Москва видна,
Не услышит никто удалый клич,
За замком сидит последний Ольгович.
Поведут его, жди, середи воров
На злую казнь на кремлевский ров.
Ой вы, струночки - многозвончаты!
Ой подруженька - многознаечка!
Спой нам нонче ты, спой нам нонче ты,
Балалаечка!
27 ноября 1899
НАПОЛЕОН
Да, на дороге поколений,
На пыли расточенных лет,
Твоих шагов, твоих движений
Остался неизменный след.
Ты скован был по мысли Рока
Из тяжести и властных сил:
Не мог ты не ступать глубоко,
И шаг твой землю тяготил.
Что строилось трудом суровым,
Вставало медленно в веках,
Ты сокрушал случайным словом,
Движеньем повергал во прах.
Сам изумлен служеньем счастья,
Ты, как пращой, метал войска,
И мировое самовластье
Бросал, как ставку игрока.
Пьянея славой неизменной,
Ты шел сквозь мир, круша, дробя...
И стало, наконец, вселенной
Невмоготу носить тебя.
Земля дохнула полной грудью,
И ты, как лист в дыханье гроз,
Взвился, и полетел к безлюдью,
И пал, бессильный, на утес, -
Где, на раздольи одичалом,
От века этих дней ждала
Тебя достойным пьедесталом
Со дна встающая скала!
26 апреля 1901
* * *
Я люблю большие дома
И узкие улицы города, -
В дни, когда не настала зима,
А осень повеяла холодом.
Пространства люблю площадей,
Стенами кругом огражденные, -
В час, когда еще нет фонарей,
А затеплились звезды смущенные.
Город и камни люблю,
Грохот его и шумы певучие, -
В миг, когда песню глубоко таю,
Но в восторге слышу созвучия.
29 августа 1898
* * *
Мы к ярким краскам не привыкли,
Одежда наша - цвет земли;
И робким взором мы поникли,
Влачимся медленно в пыли.
Мы дышим комнатного пылью,
Живем среди картин и книг,
И дорог нашему бессилью
Отдельный стих, отдельный миг.
А мне что снится? - дикие крики.
А мне что близко? - кровь и война.
Мои братья - северные владыки,
Мое время - викингов времена.
9 марта 1899
ЖЕНЩИНЕ
Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.
Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.
Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!
11 августа 1899
* * *
Я имени тебе не знаю,
Не назову.
Но я в мечтах тебя ласкаю...
И наяву!
Ты в зеркале еще безгрешней,
Прижмись ко мне.
Но как решить, что в жизни внешней
И чтб во сне?
Я слышу Нил... Закрыты ставни...
Песчаный зной...
Иль это только бред недавний,
Ты не со мной?
Иль, может, всё в мгновенной смене,
И нет имен,
И мы с тобой летим, как тени,
Как чей-то сон?..
2 октября 1900
К ПОРТРЕТУ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
Казался ты и сумрачным и властным,
Безумной вспышкой непреклонных сил;
Но ты мечтал об ангельски-прекрасном,
Ты демонски-мятежное любил!
Ты никогда не мог быть безучастным,
От гимнов ты к проклятиям спешил,
И в жизни верил всем мечтам напрасным:
Ответа ждал от женщин и могил!
Но не было ответа. И угрюмо
Ты затаил, о чем томилась дума,
И вышел к нам с усмешкой на устах.
И мы тебя, поэт, не разгадали,
Не поняли младенческой печали
В твоих как будто кованых стихах!
6 - 7 мая 1900
К. Д. БАЛЬМОНТУ
Нет, я люблю тебя не яростной любовью,
Вскипающей, как ключ в безбрежности морской,
Не буду мстить тебе стальным огнем и кровью,
Не буду ждать тебя, в безмолвной тьме, - с тоской.
Плыви! ветрила ставь под влажным ветром косо!
Ты правишь жадный бег туда, где мира грань,
А я иду к снегам, на даль взглянуть с утеса.
Мне - строгие стези, ты - морем дух тумань.
Но, гребень гор пройдя, ущелья дня и ночи,
И пьян от всех удач, и от падений пьян,
Я к морю выйду вновь, блеснет мне пена в очи, -
И в Город я вступлю, в столицу новых стран.
И там на пристани я буду, в час рассветный, -
Душа умирена воскресшей тишиной, -
С уверенностью ждать тебя, как сон заветный,
И твой корабль пройдет покорно предо мной.
Мой образ был в тебе, душа гляделась в душу,
Былое выше нас - мы связаны - ты мой!
И будешь ты смотреть на эту даль, на сушу,
На город утренний, манящий полутьмой.
Твой парус проводив, опять дорогой встречной,
Пойду я - странник дней, - и замолчит вода.
Люблю я не тебя, а твой прообраз вечный,
Где ты, мне все равно, но ты со мной всегда!
Ноябрь 1900
ПО ПОВОДУ СБОРНИКОВ
"РУССКИЕ СИМВОЛИСТЫ"
Мне помнятся и книги эти,
Как в полусне недавний день;