- Вполне вероятно. Но это вовсе не подразумевает обязательного вмешательства разумных существ. Не исключено возникновение и самопроизвольных протечек.
- А когда Большой Взрыв произойдет, мы по-прежнему сможем добывать энергию из космовселенной?
- Не берусь судить, но пока об этом можно не думать. Скорее всего, проникновение нашего сильного ядерного взаимодействия в космовселенную будет длиться миллионы лет, прежде чем оно достигнет критического уровня. А к тому же, безусловно, существуют и другие космовселенные, причем число их бесконечно.
- Ну, а изменения в нашей вселенной?
- Сильное ядерное взаимодействие ослабевает. И медленно, чрезвычайно медленно наше Солнце остывает.
- А мы сможем компенсировать его остывание с помощью космоэнергии?
- Этого не понадобится! - убежденно воскликнул Денисон. - По мере того как сильное ядерное взаимодействие в нашей вселенной станет ослабляться в результате действия космонасоса, оно в равной степени будет возрастать благодаря Электронному Насосу. Если мы начнем получать энергию таким двойным способом, физические законы будут меняться в пара - и космовселенной, но у нас останутся неизменными. Мы в данном случае - перевалочный пункт, а не конечная станция. Впрочем, за судьбу конечных станций нам тоже тревожиться нечего. Паралюди, по-видимому, как-то приспособились к остыванию своего солнца, которое никогда особенно горячим не было. Ну, а в космовселенной, бесспорно, никакой жизни быть не может. Собственно говоря, создавая там условия для Большого Взрыва, мы тем самым открываем путь к развитию новой вселенной, в которой со временем может возникнуть жизнь.
Готтштейн задумался. Его круглое лицо было спокойным и непроницаемым. Несколько раз он кивал, как будто отвечая на собственные мысли, а потом сказал:
- Знаете, Денисон, а ведь это заставит мир прислушаться! Теперь уже никто не захочет отрицать, что Электронный Насос сам по себе опасен.
- Да, внутреннее нежелание признать его опасность исчезнет, поскольку доказательство ее уже само по себе предлагает оптимальный выход из положения, - согласился Денисон.
- К какому сроку вы можете подготовить статью? Я гарантирую, что она будет опубликована немедленно.
- А вы можете дать такую гарантию?
- Если ничего другого не останется, я опубликую ее отдельной брошюрой по своему ведомству.
- Сначала нужно найти способ стабилизировать протечку.
- Да, конечно.
- А пока я хотел бы договориться с доктором Питером Ламонтом о соавторстве, - сказал Денисон. - Он мог бы взять на себя математическую часть - мне она не по силам. К тому же направление моих исследований мне подсказала его теория. И еще одно, мистер Готтштейн...
- А именно?
- По-моему, совершенно необходимо, чтобы в этом участвовали лунные физики. Скажем, третьим автором вполне мог бы стать доктор Бэррон Невилл.
- Но зачем? К чему ненужные осложнения?
- Без их пионотрона мне ничего не удалось бы сделать.
- В таких случаях, по-моему, достаточно просто выразить в статье благодарность... А разве доктор Невилл работал с вами?
- Непосредственно? Нет.
- Так зачем же вмешивать еще и его?
Денисон старательно стряхнул соринку с брюк.
- Так будет дипломатичнее, - сказал он. - Ведь космонасосы придется устанавливать на Луне.
- А почему не на Земле?
- Ну, во-первых, нам нужен вакуум. Это ведь односторонняя передача вещества, а не двусторонняя, как в Электронном Насосе, а потому для нее требуются другие условия. Поверхность Луны предоставляет в наше распоряжение естественный и неограниченный вакуум, тогда как создание необходимого вакуума на Земле потребует колоссальных усилий и материальных затрат.
- Но тем не менее это возможно?
- Во-вторых, - продолжал Денисон, пропуская его вопрос мимо ушей, - если поместить слишком близко друг от друга два столь мощных источника энергии, поступающей, так сказать, с противоположных концов шкалы, в середине которой находится наша вселенная, может произойти своего рода короткое замыкание. Четверть миллиона миль вакуума, разделяющие Землю с ее Электронными Насосами и Луну с космонасосами, послужат надежной, а вернее сказать, совершенно необходимой изоляцией. Ну, а раз нам придется использовать Луну, то благоразумие, да и простая порядочность требуют, чтобы мы считались с самолюбием лунных физиков и привлекли их к работе.
- Так рекомендует мисс Линдстрем? - улыбнулся Готтштейн.
- Думаю, она была бы того же мнения, но идея эта настолько очевидна, что я додумался до нее сам.
Готтштейн встал и трижды подпрыгнул на месте, поднимаясь и опускаясь с обычной на Луне жутковатой медлительностью. При этом он ритмично сгибал и разгибал колени. Потом снова сел и осведомился:
- Вы пробовали это упражнение, доктор Денисон?
Денисон покачал головой.
- Его рекомендую для ускорения кровообращения в нижних конечностях. Вот я и прыгаю всякий раз, когда чувствую, что отсидел ногу. Мне вскоре предстоит съездить на Землю, и я стараюсь не слишком привыкать к лунной силе тяжести... Не поговорить ли нам с мисс Линдстрем, доктор Денисон?
- О чем, собственно? - спросил Денисон изменившимся тоном.
- Она гид.
- Да. И вы это уже говорили.
- И еще я говорил, что физик, казалось бы, мог выбрать себе не столь странную помощницу.
- Я ведь физик-любитель, так почему бы мне и не выбрать помощницу без профессиональных навыков?
- Довольно шуток, доктор Денисон! - Готтштейн больше не улыбался. - Я позаботился навести о ней справки. Ее биография крайне интересна, хотя, по-видимому, никому и в голову не приходило ознакомиться с ней. Я твердо убежден, что она интуистка.
- Как и очень многие из нас, - заметил Денисон. - Не сомневаюсь, что и вы по-своему интуист. А уж я - во всяком случае. По-своему, конечно.
- Тут есть некоторая разница, доктор Денисон. Вы - профессиональный ученый, и притом блестящий. Я - профессиональный администратор, и надеюсь, неплохой... А мисс Линдстрем работает гидом, хотя ее интуиция настолько развита, что может помочь вам в решении сложнейших вопросов теоретической физики.
- Она почти не получила специального образования, - поколебавшись, ответил Денисон. - И хотя ее интуитивизм очень высокого порядка, он почти не коррелируется с сознанием.
- Не был ли кто-нибудь из ее родителей в свое время связан с программой по генетическому конструированию?
- Не знаю. Но меня это не удивило бы.
- Вы ей доверяете?
- В каком смысле? Она мне во многом помогла.
- А вам известно, что она жена доктора Бэррона Невилла?
- Насколько я знаю, их отношения официально не оформлены.
- На Луне официальное оформление браков вообще не принято. А не тот ли это Невилл, которого вы намерены пригласить в соавторы вашей статьи?
- Да.
- Простое совпадение?
- Нет. Невилл интересовался мной и, по-моему, попросил Селену помогать мне.
- Это она вам сказала?
- Она сказала, что он мной интересуется. Мне кажется, ничего странного тут нет.
- А вам не приходило в голову, доктор Денисон, что она помогала вам в собственных интересах и в интересах доктора Невилла?
- Разве их интересы расходятся с нашими? Она помогала мне без каких-либо условий.
Готтштейн переменил позу и подвигал плечами, словно проделывая очередное упражнение.
- Доктор Невилл не может не знать, что его близкая приятельница - интуистка, - сказал он. - И было бы только естественно, если бы он сам использовал ее способности. Так почему она работает гидом? Не для того ли, чтобы с какой-то целью маскировать эти способности?
- Такая логика, насколько мне известно, типична для доктора Невилла. У меня же нет привычки повсюду подозревать бессмысленные заговоры.
- Но почему вы решили, что бессмысленные? Когда моя космоблоха висела над лунной поверхностью за несколько минут до того, как над вашей установкой образовался пылающий шарик, я глядел вниз, на вас. Вы стояли в стороне от пионотрона.
Денисон попытался вспомнить.
- Совершенно верно. Я загляделся на звезды. Поднимаясь на поверхность, я всегда на них смотрю.
- А что делала мисс Линдстрем?
- Я не видел. Она ведь сказала, что усиливала магнитное поле, пока не возникла протечка.
- И она всегда работает с установкой без вас?
- Нет. Но ее нетерпение понять нетрудно.
- Должен ли этот процесс сопровождаться каким-нибудь выбросом?
- Я вас не понимаю.
- И я себя тоже. В земном сиянии промелькнула какая-то смутная искра, словно что-то пролетело мимо. Но что именно - я не знаю.
- И я не знаю, - сказал Денисон.
- Но это не могло быть каким-нибудь естественным побочным следствием вашего эксперимента?
- Вроде бы нет.
- Так что же делала мисс Линдстрем?
- Не знаю.
Оба умолкли. Молчание становилось все напряженнее. Потом Готтштейн сказал:
- Насколько я понял, вы теперь попробуете устранить неустойчивость протечки и начнете работать над статьей. Я со своей стороны предприму необходимые шаги, а когда буду на Земле, подготовлю опубликование статьи и сообщу о вашем открытии ответственным лицам.
Денисон понял, что разговор окончен, и встал. Готтштейн добавил с непринужденной улыбкой:
- И подумайте о докторе Невилле и мисс Линдстрем.
17
На этот раз звезда была гораздо более пухлой и яркой. Денисон почувствовал ее жар на стекле скафандра и попятился. В излучении несомненно присутствовали рентгеновские лучи, и хотя в надежности экранирования сомневаться не приходилось, все-таки не стоило заставлять его работать на полную мощность.
- По-моему, это то, что надо, - пробормотал Денисон. - Полная устойчивость.
- Безусловно, - сказала Селена.
- Ну, так отключим и вернемся в город.
Их движения были вялыми и медлительными. Денисон ощущал непонятный упадок духа. Все волнения остались позади. Теперь уже можно было не опасаться неудачи. Соответствующие земные организации зарегистрировали новое открытие, и дальше все будет зависеть не от него. Он сказал: