В стихотворении "Где ты, где ты, отчий дом" Есенин пишет: "Время - мельница с крылом". Мельница - символ цикличного движения. Связь между временем и мельницей очевидна. Цикличность движения свидетельствует о необратимости, быстротечности. Время не регулируется никакими законами, оно независимо от воли людей. Человек и время взаимосвязаны, хотя существуют вне друг друга. Время управляет человеком, отсчитывая минуты отпущенной ему жизни, приближая срок ухода с бренной земли. По истечении определенного срока люди осознают, что молодость утрачена безвозвратно, жизнь проходит. Осознавал это и Есенин:
…Все пройдет, как белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым… («Отговорила роща золотая»)
Бытие и время в художественном тексте также очень тесно связаны. Две эти категории влияют друг на друга, иногда существуют в неразрывном единстве, но при этом они по-разному осваиваются в каждом из литературных родов. Всякое художественное произведение является авторской моделью мира, "оно отражает и пересоздает окружающую действительность"[1].
Лирика С. Есенина отражает мировосприятие, формировавшееся на основе народных мифологических представлений о картине мира, которые были закреплены в крестьянских земледельческих и календарных обрядах и праздниках, а также в народной эпической и лирической поэзии. В результате время, отражая годовой круг, предстает как циклическое. Движение времени обозначено указанием на череду календарных и христианских праздников.
Главным христианским праздником на Руси считается Пасха. Этому священному для всех верующих дню посвящено стихотворение "Пасхальный благовест" (1914 г.).
Колокол дремавший
Разбудил поля,
Улыбнулась солнцу
Сонная земля. ("Пасхальный благовест")
О другом, не менее важном дне, говорится в стихотворении " Чую радуницу божью " (1914 г.). Оно повествует о Радунице – дне поминовения усопших, который отмечается во вторник второй пасхальной недели.
В стихотворениях 1914 г. "Троицыно утро, утренний канон…" и "Зашумели над затоном тростники…", упоминается Семицко-Троицкая неделя. Это цикл связанных между собой праздничных дней, который начинается с четверга седьмой недели после Пасхи (Семика) и включает праздник Святой Троицы. В стихотворениях частично описан языческий обряд гадания, сохранившийся от древнего обряда, приуроченного к "русальной неделе". Русальной неделей называется неделя, следующая за праздником Св. Троицы. Обряды и поверья, связанные с русальной неделей, во многом соответствуют празднованию святок. Русальная и семицкая (предшествующая празднику Св. Троицы) недели называются "зелеными святками". Празднично – ритуальное время в этих произведениях выражено через обрядовые атрибуты, которые реализуются на пространстве деревни.
Тянется деревня с праздничного сна,
В благовесте ветра хмельная весна.
("Троицыно утро, утренний канон…")
Во время этого праздника вся деревня словно преображалась, дома украшались ветками, цветами, лентами. На резных окошках ленты и кусты, которые символизировали расцвет новой жизни, весну. Не менее важное и увлекательное действо семиковой, троицкой недели – гадание на венках. Девушки плели венки и бросали их в реку. По далеко уплывшему, прибившемуся к берегу, остановившемуся или потонувшему венку судили об ожидавшей их участи ( дальнее или ближнее замужество, девичество, смерть суженого ). Об этом обряде рассказано в стихотворении " Зашумели над затоном тростники…"
Погадала красна девица в семик.
Расплела волна венок из повилик.
Ах, не выйти в жены девушке весной,
Запугал ее приметами лесной.
(" Зашумели над затоном тростники…")
Если в первом стихотворении идет речь о возрождении новой жизни весной, о счастье, то во втором о горе и приближающейся смерти. Об этом можно судить по словам:
На березке пообъедена кора, -
Выживают мыши девушку с двора.
В народной поэзии гнилое или засохшее дерево это символ несчастья, здесь же "пообъедена кора", а без коры дерево погибнет. Проведем параллель березка – девушка, и можно говорить о несчастливой судьбе или даже смерти девушки.
Если по круглогодичному циклу перейти от весны к лету, то в череде праздников, которые отмечались на Руси летом, самый разгульный и яркий языческий праздник – Иван Купала. У С.Есенина он упоминается в стихотворениях "Матушка в Купальницу по лесу ходила…" (1912 г.) и "За рекой горят огни" (1916 г.).
Среди других стихотворений, которые повествуют о календарных изменениях в жизни природы и человека, можно выделить "Поет зима – аукает…" (1910 г.), "Бабушкины сказки." (1915 г.), "Весенний вечер," (1912 г.), "Чары." (1915 г.), "Вот уж вечер. Роса…" (1910 г.), "Осень." (1914-1916 г.).
Рассмотрев временную характеристику модели мира в произведениях Есенина, можно сделать вывод о том, что время показано в движении и обозначено указанием на череду праздников и на смену времен года.
Теперь обратимся к рассмотрению особенностей хронотопа, картины пространства и времени в революционных поэмах Есенина. В них нет места традиционному для европейской культуры Нового времени восприятию времени как однородного, линейного, плавно текущего от прошлого через настоящее к будущему. Напротив, время в поэмах Есенина качественно неоднородно, четко делится на время старого мира и время нового мира, причем то и другое имеет яркую аксиологическую нагрузку, вся история предшествующая моменту Октябрьской революции оценивается негативно как мрачное время страданий и скорби, должная наступить после нее новая эра расценивается как счастливое время всеобщего братства людей, радости и покоя.
Движение от прежнего состояния к новому осуществляется не путем постепенного перехода, а, напротив, через мгновенный скачок. Течение «старого» времени внезапно прерывается и столь же внезапно начинается течение нового. Граница между ними представляет собой своеобразную «нулевую» точку, которой течение времени словно прерывается.
«Граница» между прежним и новым мыслится как своеобразное «уничтожение» времени. Динамичность картин разрушения старого мира невольно создает ощущение ускорения хода времени, что, впрочем, является вполне типичным для апокалипсического настроения. И сегодня религиозные люди, ожидающие близкого «конца света», говорят, что течение времени резко ускорилось, мол, раньше оно текло намного медленнее. В стихотворении Есенина время «прерывисто», «разорвано», сначала течет все быстрее и быстрее, ускоряет свой ход, пока не доходит до определенной точки, а затем прерывает свой ход, после чего начинает течь вновь. Возможна еще и другая интерпретация: конец прежнего мира одновременно означает и конец времени, переход к вечности. В наступившем царстве Божьем времени уже нет, господствует вечность. Время резко ускоряет свой ход, дабы прийти к своему завершению, уступить место вечности.
Революция для Есенина не просто веха в движении всемирной истории, но выход за рамки истории как таковой. В мире поэта, находится место и для традиционной для мифа «круговой» модели времени, осмыслении его течения как ряда сменяющих друг друга циклов, которые постоянно повторяются: после сотворения мира наступает золотой век, за ним серебряный, а после бронзовый, заканчивается все железным веком, после гибели которого происходит новое сотворение мира, и все опять повторяется. Мы уже говорили, что будущее у Есенина в известном смысле совпадает с прошлым с первоначалом, а потому вполне укладывается в мифологическую модель «вечного возвращения». Таким образом, осуществляется заветная мечта человечества – избавление от власти времени.
Временность существования и неизбежно сопряженная с ним смертность во все эпохи были для человека страшны и непонятны. Человечество всегда стремилось к достижению победы над ними, пусть даже такая победа окажется абсолютно иллюзорной. Как писал Я. Э. Голосовкер: «Убегая от смерти, не понимая ее, и чем дальше, тем все мучительнее и трагичней мысля о ней, и тем самым все более не принимая ее (ибо никакая наука не поняла смерти и не примирила с нею мысль; ибо смерть делает мысль бессмыслицей, знание бессмысленным и нет для мыслью со смертью примирения), человек, борясь за существование, за свою жизнь, за свою мысль, устремлялся к вечной жизни к бессмертию»[2].
Но не только к победе над временем стремиться лирический герой Есенина, в его цели также входит и достижение полной власти над пространством. В пространственном коде поэм преобладает, в основном, вертикальное измерения. Пространство их художественного мира – двухъярусное, делится на земное и небесное. В момент грандиозных преобразований границы между ними смещаются, лирический герой пытается ликвидировать расстояние между ними:
За тучи тянется моя рука
Бурею шумит песнь
Небесного молока
Даждь мне днесь. («Преображение» )
Сравним:
Подыму свои руки к месяцу,
Раскушу его как орех.
Не хочу я небес без лестницы
Не хочу, чтобы падал снег.
Пятками с облаков свесюсь
Прокопытю тучи, как лось
Колесами солнце и месяц
Надену на земную ось. («Инония»)
Из стихотворений Есенина становится очевидно, что пространство - разделяющее землю и небо, должно исчезнуть, благодаря чему власть расстояний над человеком также исчезает, они более не препятствия. В.Ходасевич очень метко заметил: «Процесс революции представляется Есенину как смешение неба с землей, совершаемое в грозе и буре»[3]. Да и сам поэт в «Ключах Марии» говорил о «тоске земли по браку с небом»[4], о том, что наличие больших пространств является для человека дискомфортным, существенно ограничивает его возможности, приковывая к мельчайшей точки, отделенной от прочего мира огромными расстояниями, и выражает надежду, что в будущем власть пространства будет побеждена, земное сольется с небесным: «опрокинутость земли сольется в браке с опрокинутостью неба. Пространство будет побеждено, и свой творческий рисунок мира люди, как в инженерный план, вдунут озязаемые грани строительства».