Смекни!
smekni.com

Вечность в художественном восприятии С.Есенина (стр. 5 из 8)

Слезы, печаль вызваны трагическим мироощущением поэта. Есенин приходит к выводу:

Эх… лишь, видно, в холодной могиле

Я забыться могу и заснуть. ("Слезы")

Поэт уже ничего не хочет от жизни, ни о чем не жалеет. Он жаждет покоя. Таким образом, в творчестве Есенина возникает традиционный для русской литературы мотив ухода:

День ушел, убавилась черта,

Я опять подвинулся к уходу. ("Слезы")

Для поэта характерно осознание того, что человек на этой земле "лишь только прохожий", что каждому предначертан переход из этого мира в другой, небытие. Только там человек может обрести счастье, передать забвению груз прошлого:

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

В стихотворении "Я усталым таким еще не был" Есенин приходит к выводу, что поиски гармонии тщетны:

Я устал себя мучить бесцельно,

И с улыбкою странной лица

Полюбил я носить в легком теле

Тихий свет и покой мертвеца.

«На смену бурным страстям и диссонансам «Москвы кабацкой» в поэзию Есенина входит «иная жизнь, иной напев». Герой снимает маску скандалиста и хулигана, и обнаруживает свою истинную суть – мудрого философа» – считает Н.И. Шубникова-Гусева[6].

Его, наконец-то успокоившаяся душа теперь мирно созерцает все происходящее вокруг, прийдя к осознанию, что земная жизнь – это только временное, приходящее явление, и что сожалеть о прошедшем – бесполезно. Этому свидетельствуют следующие строки его стихотворения полные философского смысла:

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник –

Пройдет, зайдет и вновь покинет дом.

О всех ушедших грезит коноплянник

С широким месяцем над голубым прудом

Стою один среди равнины голой,

А журавлей относит ветер в даль,

Я полон дум о юности веселой,

Но ничего в прошедшем мне не жаль.

(«Отговорила роща золотая»)

Теперь уже все настойчивее звучит в стихах Есенина мотив принятия многоликой, окружающей жизни и законов бытия:

Приемлю все

как есть, все принимаю.

Готов идти по выбитым следам.

(«Отговорила роща золотая»)

Есенин принимает жизнь с ее противоречиями, неустройствами, наконец-то успокоившись, «утихнув», и «душой бунтующей навеки присмирев» («Русь советская», 1924год). Так, например, в стихотворении «Видно, так заведено на веки .» (1925год), Есенин говорит о своем душевном успокоении:

Видно, так заведено на веки –

К тридцати годам перебесясь,

Все сильней, пожженные калеки,

С жизнью мы удерживаем связь.

Милая, мне скоро стукнет тридцать,

И земля милей мне с каждым днем.

Оттого и сердцу стало сниться,

Что горю я розовым огнем.

(«Видно, так заведено на веки...»)

В стихотворениях С. Есенина, относящихся к последнему периоду его творчества, уже нет той тоски, что рвала сердце на части, лирический герой тянется к жизни, к людям. С чувством долгожданного избавления расстается он с «кабацким чадом», с былыми муками.

Но лирический герой позднего Есенина лишь внешне выглядит прохожим и праздным соглядатаем. Его сердце постоянно мучают вопросы, на которые он и не пытается дать ответы, принимая различные позиции и точки зрения. «Русь уходящая», «Русь бесприютная» и «Русь советская» равноправно предстают в поэзии Есенина и вопрос: «Куда несет нас рок событий»? – находит различные ответы в рамках различных произведений. Принимая все новое в жизни, Есенин все же ощущает собственное отчуждение от этой жизни. В стихотворении «Русь советская» (1924год) он горько осознает:

Язык сограждан стал мне как чужой,

В своей стране я словно иностранец .

Ощущение того, что жизнь идет мимо него, ощущение одиночества, ненужности, мучает и терзает Есенина на протяжении всей его недолгой жизни. Также не дает покоя ему вопрос о роли и значении его творчества. С одной стороны, Есенин уверен в правильности избранного им пути. В начале 1920 –х годов он сам очень высоко оценивал значение своей поэзии, называя себя «суровым мастером» и «самым лучшим поэтом» России («Исповедь хулигана», 1920год), а также, позднее – «первокласснейшим поэтом в столице» («Мой путь», 1925год). В своем стихотворении «Стансы» (1924год), Есенин гордо заявляет:

Я вам не кенар!

Я поэт!

И не чета, каким – то там Демьянам.

Пускай бываю иногда я пьяным,

Зато в глазах моих

Прозрений дивный свет.

С другой стороны, Есенин ощущает ненужность своей поэзии в стране, ее несоответствие действительности. В стихотворении «Русь советская», он с горечью осознает:

Моя поэзия здесь больше не нужна.

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Поэт винит себя за чуждость, бесполезность народу. С новыми критериями подходит он теперь к своему творчеству: «Стишок писнуть, пожалуй, всякий может». («Стансы»). Такие стихи поэт с презрением отвергает, и выносит приговор своей поэзии и себе за то, что ничего не поняв «в развороченном бурей быте», замкнулся в своих собственных переживаниях. В стихотворении «Мой путь» (1925год) Есенин с горечью заявляет:

На кой мне черт,

Что я поэт!..

И без меня в достатке дряни.

Пускай я сдохну,

Только .

Нет,

Не ставьте памятник в Рязани!

Все эти душевные разлады, мучения, сомнения приводят С. Есенина к отчуждению его от жизни и от самого себя. Творчество Есенина связано, прежде всего, с отражением кризисного сознания современного человека. Оно отражает объективные духовные процессы, связанные с феноменом отчуждения и самоотчуждения личности, переживающей драму утраты корней, единства с природой, миром, людьми.

Мотивы грусти, увядания, сожаления и скоротечности жизни поэт воплощает в эти годы в интимных, глубоко лирических формах, исключающих резкие тона, краски, ритмы, интонации. Он как бы ведет задушевную беседу с самим собой, отбирая для ее записи простые и, каза­лось бы, уже известные слова и образы, которые стано­вятся тем полновесней, чем больше чувств вложил в них поэт («Отговорила роща золотая», «Цветы», «Песня»).

Постепенно мотивы эти сливаются в один устойчиво присутствующий в поэзии Есенина до последнего дня мо­тив интимного прощания с жизнью. И последнее, предсмертное стихотворение поэта тоже относится к философской лирике, оно как бы завершает, ставит точку в конце короткого, но бурного творческого пути:

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

(«До свиданья, друг мой, до свиданья»)

Высочайший лиризм, философская глубина есенинской лирики идут от великих традиций русской классической литературы. Стихотворения Есенина учат умению глу­боко проникать в самые тайники человеческой души, в которые только и можно проникнуть полновесным поэти­ческим словом и им же вызвать нужные поэту ответные эмоции у читателя.

2.2. Особенности мировидения в поэме «Анна Снегина»

Поэзия Есенина 1917—1923 годов была наиболее про­тиворечива. И тем не менее, в ней ощутимо заметна ве­дущая тенденция. Сомневаясь и разочаровываясь, поэт пристально всматривается в послереволюционную действи­тельность и постепенно, хотя и нелегко, осознает необхо­димость ленинских преобразований в любимой им Рос­сии.

Оглядываясь на пройденный путь, поэт с сожалением и глубокой грустью замечает:

Так мало пройдено дорог,

Так много сделано ошибок.

Лирические стихотворения, созданные Есениным во второй половине 1923 и в 1924 году, отличаются глубо­ким внутренним единством, устойчивостью поэтического чувства и представляют одну из наиболее завершенных глав большого «лирического романа поэта». Их можно выделить в особый цикл, в основе которого лежит страстное желание поэта разо­браться в кошмарах недавнего прошлого. Во многих стихотворениях цикла слышится горечь, грусть, сожаление. Качества этих чувств, однако, новые. В цикле Есенин подводит итог своей идейно-художе­ственной деятельности, оценивает себя как поэта, кото­рый в силу своего дара, своих возможностей мог бы сде­лать больше, чем сделал.

Все предшествующее творчество Есени­на — плод напряженных исканий, большого труда, и та­кая его оценка несправедлива даже при самой крайней строгости. Поэт и проявляет эту строгость в поисках путей сбли­жения своего творчества с современной ему обществен­ной жизнью. Он подвергает переоценке темы, чувства, идеи своей лирики и именно с этой стороны многое в ней его не удовлетворяет.

Для стихотворений 1923—1924 годов характерно не только новое ощущение темы любви, но и наметившееся сближение ее с темой Родины — процесс, который осо­бенно заметен в «Персидских мотивах» и «Анне Снеги­ной», где эти темы сливаются.

Важно также подчеркнуть, что в результате длитель­ных поисков и размышлений Есенин пришел к утрачен­ной им в первые послереволюционные годы колоритной простоте образа, целомудренной чистоте своей лирики, и его от имажинистских увлечений все больше и больше тянуло теперь к Пушкину, к лучшим традициям отече­ственной литературы, близким и дорогим поэту.

В стихотворениях и поэмах последних двух лет на­блюдается идейно-творческий взлет Есенина, его поэзия выходит на большую дорогу советской литературы, в его таланте раскрываются новые неисчерпаемые возмож­ности.

Любовь вдохновляет поэта, и ему ясно, что без нее нет

поэзии:

Все на этом свете из людей

Песнь любви поют и повторяют.

Пел и я когда-то далеко

И теперь пою про то же снова,

Потому и дышит глубоко

Нежностью пропитанное слово.

Любовь ему была тогда нужна, как пристанище, устав­шему от сложных водоворотов жизни, измученному душой

человеку. Потребность в ней была велика. Об этом гово­рят следующие строки:

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только б тонко касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

По-иному озвучена и тема смерти, всегда волновавшая поэта. Если раньше он видел в ней едва ли не единствен­ную возможность вырваться из цепких лап постылой и надоевшей жизни, то теперь смерть воспринимается по-другому. Есенин видит в ней мудрость природы. Но смерть представлена здесь в противопоставлении с вечностью жизни. Мрачные кладбищенские плиты, под ко­торыми покоится прах умерших, окружает изумительный по свежести и краскам пейзаж — цветут розы, и воздух напоен ароматом шафрана. Невольно вспоминается пуш­кинское: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть».