Стенли отнял локоть от скалы и поднял вопрошающий палец.
- Что тебе?
- Но разве мы... разве...
Он съежился и потупился.
- Нет!
Дикари затихли, каждый боролся с собственной памятью.
- Нет! Как мы могли... убить... его?
Успокоенные, но и устрашенные возможностью новых ужасов, дикари загудели опять.
- Итак, от горы подальше, - строго произнес Вождь, - и оставлять ему голову, когда свинью убиваешь.
Стенли опять вздернул палец:
- Я думаю, зверь принимает личины.
- Возможно, - сказал Вождь. Тут открывался уже путь к богословским прениям. - В общем, с ним надо поосторожней. Мало ли что он еще выкинет.
Племя призадумалось и содрогнулось, как от порыва ветра. Довольный произведенным эффектом, Вождь рывком встал.
- Но завтра - охотиться, и, когда у нас будет мясо, закатим пир.
Билл поднял руку:
- Вождь!
- Да?
- Чем мы огонь для костра добудем?
Краску, хлынувшую Вождю в лицо, скрыла белая и красная глина. Снова племя выплеснуло гул голосов в растерянную тишину. И тогда Вождь поднял руку:
- Огонь мы возьмем у тех. Слушайте все. Завтра мы идем на охоту. У нас будет мясо. А сегодня я и двое охотников... кто со мной?
Руки подняли Морис и Роджер.
- Морис...
- Слушаю, Вождь?
- Где у них костер?
- На старом месте, у скалы.
Вождь кивнул.
- Остальным - ложиться спать, как только сядет солнце. А нам втроем, Морису, мне и Роджеру, придется поработать. Выходим перед самым закатом...
Морис поднял руку:
- А вдруг мы встретим...
Взмахом руки Вождь отмел это возраженье:
- Мы пойдем вдоль берега по песку. Так что если он явится, мы опять... опять станцуем наш танец.
- Это втроем-то?
Снова поднялся и замер гул.
Хрюша отдал очки Ральфу, и теперь он ждал, когда ему вернут зрение. Дрова были сырые; они уже в третий раз пытались их зажечь. Ральф встал и буркнул себе под нос:
- Нельзя вторую ночь без костра.
Он виновато оглянулся на троих стоящих рядом мальчиков. Впервые он признал двойную роль костра. Конечно, первая его роль - слать вверх призывный столбик дыма; но он еще и очаг и согревает ночью. Эрик дул на дерево, пока оно не занялось и не загорелось. Поднялся бело-желтый вал дыма. Хрюша снова надел очки и, довольный, смотрел на костер.
- Хорошо бы радио сделать!
- Или самолет бы...
- ...или лодку.
Ральф поворошил в памяти блекнувшие представленья о мире.
- Мы бы в плен к красным могли попасть.
Эрик откинул волосы со лба.
- Лучше бы уж они, чем...
Переходить на личности он не стал, и Сэм кончил за него фразу, кивнув вдоль берега.
Ральф вспомнил нелепо мотающееся под парашютом тело.
- Он же что-то насчет мертвеца говорил... - И страшно покраснел, выдав, что присутствовал на том танце. Он весь подался к костру:
- Нет-нет! Только не гасни!
- Совсем стал жидкий.
- Еще дерево нужно, хоть и сырое.
- У меня астма...
И - неизбежный ответ:
- Слыхали про твою какассыму.
- Если я бревна опять стану таскать, меня астма схватит. Я сам не рад, Ральф, но тут куда же денешься?
Втроем пошли в лес, принесли охапки гнилых сучьев. Снова поднялся густой желтый дым.
- Давайте поедим чего-нибудь.
Все вместе пошли к фруктовым деревьям, захватив с собой копья, и торопливо, молча, долго набивали животы. Солнце уже садилось, когда они вышли из лесу, и только угли дотлевали в золе, и дыма не было.
- Я больше не могу ветки таскать, - сказал Эрик. - Я устал.
Ральф откашлялся:
- Наверху костер у нас все время горел.
- Так тот маленький был. А здесь большой нужно.
Ральф подкинул в костер щепочку и проводил взглядом качнувшуюся в сумерках струю.
- Надо, чтоб он горел.
Эрик растянулся плашмя.
- Нет, я совсем устал. Да и какой смысл?
- Эрик! - выкрикнул Ральф. - Ты не смей так говорить!
Сэм встал на колени с Эриком рядом:
- Точно. Ну какой, какой смысл?
Ральф негодуя старался вспомнить. С костром было связано что-то хорошее. Что-то потрясающе важное...
- Ральф вам уже сто раз говорил, - проворчал Хрюша. - Как же вы еще хочете, чтоб нас спасли?
- Именно! Если у нас не будет дыма...
И он сел перед ними на корточки в загустевших сумерках.
- Неужели вы не понимаете? Что толку мечтать о лодках, о радио?
Он вытянул руку, сжал кулак.
- У нас только один способ отсюда выбраться. Кто-то там пусть играет в охоту, пусть добывает мясо...
Он переводил взгляд с одного лица на другое. Но в минуту наивысшего подъема и убежденности вдруг этот занавес заколыхался у него в голове, и сразу он совершенно сбился. Он стоял на коленях, сжимал кулак, важно переводил взгляд с одного лица на другое... Наконец занавес снова взвился.
- Ах, ну да. А наше, значит, дело - дым. И чтоб побольше дыма...
- Но не получается же у нас! Смотри!
Костер догорал.
- По двое - следить за костром, - бормотал про себя Ральф. - Это выходит по двенадцати часов в сутки...
- Ральф, мы больше не можем таскать дрова...
- Темно же...
- Ночь же...
- Мы можем его зажигать каждое утро, - сказал Хрюша. - В темноте дым никто никогда не увидит.
Сэм убежденно затряс головой.
- Другое дело, когда костер был...
- Наверху.
Ральф встал, чувствуя странную беззащитность перед давящей тьмой.
- Ладно. Пусть ночью не горит.
Он пошел к первому шалашу, который еще стоял, хоть и шатался. Груды листьев лежали тут, сухие и шумные на ощупь. В соседнем шалаше малыш говорил со сна. Четверо старших залезли в шалаш и зарылись в листья. Близнецы легли рядышком, Ральф с Хрюшей - в другом углу. Листья долго шуршали, скрипели, пока они устраивались на ночлег.
- Хрюш.
- Ты как - ничего?
- Да ничего вроде.
Наконец - только изредка шорох и хруст - в шалаше стало тихо. За низким входом висела утыканная звездами чернота, и с полым гулом набегали на риф волны. Ральф, как всегда по ночам, стал играть в "вот если бы..."
Вот если бы их отправили домой на реактивном, они бы уже к утру были на том большом аэродроме в Уилтшире. Потом поехали бы на машине. Нет, для полного счастья лучше на поезде. И прямо бы до Девона. И опять бы в тот дом. И дикие пони опять подходили б к забору и заглядывали бы в сад...
Ральф беспокойно завертелся под листьями. В Дартмуре вообще дико, вот и дикие пони. Дикость его больше не привлекала.
Мечты повернулись к обузданной прирученности города, где нет места дикарству. Что может быть безопасней автобусной станции, там колеса, там фонари... Уже Ральф танцевал вокруг фонаря, и автобус полз от стоянки - странный автобус...
- Ральф! Ральф!
- А? Что?
- Ты не надо так шуметь.
- Извини.
Тьму в дальнем углу прорезал ужасный стон, и их затрясло под листьями. Сэм и Эрик дрались, вцепившись друг в дружку.
- Сэм! Сэм!
- Эй! Эрик!
И снова все успокоилось.
Хрюша тихонько сказал:
- Нам пора мотать отсюдова.
- Ты про что это?
- Чтоб нас спасли.
Впервые за день и несмотря на давящую тьму, Ральф прыснул.
- Нет, правда, - шептал Хрюша. - Если нас скоро не спасут, то все - мы свихнемся.
- ...и будем немного того.
- ...психи ненормальные!
- ...шизики!
Ральф сдунул с лица взмокшую прядку.
- А ты тете своей напиши.
Хрюша всерьез призадумался:
- Я не знаю, где она теперь. И у меня конверта нету. И марки. И здесь почтового ящика нету. И почтальона.
Ральф не ожидал от своей шутки такого успеха. Он давился смехом, он весь дергался, трясся.
Хрюша с достоинством укорял:
- Я ничего не сказал такого ужасно смешного.
Ральф хихикал, ему уже стало невмоготу. Он мучился и, сокрушенно, задыхаясь, лежал и ждал, когда на него опять нападет смех. Во время одной из таких пауз его подстерег сон.
- Ральф! Опять ты шумишь. Ты лучше тихо, а, Ральф, а то...
Ральф приподнялся и сел. Он был благодарен прервавшему его сон Хрюше, потому что автобус приблизился и стал уже виден ясней.
- Что - а то?
- Тш-ш. Слушай.
Ральф улегся, осторожно, под долгие вздохи листвы. Эрик простонал что-то и успокоился. Тьма, кроме глупой полоски звезд, была плотная, как войлок.
- Я ничего не слышу.
- Там снаружи шевелится что-то.
Ральфу сжало виски. Шум крови в ушах утопил все звуки, потом затих.
- Нет, ничего не слышу.
- А ты слушай. Ты подольше послушай.
Ясно, отчетливо и в двух шагах от шалаша хрустнул сучок. Снова кровь загремела в ушах у Ральфа, в мозгу замелькали смутные, смешанные образы. Их совокупность осаждала шалаш. Хрюшина голова ткнулась ему в плечо, рука стиснула его руку.
- Ральф! Ральф!
- Тихо ты. Слушай.
Ральф взмолился в отчаянье, чтобы зверь предпочел малышей. Страшный шепот шипел у входа:
- Хрюша... Хрюша...
- Пришел! - задохнулся Хрюша. - Он вправду есть!
Он глотал воздух и жался к Ральфу.
- Хрюша, выходи. Ты нужен мне, Хрюша.
Губы Ральфа были у самого Хрюшиного уха:
- Молчи.
- Хрюша, Хрюша, где ты, Хрюша?
Что-то прошуршало в тылу шалаша. Хрюша на мгновенье замер. И у него началась его астма. Он весь выгнулся, забил ногами по листьям. Ральф откатился от него.
Потом был страшный рев у входа. Плюхнулось, бухнулось живое что-то. Кто-то споткнулся об Ральфа, перелетел через него. В Хрюшином углу все смешалось - рев, хруст, мельканье рук, ног. Ральф наугад колотил кулаками во тьме; потом он и еще кто-то, человек, кажется, десять, катались, катались по листьям, били, кусались, царапались. Его трясли, рвали, кто-то сунул пальцы ему в рот, он укусил эти пальцы. Рука отдернулась и тут же, как поршень, ударил кулак, и шалаш затрясся, посыпались искры. Ральф отпрянул, попал на корчащееся тело, ему горячо дохнули в щеку. Он колотил, молотил кулаком по горячо дышавшему рту. Он распалялся, он колотил, бил, а лицо под кулаком уже сделалось скользкое. Потом между ног ему всунулась коленка, и он упал, он все забыл от боли, а через него уже валились сцепившиеся тела. Шалаш рухнул, бесповоротно завершая сраженье. Неизвестные заметались, темными тенями выскользнули из развалин и унеслись прочь, и тогда стал слышен вой малышей и свистящий хрип Хрюши.
Ральф кричал срывающимся голосом:
- Малыши! Идите все спать! Это мы дрались с теми, а теперь - спать.