Скоро он запутался; близнецы трясли головами и тыкали друг в друга пальцами под общий хохот.
Наконец Ральф перестал дуть и сел, держа рог в руке и уткнувшись подбородком в коленки. Замерло эхо, а с ним вместе и смех, и настала тишина.
Из-за блестящего марева на берег выползало черное что-то. Ральф первый увидел это черное и не отрывал от него взгляда, пока все не посмотрели туда же. Но вот непонятное существо выбралось из-за миражной дымки, и сразу стало ясно, что чернота на сей раз не только от тени, но еще от одежды. Существо оказалось отрядом мальчиков, шагавших в ногу в две шеренги и странно, дико одетых. Шорты, рубашки и прочий скарб они несли под мышкой; но всех украшали черные квадратные шапочки с серебряными кокардами. От подбородка до щиколоток каждого укрывал черный плащ с длинным серебряным крестом по груди слева и наверху с треугольным жабо. От тропической жары, спуска, поисков пищи и вот этого потного перехода под палящим небом лица у них темно лоснились, как свежепромытые сливы. Вожак отряда был облачен точно так же, только кокарда золотая. Ярдах в десяти от площадки его люди по команде встали, задыхаясь, обливаясь потом, качаясь под нещадными лучами. Сам он отделился от них, вспрыгнул на площадку в разлетающемся плаще и со света щурился в почти непроглядную темень.
- Где человек с трубой?
Ральф догадался, что после солнца ему ничего не видно.
- Человека с трубой тут нет. Это всего лишь я.
Мальчик подошел к Ральфу вплотную, сверху глянул на него и скроил недовольную мину. Вид светловолосого мальчишки с кремовой раковиной на коленях его, кажется, не впечатлил. Он сразу отвернулся, взмахнув черными полами.
- Значит, и корабля нет?
Под взметнувшимся плащом он был тощий, высокий, костлявый, из-под черной шапочки выбились рыжие волосы. Лицо, все в веснушках и складках, было противное, но не глупое. И на этом лице горели голубые глаза, в них металась досада и вот-вот могла вспыхнуть злость.
- Значит, взрослых нет?
Ральф ответил, уже ему в спину:
- У нас собрание. Присоединяйтесь.
Мальчики в плащах начали ломать строй. Высокий на них прикрикнул:
- Хор! Стоять смирно!
Устало, покорно хористы снова втиснулись в строй и, покачиваясь, стояли на солнцепеке. Кое-кто все же отважился хныкать:
- Меридью... Ну, Меридью же, ну, можно мы...
А потом один хлопнулся ничком, и строй смешался. Упавшего взгромоздили на площадку и положили. Меридью посмотрел на него пристально и не утратил выдержки.
- Ладно. Садитесь. А этот - ну его, пускай лежит.
- Но как же, Меридью...
- Он вечно в обморок падает, - сказал Меридью. - И в Аддис-Абебе, и в Гибралтаре. И на утренях плюхался прямо на регента.
Последнее замечание вызвало смешки хористов, которые черными птицами на жердочках обсели поваленные стволы и не сводили глаз с Ральфа. У них Хрюша не стал спрашивать имена. Его устрашило ведомственное превосходство и уверенная начальственность в голосе Меридью. Он притаился за Ральфом и занялся своими очками.
Меридью снова повернулся к Ральфу.
- Значит, здесь нет ни единого взрослого?
- Ну да.
Меридью тоже сел и всех обвел глазами.
- Итак, самим надо выпутываться.
Хрюша из-за плеча у Ральфа позволил себе вставить:
- Поэтому Ральф и созвал сбор. Чтобы решить, чего нам делать. Мы пока что у всех спросили, кого как звать. Вот это Джонни. Эти двое, они близнецы, Сэм и Эрик. Кто Эрик? Ты? Нет, это Сэм...
- Я Сэм...
- А я Эрик.
- Я всем предлагаю познакомиться, - сказал Ральф. - Я, например, Ральф.
- Так мы ведь уже, - сказал Хрюша. - Мы же только что спрашивали.
- Мы не младенцы, - сказал Меридью. - С какой стати мне называться Джеком? Я - Меридью.
Ральф посмотрел на него искоса. Да, это был голос человека серьезного, который знает, чего он хочет.
- Потом этот, - Хрюша уже разогнался, - ой, я забыл...
- Ты чересчур много болтаешь, - сказал Джек Меридью. - Заткнись, Жирняй.
Раздались смешки.
- Вовсе он не Жирняй, - крикнул Ральф, - его истинное имя - Хрюша!
- Хрюша!
- Хрюша!
- Ой, Хрюша!
Тут раздался настоящий взрыв хохота, хохотали все, даже самые маленькие. Смех вдруг сплотил мальчиков, и только Хрюша остался вне этого тесного дружеского кружка. Он залился краской, насупился и опять занялся очками.
Наконец смех замер и продолжалась перекличка. Был тут Морис, второй в хоре по росту после Джека, но плотней; он все время улыбался. Был тощий дичок, которого никто не знал; погруженный в себя, он скрытно держался в сторонке. Пробормотал, что зовут его Роджер, и снова умолк. Билл, Роберт, Харольд, Генри; тот мальчик из хора, который упал в обморок, теперь сел, прислонясь к пальмовому стволу, бледно улыбнулся Ральфу и назвался Саймоном.
Потом Джек сказал:
- Надо решить, как нам спасаться.
Пронесся гул голосов. Совсем маленький мальчик - Генри - объявил, что он хочет домой.
- Тише вы, - проговорил Ральф рассеянно. Он поднял рог. - По-моему, чтобы решать, сначала надо выбрать главного.
- Главного! Главного!
- Главным могу быть я, - без обиняков сказал Джек, - потому что я староста и я запеваю в церкви и до-диез могу взять.
Снова гул голосов.
- Ну и вот, - сказал Джек, - я...
Он запнулся. Черненький - Роджер - наконец-то расшевелился, он предложил.
- Давайте проголосуем.
- Ага!
- Голосуем за главного!
Выборы оказались забавой не хуже рога. Джек было начал спорить, но кругом уже не просто хотели главного, но кричали о выборах и чуть не все предлагали Ральфа. Никто не знал, почему именно его; что касается смекалки, то уж скорей ее проявил Хрюша, и роль вожака больше подходила Джеку. Но Ральф был такой спокойный, и еще высокий, и такое хорошее было у него лицо; но непостижимее всего и всего сильней их убеждал рог. Тот, кто дул в него, а теперь спокойно сидел на площадке, держа на коленях эту хрупкую красивую штуку, был, конечно, не то что другие.
- Который с раковиной!
- Ральфа, Ральфа!
- Пусть с трубой будет главный!
Ральф поднял руку, прося тишины.
- Хорошо. Кто за Джека?
С унылой покорностью поднялись руки хористов.
- Кто за меня?
Руки всех, кто не в хоре, кроме Хрюшиной, тут же взлетели вверх. Хрюша посмотрел, подумал и тоже нехотя потянул руку.
Ральф посчитал:
- Значит, главный - я.
Все захлопали. Хлопал даже хор. Лицо у Джека вспыхнуло от досады, так что исчезли веснушки. Он дернулся, хотел встать, раздумал и снова сел под длящийся грохот рукоплесканий. Ральф смотрел на него, ища, чем бы его утешить.
- Хор, конечно, остается тебе.
- Пусть они будут солдаты!
- Или охотники!
- Нет, лучше пусть...
Веснушки вернулись на лицо Джека. Ральф помахал рукой, прося тишины.
- Джек отвечает за хор. Они будут - ну кто, как ты хочешь?
- Охотники.
Джек и Ральф улыбнулись друг другу с робкой симпатией. И все затрещали наперебой.
Джек встал.
- Ладно, хор. Можете разоблачаться.
Будто их распустили с урока, мальчики повскакивали с мест, загалдели, побросали на траву плащи. Свой Джек расстелил на пальме рядом с Ральфом. Его серые шорты прилипли к телу от пота. Ральф посмотрел на них восхищенно, и, перехватив этот взгляд, Джек объяснил:
- Я гору хотел перейти, поискать воду. А тут твоя раковина.
Ральф улыбнулся и поднял рог, требуя тишины.
- Слушайте, слушайте. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Я еще не решил с чего начинать. Если это не остров, нас сразу спасут. Так что надо разобраться, остров это или нет. Все остаются здесь. Никуда не расходиться. Мы втроем - больше не надо, только запутаемся и потеряемся, - мы втроем пойдем в разведку. Пойду я, Джек и... и...
Он обвел глазами круг возбужденных лиц. Пойти рвались все.
- И Саймон.
Вокруг Саймона захихикали, и он встал, посмеиваясь. Теперь, когда обморочная бледность прошла, он оказался маленьким, щуплым, живым и глядел из-под шапки прямых волос, черных и жестких.
Он кивнул Ральфу:
- Я пойду.
- И я...
Джек выхватил из-за спины большой охотничий нож и всадил в дерево. Поднялся и замер гул.
Хрюша разволновался:
- И я пойду.
Ральф повернулся к нему:
- Ты не годишься для этого дела.
- Все равно...
- Без тебя обойдемся, - отрезал Джек. - Троих вполне достаточно.
Хрюша сверкнул очками.
- Я с ним был, когда он рог нашел. Я с ним был самый первый.
Но его слова не встретили отклика ни у Джека, ни у прочих. Все уже расходились. Ральф, Джек и Саймон попрыгали с площадки и пошли по песку, мимо бухты. Хрюша увязался следом.
- Пусть Саймон идет посередке, - сказал Ральф. - И будем через его голову разговаривать.
Трое шли в ногу. То есть Саймону, чтоб не сбиться с шага, то и дело приходилось подтягиваться. Ральф в конце концов не выдержал и оглянулся на Хрюшу.
- Послушай-ка...
Джек и Саймон стыдливо отвели глаза. И пошли дальше.
- Ну, нельзя же тебе!
Очки у Хрюши опять затуманились - на сей раз от униженья.
- Ты им сказал. Я же просил.
Он был весь красный, и у него дрожали губы.
- Я же просил, чтоб не надо.
- Да про что это ты?
- Что меня Хрюша звать. Говорил же, как хочете зовите, только чтоб не Хрюша. Просил тебя, чтоб не надо, а ты взял и сказал.
Оба примолкли. Ральф начал понимать Хрюшу, он видел, как тот обижен и огорчен. Он колебался, извиняться ли ему перед Хрюшей или обидеть еще.
- Лучше уж Хрюша, чем Жирняй, - заключил он наконец легко и откровенно, как подобает главенствующему. - Но все равно, если обиделся - прости. А теперь, Хрюша, вернись и займись именами. Делай свое дело. Ну, пока.
Повернулся и побежал догонять удалявшуюся парочку. Хрюша застыл, краска негодования медленно сползала со щек. И он побрел обратно, к площадке.
Трое мальчиков шли по песку веселыми шагами. Был отлив, и кромка закиданного водорослями берега тверда под ногами, почти как дорога. Какие-то чары опутали берег, опутали их, и, опутанные чарами, они ликовали. То и дело переглядывались, хохотали, говорили, не слушали. Все сияло кругом. Ральф, испытывая потребность подвести подо все разумную базу, встал с этой целью на голову и перекувырнулся. Когда отсмеялись, Саймон робко погладил его по руке. И снова им пришлось хохотать.