Том осветил кинжал свечкой, и камни заиграли дивным блеском, но это сверкание драгоценностей не радовало его, а лишь пуще расстраивало. "Я не стану ничего рассказывать Рокси, - решил он, - она ведь отчаянная: начнет выковыривать камни и продавать их по одному, и ее, чего доброго, арестуют, дознаются, откуда они, и тогда..."
Эта мысль повергла Тома в трепет, он поспешно спрятал кинжал, весь дрожа и украдкой озираясь, как преступник, которому кажется, что он сейчас будет пойман с поличным.
Не попытаться ли заснуть? О нет, он слишком удручен, слишком подавлен, ему не до сна. Сейчас ему необходимо чье-нибудь сочувствие. Он пойдет поделится своим горем с Рокси.
Откуда-то донеслось несколько пистолетных выстрелов, но в здешних местах это было не в диковину и не произвело на Тома никакого впечатления. Он вышел черным ходом и направился в западную сторону. Миновав владения Вильсона и шагая дальше по переулку, он вдруг заметил какие-то фигуры, направлявшиеся к дому Вильсона со стороны пустырей. Это были дуэлянты, возвращавшиеся с поединка, и Тому показалось, что он узнал их; но сейчас он не искал общества белых людей и потому притаился за забором, пока они не прошли.
Рокси была в отличном расположении духа.
- Где ты был, мальчик? - спросила она. - А я думала, ты тоже участвуешь.
- В чем?
- В дуэли.
- В какой дуэли? Что, разве была дуэль?
- Ну да! Старый судья дрался с одним из этих близнецов.
- Боже милостивый! - воскликнул Том, а про себя подумал: "Так вот почему он написал новое завещание! Побоялся, что его убьют, и потому так раздобрился! Теперь я понимаю, что за важные дела были у него с Говардом. О, если только этот иностранец убил его, тогда я, слава богу, избавлен от..."
- Что ты там бормочешь, Чемберс? Где ты пропадал? Разве ты не знал, что будет дуэль?
- Ничего я не знал. Старик хотел заставить меня стреляться с графом Луиджи, но я не согласился, так он, видно, сам решил спасти фамильную честь.
Эта мысль показалась ему смешной, и он стал в подробностях пересказывать свой разговор с дядей: как старик не мог прийти в себя от стыда и ужаса, узнав, что в семье у него завелся трус. Покончив с рассказом, Том взглянул на мать - и тут и сам почувствовал ужас. Грудь Роксаны бурно вздымалась от еле сдерживаемого волнения, глаза метали молнии, лицо выражало безграничное презрение.
- И ты отказался драться с человеком, который дал тебе пинка? Да ты бы должен обрадоваться такому случаю показать себя! И у тебя хватило духу прийти сюда и рассказывать это мне! Подумать только, что я родила на свет такую дохлятину, такого подлого труса! Да мне на тебя глядеть тошно! Это в тебе негр заговорил, вот что! Ты на тридцать одну часть белый и только на одну часть негр, но вот этот-то малюсенький кусочек и есть твоя душа. Такую душонку нечего спасать - поддеть на лопату и кинуть на помойку, и того она не стоит! Ты опозорил свой род! Что сказал бы о тебе твой папаша? Он небось в гробу переворачивается!
Последние три фразы привели Тома в бешенство, и он подумал, что если бы только папаша был жив и его можно было бы прирезать, он как благодарный сын живо показал бы матери, что довольно ясно представляет себе размеры своей задолженности этому человеку и готов оплатить ее сполна, даже с риском для собственной жизни. Однако Том не стал высказывать вслух свои рассуждения, решив, что так будет для него безопаснее, принимая во внимание настроение матери.
- В толк не возьму, что сталось с кровью Эссексов, которая в тебе! А в тебе ведь не только кровь Эссексов, но и других господ поважнее, куда поважнее! Мой прапрапрадед, а твой, значит, прапрапрапрадед был капитан Джон Смит, самый знатный господин в старой Виргинии, а его прапрапрабабка, или кем там она ему приходилась, была индейская царица Покахонтас{392}, жена черного африканского царя, а ты, такой-сякой негодяй, испугался дуэли и опозорил весь наш род, как самая последняя собака! Это все твоя негритянская кровь виновата!
Рокси присела на ящик из-под свечей и погрузилась в задумчивость. Том не стал нарушать ее: если ему иногда и не хватало благоразумия, то все же не при таких обстоятельствах. Буря в душе Роксаны понемногу стихала, но далеко еще не улеглась, и, хотя уже казалось, что она миновала, вдруг раздавались отдаленные раскаты грома, то есть сердитые восклицания такого рода:
- В нем мало чего от негра. Даже по ногтям не признаешь. А вот душа-то черная! Да, сэр, на душу хватило! - пробормотала она в последний раз, и лицо ее стало очищаться от туч, к удовольствию Тома, который достаточно изучил ее характер, чтобы знать, что сейчас выглянет солнце.
Том заметил, что Рокси то и дело машинально щупает кончик своего носа. Он пригляделся попристальнее и спросил:
- Странно, маменька, у тебя содрана кожа с кончика носа. Отчего бы это?
Рокси разразилась тем добродушным смехом, каким господь бог в своей премудрости наградил в раю счастливых ангелов, а на земле - одних только обиженных жизнью, несчастных черных рабов.
- Да прах ее возьми, эту дуэль, - сказала она, - это я там заработала.
- Боже милостивый, неужто от пули?
- А то от чего же?
- Ну и ну! Как же это случилось?
- А вот как. Сижу я здесь, даже вздремнула в темноте, вдруг слышу: "пиф-паф" - вон с той стороны. Я бегу на тот конец дома поглядеть, что там делается, подбегаю к окну, что напротив дома Простофили, - знаешь, которое не запирается... ну да хотя все они не запираются, - стою в темноте и выглядываю. От луны на дворе светло, и вижу, прямо под окном присел один из близнецов и ругается - не так чтоб очень громко, но все-таки ругается. Это был братец-брюнет, - он был ранен в плечо, потому и ругался. Доктор Клейпул, вижу, что-то с ним делает, Простофиля Вильсон помогает, а старый судья Дрисколл и Пем Говард стоят в сторонке и ждут, когда те будут опять готовы. Ну, они тут раз-два все сделали, потом что-то крикнули, и пистолеты опять "пиф-паф" - и брюнет как охнет! В руку ему, что ли, попало, а пуля - "цок" под мое окно. Потом еще раз выстрелили, близнец только успел опять "ох" крикнуть: ему досталось по щеке, а пуля - ко мне в окошко и царапнула меня по носу; стой я хоть на дюйм-полтора ближе, и вовсе бы нос оторвало, была б твоя мать уродом. Вот она, пуля-то, я ее нашла.
- Неужели ты все время там стояла?
- А то нет? Спрашиваешь тоже! Что, мне каждый день выпадает случай дуэль посмотреть?
- Да ты же была на линии огня! И не струхнула?
Рокси презрительно ухмыльнулась:
- Струхнула? Смиты-Покахонтасы никогда не трусят и пули не испугаются.
- Да, храбрости у них, видимо, хватает; вот чего не хватает, так это разума. Я не согласился бы там стать.
- Ты-то? Да уж куда тебе!
- Кто же еще был ранен?
- Да все мы, пожалуй. Целы и невредимы остались только близнец-блондин, доктор да секунданты. Судью-то, правда, не ранило, но клок волос у него выдрало - я слыхала. Простофиля Вильсон говорил.
"Господи! - подумал Том. - Что бы счастью случиться! Теперь останется он жить, все обо мне узнает и долго размышлять не будет: продаст меня работорговцу". А вслух промолвил мрачно:
- Мать, мы попали в ужасную беду.
Роксана едва не задохнулась.
- Сынок! Что это ты вечно меня пугаешь? Какая еще там новая беда стряслась?
- Видишь ли, я не успел тебе рассказать. Когда я отказался от дуэли, он разорвал свое второе завещание и...
Роксана побелела, как полотно, и воскликнула.
- Ну, теперь тебе крышка! Конец! Придется нам с тобой с голоду помирать!..
- Да помолчи, выслушай до конца! Все-таки, когда он решил сам стреляться на дуэли, он, наверно, испугался, что его могут убить и он не успел простить меня на этом свете; тогда он составил новое завещание, я сам его читал, и там все в порядке. Но...
- Слава богу, значит, мы с тобой опять спасены! Спасены! Так зачем же ты явился сюда и нагоняешь на меня страх?
- Да погоди ты, дай договорить! Что толку в завещании, если все мои кредиторы сразу явятся... Ты же понимаешь, что тогда будет!
Роксана уставилась в пол. Ей нужно посидеть одной и все это хорошенько обдумать.
- Послушай, - проговорила она внушительно, - ты должен быть теперь все время начеку. Он уцелел, и если ты хоть самую малость его прогневишь, он опять порвет завещание, - и уж это будет наверняка в последний раз, так и знай! Ты должен за это время показать себя с самой лучшей стороны. Будь кротким, как голубь, и пусть он это видит; лезь из кожи вон, чтоб он тебе поверил. Ухаживай за старой тетушкой Прэтт: она ведь вертит судьей, как хочет, и тебе лучший друг. А потом уезжай в Сент-Луис, тогда он тебя еще больше полюбит. А как приедешь туда, тотчас обойди своих кредиторов и сторгуйся с ними. Скажи им, что судья не жилец на этом свете - это же правда, - и пообещай им проценты, большие проценты, ну там, скажем, десять, что ли...
- Десять процентов в месяц?
- А ты что думал? Ясно. И начинай помаленьку сбывать свои вещички и плати из этого проценты. На сколько, думаешь, тебе хватит?
- Пожалуй, месяцев на пять, может, на полгода.
- Что ж, и то хлеб! Если он не помрет за эти полгода, тоже ничего, положись на святое провидение. Все будет в порядке, только веди себя хорошо! - Она окинула его строгим взглядом и добавила: - И ты будешь вести себя хорошо, ты теперь понял, правда?
Том рассмеялся, заверив ее, что так или иначе решил постараться. Но Рокси была неумолима.
- Стараться - это что! - заявила она строго. - Нет, уж ты изволь исправиться! Смотри и булавки не тронь - это тебе теперь опасно! Беги от дурной компании, забудь, что ты с ней знался! Вина в рот не бери! Зарекись играть в карты! Он "постарается", ишь ты! Нет, ты делом докажи! Помни: я за тобой буду следить! Сама приеду в Сент-Луис, заставлю каждый божий день приходить и рассказывать, как ты мой наказ выполняешь, а если нарушишь его вот хоть настолько, клянусь богом, сразу прикачу сюда и расскажу судье, что ты черномазый и раб, и документ предъявлю! - Она сделала паузу, чтобы ее слова поглубже проникли в его сознание, потом спросила: - Чемберс, ты веришь, что я не шучу?