Смекни!
smekni.com

Простофиля Вильсон (стр. 25 из 29)

То, что на месте преступления нашли это оружие, сильно смущало Вильсона. Еще неделю тому назад он готов был поверить вместе с остальными, что Луиджи по-прежнему владеет кинжалом, хоть и заявил о его пропаже. Но вот факт налицо: кинжал оказался здесь, и оба брата рядом. Большинство местных жителей считало, что близнецы старались всех околпачить баснями о мнимой краже кинжала. Теперь каждый из них с торжествующим видом восклицал: "А что я говорил?!"

Если бы на рукоятке кинжала были отпечатки их пальцев... Да что говорить, когда это явно не их отпечатки, - Вильсон готов был дать голову на отсечение!

Что касается Тома Дрисколла, то его Вильсон не подозревал по ряду причин. Вильсон считал, что, во-первых, Том слишком труслив; во-вторых, если бы он даже был способен на убийство, то не избрал бы своей жертвой ни собственного благодетеля, который его обожал, ни другого близкого родственника; в-третьих, он не сделал бы этого из эгоистических соображений, ибо при жизни старика был щедро им обеспечен и мог надеяться, что завещание еще будет восстановлено в его пользу. Правда, теперь стало известно, что завещание было и так восстановлено, но Том же этого не знал! Уж если бы знал, то, при своей болтливости и неумении хранить секреты, непременно рассказал бы это Вильсону. И наконец самое главное: когда было совершено убийство, Том находился в Сент-Луисе и узнал о нем на следующее утро из газет, что явствовало из телеграммы, которую он послал тетушке. Все это были скорее смутные ощущения, чем оформленные мысли, ибо Вильсон поднял бы на смех всякого, кто заподозрил бы Тома в убийстве судьи Дрисколла.

Дело близнецов Вильсон считал безнадежно проигранным. Рассуждал он так: если соучастник не будет найден, премудрый суд присяжных штата Миссури несомненно приговорит их к повешению; но если даже соучастник обнаружится, то и это не поможет делу: просто шериф вздернет еще одного человека. Вот если бы нашелся действительный убийца, преследовавший собственную цель, - это спасло бы близнецов; но такая возможность, по-видимому, исключалась. И все-таки Вильсон решил продолжать поиски человека, оставившего отпечатки пальцев на кинжале. Пусть близнецы не виновны в убийстве, но если убийца не будет найден, их осудят как виновных.

Вильсон ходил угрюмый, день и ночь думал и гадал, но так ни до чего и не додумался. Стоило ему увидеть какую-нибудь незнакомую девушку или женщину, он под любым предлогом старался получить у нее отпечатки пальцев, но каждый раз вздыхал, сравнивая их с отпечатками на кинжале.

Что касается Тома, то он клялся, что понятия не имеет ни о какой таинственной девушке и ни на ком не замечал такого туалета, какой описывал Вильсон... Что греха таить, он не всегда запирал свою комнату на ключ, и слуги тоже, заявлял он, по временам забывали запирать наружные двери, но все же вряд ли эта особа так уж часто могла проникать в их дом: неужто ее бы не заметили?! Когда Вильсон высказал предположение о какой-то связи между ее появлением и совершенными в городе кражами, - а вдруг она была соучастницей старухи или сама рядилась в старушечье платье? - Том сделал удивленное лицо и с притворным жаром пообещал, что будет теперь зорко следить, хотя, конечно, эта особа или особы, если их несколько, не настолько глупы, чтобы снова совать нос в город, где жители долго еще будут начеку.

Весь город жалел Тома, который притих и казался убитым горем. Отчасти он, конечно, играл роль, но было здесь и нечто другое. Нередко, лежа ночью с открытыми глазами, он видел перед собой своего мнимого дядю таким, каким видел его в ту роковую ночь; этот же образ преследовал его и во сне. Он не мог заставить себя войти в комнату, где произошла трагедия. Это еще больше подкупило боготворившую его миссис Прэтт, которая начала говорить, что она "впервые по-настоящему поняла", какой чувствительной и тонкой натурой является ее драгоценный племянник и как он обожал своего несчастного дядюшку. ГЛАВА XX

УБИЙЦА ПОСМЕИВАЕТСЯ

Даже самые ясные и несомненные косвенные улики

могут в конце концов оказаться ошибочными, поэтому

пользоваться ими следует с величайшей

осторожностью. В качестве примера возьмите любой

карандаш, очиненный любой женщиной: если вы

спросите свидетелей, они скажут, что она это делала

ножом, но если вы вздумаете судить по карандашу, то

скажете, что она обгрызала его зубами.

Календарь Простофили Вильсона

Однообразно потянулись недели; никто из друзей не посещал заточенных в тюрьму близнецов, кроме их адвоката да еще Пэтси Купер; но вот настал наконец день суда - самый мрачный день в жизни Вильсона, ибо, несмотря на все его неутомимые старания найти следы исчезнувшего соучастника, тот как в воду канул. Словом "соучастник" Вильсон давно уже стал называть некое неизвестное лицо, хотя далеко не был убежден в правильности этого термина. Все-таки, если он был их соучастником, почему же тогда близнецы не последовали его примеру и не бежали, как он, а остались возле трупа убитого, чтобы быть схваченными на месте?

Разумеется, зал суда был битком набит, и следовало предполагать, что так и будет до конца процесса, ибо не только в городе, но и на много миль вокруг все только о нем и говорили. Миссис Прэтт в глубоком трауре и Том с черным крепом на шляпе занимали места рядом с Пемброком Говардом, который выступал в роли прокурора, а позади разместились бесчисленные друзья их семьи. На стороне же близнецов оставался только один-единственный человек - их участливая, сострадательная старушка хозяйка. Она сидела возле Вильсона и казалась воплощением доброжелательства, чем немало его подбадривала. В "негритянском углу" можно было видеть Чемберса и Рокси - она была в хорошем платье, и в кармане у нее лежал документ о выкупе. Это было ее самое главное богатство, с которым она не расставалась ни днем, ни ночью. Вступив во владение наследством, Том назначил ей ежемесячную пенсию в тридцать пять долларов, причем не мог удержаться, чтоб не заметить вслух: "Спасибо близнецам, что они сделали нас с вами богатыми!" Но Рокси так возмутилась, услышав подобные речи, что Том уже больше их не повторял. Подумать только, негодовала Рокси, покойный судья обращался с ее ребенком в тысячу раз лучше, чем тот заслуживал, и сама она никогда не слышала от него дурного слова! Да она готова растерзать этих злодеев чужеземцев - такого человека убили! И она не успокоится, пока не увидит их на виселице! Она будет здесь, в суде, до самого конца и, как только прочитают решение, во всю глотку закричит "ура!", - пускай ее в тюрьму сажают за такое поведение хоть на целый год! Она тряхнула головой, повязанной платком, и прибавила:

- Когда их приговорят, я подскочу до потолка от радости!

Пемброк Говард произнес довольно краткую обвинительную речь. Он заявил, что собирается доказать при помощи цепи косвенных улик, ни одно звено которой не нарушено, что обвиняемый совершил это убийство, и совершил его отчасти из мести, а отчасти из желания обезопасить собственную жизнь, и что его брат, присутствуя при этом, стал соучастником наиболее подлого из всех известных человечеству злодеяний - убийства; что только самая черная душа могла замыслить и только самая трусливая рука - осуществить это злодеяние; что убийца разбил сердце преданной сестры, отнял счастье у юного племянника, которого покойный любил, как родного сына, и поверг город в скорбь и печаль. Пемброк Говард требовал самой суровой кары для преступников и не сомневался, что эта кара будет к ним применена. Остальные доводы он приберег для своей заключительной речи.

Прокурор сел, растроганный собственным красноречием, и вся публика в зале была тоже растрогана, некоторые женщины - в том числе и миссис Прэтт - плакали, и не одна пара глаз была с ненавистью устремлена на несчастных подсудимых.

Один за другим выступали свидетели обвинения, которых допрашивали очень обстоятельно. Но Вильсон не стал задерживать их и устраивать перекрестный допрос. Он понимал, что его подзащитным это пользы не принесет. Публика жалела Простофилю: ему, как начинающему адвокату, этот процесс не обещал славы.

Несколько свидетелей показали под присягой, что судья Дрисколл говорил в своей публичной речи, что близнецы отыщут потерянный кинжал, если им понадобится кого-нибудь убить. Это было известно и раньше, но сейчас прозвучало как роковое пророчество, и по притихшему залу, потрясенному пересказом этих страшных слов, пронесся взволнованный шепот.

Тут поднялся прокурор и заявил, что в день смерти судьи Дрисколла ему довелось с ним беседовать, и он узнал следующее: адвокат обвиняемых принес ему вызов на дуэль от лица, судимого ныне за преступление, но мистер Дрисколл не принял вызова, мотивируя свой отказ тем, что этот человек - убийца, однако многозначительно добавил: "Я не хочу встречаться с ним на поле чести", давая этим понять, что при других обстоятельствах он к его услугам. По всей вероятности, тот, кому ныне предъявлено обвинение в убийстве судьи, был предупрежден, что при следующей встрече он должен убить мистера Дрисколла, в противном случае судья убьет его. Если адвокат подсудимых подтверждает это заявление, прокурор согласен не требовать у него свидетельских показаний по этому вопросу. Мистер Вильсон заявил, что ничего не опровергает. В зале шепот: "Дело принимает плохой оборот для обвиняемых".

Миссис Прэтт, допрошенная в качестве свидетельницы, заявила, что криков брата она не слышала и не знает, что ее разбудило, вернее всего, чьи-то поспешные шаги, приближавшиеся к дому. Она вскочила с постели и в чем была поспешила в прихожую; услышав, что кто-то взбегает по парадной лестнице, она побежала следом. В гостиной она увидела подсудимых, стоящих над ее убитым братом. (Тут ее голос прервался, и она разрыдалась. Волнение в зале.) Продолжая свои показания, миссис Прэтт заявила, что следом за ней в гостиную вошли мистер Роджерс и мистер Бэкстон.