Профессор кафедры уголовного права МГЮА, доктор юридических наук Л.В. Иногамова-Хегай не нашла явных противоречий между российским законодательством и Римским статутом, которые не позволяли бы имплементировать основные положения материально-правового и процедурного характера. Так, среди общеуголовных преступлений все элементы, составляющие международные преступные деяния по Римскому статуту, в принципе имеются и, следовательно, наказуемы по УК РФ. Вполне разрешимы конституционные и статутные противоречия в части экстрадиции и передачи граждан. Но в конечном счете должна быть четко выражена политическая воля руководства нашего государства относительно ратификации Римского статута.
Преподаватель кафедры прав человека и международного права Московского университета МВД России кандидат юридических наук С.А. Грицаев сделал доклад на тему "Плюсы" и "минусы" ратификации Римского статута Международного уголовного суда в Российской Федерации"[60]. В числе плюсов он выделил: возможность преодолеть безнаказанность за совершение международных преступлений; использование закрепленных в Римском статуте международно признанных стандартов прав и свобод человека; улучшение имиджа страны на международной арене; обновление национального отраслевого законодательства в соответствии с прогрессивными положениями Римского статута; возможность преследовать международные преступления в случае их совершения за пределами России и др. Было также отмечено, что в выступлениях противников Римского статута[61] часто указывается на некую непреодолимую несовместимость его положений с Конституцией РФ и российским законодательством, заявляется об отсутствии уголовно-правовой и криминологической необходимости распространения юрисдикции международной уголовной юстиции, отмечается, что у нашей страны нет финансовых возможностей быть полноправным участником Статута.
С.А. Грицаев подчеркнул неуместность прямых аналогий между МУС и ad hoc трибуналами, так как МУС учрежден на основе международного договора, подконтролен Ассамблее государств-участников, осуществляет юрисдикцию на основе принципа дополнительности, имеет независимого Прокурора, основан на жестком профессиональном отборе судей, финансируется всеми государствами-участниками, а не преимущественно США, как в случае с Международным уголовным трибуналом для бывшей Югославии. Был также подвергнут критике такой нелогичный аргумент противников Римского статута, как отсутствие у России заинтересованности и прямых выгод в деятельности МУС. Нашу страну не могут не тревожить массовые международные преступления во все более интегрирующемся и глобализирующемся мире.
Первый секретарь Правового департамента Министерства иностранных дел РФ С.Ю. Кузьменков представил доклад на тему "Преступление агрессии: международно-правовое определение"[62]. Он как член российской делегации принимает участие в работе спецгруппы по агрессии, которая должна представить согласованную позицию государств за 12 месяцев до начала Конференции по обзору Римского статута (конец 2009 - начало 2010 г.).
С.Ю. Кузьменков охарактеризовал перспективы принятия универсального определения преступления агрессии для целей МУС. В спецгруппе сложилось два подхода к описанию объективной стороны этого преступления: 1) монистический подход, который предполагает детальное описание в одной статье индивидуального поведения субъекта преступления, включая виды соучастия (отдача приказа или активное участие в планировании, подготовке, развязывании и осуществлении акта агрессии); 2) дифференцированный подход, который предполагает включение в определение только описания поведения главного исполнителя, а деятельность соучастников преступления охватывается Общей частью Римского статута (п. 3 ст. 25). Весьма проблематичным остается вопрос об условиях осуществления юрисдикции МУС в отношении преступления агрессии. Все пять постоянных членов Совета Безопасности ООН сходятся в одном - МУС будет правомочен возбуждать дело по агрессии только с прямого согласия Совета Безопасности ООН в соответствии со ст. 39 Устава ООН. Некоторые выступают за предоставление такого права Генеральной Ассамблее ООН или даже Международному суду.
В заключение С.Ю. Кузьменков, выступая одновременно как представитель МИД РФ и член делегации Российской Федерации на Ассамблее государств - участников Статута, пояснил официальную позицию российского внешнеполитического ведомства по вопросу о присоединении к МУС[63]. Он отметил, что необходимо подходить к этому вопросу взвешенно, отслеживая начавшуюся практическую деятельность МУС и делая соответствующие выводы об особенностях его функционирования по первым реальным судебным делам. Постепенно существующие в нашей стране политические соображения осмотрительности применительно к МУС будут преодолены. Не последнюю роль в этом может сыграть достижение компромисса между российской делегацией и делегациями других стран по определению преступления агрессии.
Начальник кафедры уголовного процесса Военного университета Министерства обороны РФ кандидат юридических наук И.Ю. Белый посвятил свое выступление[64] военным преступлениям по Римскому статуту МУС и УК РФ. Статутные конструкции военных преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС (71 состав преступления), основаны на уголовно-правовой доктрине деятеля, исполнителя преступления (как в УК Франции), а не на концепции наказания конкретного деяния (как в УК РФ). В "Элементах преступлений" (ICC-ASP/1/3 (Part II-B)) от 9 сентября 2002 г. намечены подходы к правильной квалификации военных преступлений, составы которых закреплены в описательных диспозициях следующим образом: деяние - последствия - обстоятельства совершения и по необходимости элементы субъективной стороны. Дополнительные квалифицирующие признаки военных преступлений указаны в своеобразной вводной части ст. 8 Статута: деяния совершаются в период вооруженного (международного или внутреннего) конфликта, виновное лицо обязано осознавать, что оно участвует в этом вооруженном конфликте и совершает деяние в связи с ним. Если проводить аналогию с нормой, закрепленной ст. 356 УК РФ, то следует признать саму конструкцию этой нормы не совсем адекватной положениям ст. 8 Статута и нормам Женевского права. В российском законодательстве установлена обязанность военнослужащих знать и неукоснительно соблюдать общепризнанные международно-правовые принципы и нормы в части правил ведения военных действий, обращения с ранеными, больными, военнопленными и гражданским населением в районе боевых действий.
Доцент МГИМО (У) МИД РФ, кандидат юридических наук А.А. Малиновский сделал доклад на тему "Проблемы имплементации Римского статута в Общую часть УК РФ"[65]. Имплементационное законодательство ФРГ дает блестящий образец того, как можно, взяв за основу международно-правовой акт, сделать его национально-правовую версию лучше и прогрессивнее. По мнению докладчика, для нашей страны Римский статут должен послужить импульсом реформирования российского уголовного права. Так, в УК РФ не включены нормы о юридической и фактической ошибке, которые содержатся в ст. 32 Статута и позволяют избегать объективного вменения. К обстоятельствам, исключающим ответственность, относится, в частности, психическое заболевание или состояние интоксикации, которое лишает возможности осознавать противоправность или характер поведения или сообразовывать действия с требованиями закона (п. "a" и "b" ст. 31 Статута). В то же время состояние невменяемости имеет свои особенности в части доказывания при совершении тяжких военных преступлений. Следовательно, в этой части вряд ли стоит буквально воспроизводить положения Статута. В то же время нуждается в национально-правовой инкорпорации такое обстоятельство освобождения от ответственности, как выполнение приказа правительства или начальника, военного или гражданского, если лицо не знало, что приказ был незаконным, и этот приказ не был явно незаконным (ст. 33 Статута).
Доцент кафедры юридических и социально-экономических дисциплин Академии ФСБ России, доктор юридических наук Н.Г. Михайлов выступил с докладом "Некоторые подходы государств к сотрудничеству с Международным уголовным судом"[66]. В ряде стран регламентация основных аспектов сотрудничества осуществляется одним либо несколькими нормативно-правовыми актами. В частности, в Швеции общие вопросы сотрудничества с МУС регулируются Законом о сотрудничестве с Международным уголовным судом от 8 мая 2002 г. Вместе с тем применяются также нормы следующих Законов: об экстрадиции правонарушителей 1957 г., о международной правовой помощи в области уголовного правосудия 2000 г., о международном сотрудничестве при исполнении приговоров по уголовным делам 1972 г. и др. В Австралии действует Закон о Международном уголовном суде 2002 г., отдельные нормы которого представляют несомненный практический и научный интерес. Это: выполнение просьб МУС об аресте и передаче лиц под его юрисдикцию; требования к документации и оформлению ордеров; условия санкционирования Генеральным прокурором ареста; процедура habeas corpus; разрешение коллидирующих просьб, поступивших из МУС и от государства - участника Статута; передача лица в случае, когда совершенное им деяние уже было расследовано в Австралии и принято решение прекратить судебное преследование; порядок зачета срока содержания лица под стражей в Австралии в связи с его передачей Суду.